Берлибаев Б.Т.

Казахский Национальный педагогический университет имени Абая

г. Алматы, Казахстан

ИСТОРИЧЕСКИЕ КОРНИ ОРХОНО-ЕНИСЕЙСКИХ ПАМЯТНИКОВ В ГЕНЕЗИСЕ ТЮРКОЯЗЫЧНЫХ НАРОДОВ

Одним из родников становления и развития исторического сознания казахского народа были орхоно-енисейские памятники. В истории они также известны как рунические знаки – «Сибирское письмо», а в нынешней казахстанской историографии принято использовать понятие «древнетюркское письмо».

Рунические знаки («древнетюркское письмо») были известны на Руси и в Европе еще со времен Петра I, но были не достаточным образом раскрыты.

Древнетюркское письмо было открыто в долине Енисея в 20-х г.г. XVII века немецким ученым, состоявшем на службе у Петра I Д.Миссершмидтом и сопровождавшем его пленным – шведским офицером И.Страленбергом. Именно они ввели понятие «руническое письмо», в связи с его сходством со скандинавскими руническими текстами. В свою очередь, это название оказалось удобным и впоследствии закрепилось в науке.

Знаки срисовывали, составляли каталоги, собрания надписей, издавали и в России, и за ее пределами, но подлинное открытие состоялось только в 1889 году, когда историк Н.М.Ядринцев обнаружил на берегу реки Орхон около озера Кошо-Цайдам (Мон­голия) остатки грандиозного мемориального сооружения. Каменные изваяния тянулись от развалин на три километра, было их около двухсот. В центре высилась стела, сплошь покрытая руническими знаками и увенчанная драконами.

Открытие Н.М.Ядринцева, обилие предварительных материалов, проникновение в жизнь древних тюрков, светлая удача – все это позволило профессору Копенгагенского университета Вильгельму Томсену расшифровать древнетюркское письмо, а В.В.Радлову сделать первые научные переводы текстов на стелах в честь брата великого хана – полководца Кюль-тегина и мно­голетнего мудрого советника тюркских ханов — Тоньюкука. (1, 202)

Тексты каменных книг повествуют об истории возникновения и о жизни Второго восточнотюркского каганата – государства древних тюрков (679–734 гг. новой эры) с границами, включающими в себя Северную Монголию, Забайкалье, верховья Енисея, Алтай. На западе каганат простирал свою власть до Тараза и Исфиджаба (Шымкент).

В 630–682 гг. Восточнотюркский каганат практи­чески не существовал как самостоятельное государство. В 679 г. тюрки восстали против китайского владычества. Восстание было подавлено, но один из вождей – Кутлуг (будущий каган Ильтериш) с горсткой воинов бежал в горы и продолжил борьбу, отряд стремительно рос. Благодаря им начался бурный процесс возрождения и воссоединения, стойкого сопротивления и успешной борьбы. В результате – волей кагана Ильтериша, мудростью его советника Тоньюкука, мужеством полководцев и первого из них – Капагана – тюрки вышли из-под полувековой власти Китая.

Для понимания текстов нелишне будет привести крат­кую генеалогию каганов.

старший брат

Ильтериш-каган

ум. 691

его сыновья

Кюль-тегин (685-731)

Бильгя-каган (684-734)

 

младший брат

Капаган-каган

ум. 716

его сыновья

Бёгю-каган

Инэль

оба убиты Кюль-тегином в 716 г.

 

В сороковые годы седьмого столетия наступает закат и конец Второго восточнотюркского каганата. Государство рушится под ударами уйгуров.

Памятники орхоно-енисейской письменности дали науке бо­гатейший материал, послужив основой для изучения истории этнической и политической консолидации, экономики, этнографии и лингвистики тюркоязычных народов Южной Сибири и Средней Азии. Образцы «каменных» надписей привлекли пристальное внимание представителей исторической науки и лингвистов-тюркологов. (2)

Ни одна значительная работа по истории и древней культуре народов этого региона по конкретному тюркскому языку не обходится без привлечения уникальных письмен с берегов Енисея и Орхона. При изучении же истоков и закономерностей развития художественно-словесных традиций тюркоязычных народов долгое время ограничивались отдельными комментариями и замечаниями, что особенно заметно было на фоне тех больших исследований, которые проводились советскими тюркологами в области историографии и прикладной лингвистики.

В силу обстоятельств, требовавших быстрейшей расшифровки текстов, тщательного и кропотливого уточнения семантики надписей, вопросы фольклоризма этих надписей как бы отодвигались на будущее. Но они все же вставали сами собой из-за необходимости более точной историко-социальной интерпретации текстов с учетом их смысловых и экспрессивных оттенков, оценки создателями надписей конкретных политических событий эпохи.

Привлечение материалов орхоно-енисейских текстов специалистами по тюркскому стихосложению свидетельствует  о признании художественно организованной  структуры  «каменных» надписей. Наблюдения над художественной  спецификой памятников можно встретить и в работах  сугубо  исторического  и лингвистического характера. А. Н. Бернштам, исследуя в памятниках отражение социально-экономических отношений древних тюрок, отмечал, что надписи представляют собой  своеобразные летописи и эпитафии и что в части, затрагивающей  предшествующий (времени установки памятников)  период,  имеют  несколько легендарный, эпический характер. (3, 31) Исследователь заинтересовался их художественными особенностями и стремился обнаружить в них устно-письменные истоки киргизской литературы, сделав ряд стилизованных переводов отдельных надписей. (4, 79-84)

В литературоведческих работах М.А.Ауэзова и М.И.Богдановой (5), относящихся к устной поэзии киргизского народа и касающихся фольклорных традиций в тюркских литературах, отчетливо проявилось стремление осмыслить тексты «каменных» надписей как художественное явление и определить истоки словесного творчества народов Сибири и Средней Азии. К сожалению, в дальнейшем такая направленность изысканий несколько ослабла.

Между тем очевидно, что изучение подобных памятников, представляющих значительное историко-культурное явление, требует постановки и более специфических проблем, связанных, скажем, с историческими конями этих памятников в генезисе тюркоязычных народов. Именно язык рунических надписей в VIII–X вв. был единообразным литературным языком, которым пользовались различные тюркские племена, говорившие на своих языках и диалектах – огузы, уйгуры, киргизы, кимаки, кипчаки. Общий письменный литературный язык рунических надписей обладал стилистическим единообразием и устойчивостью образных средств, наиболее богато представленных в орхонских текстах. Общность языка и литературного канона всех рунических надписей указывает на тесные культурные связи древнетюркских племен и делает беспочвенными попытки рассмотрения памятников как языкового и литературного наследия какого-либо одного народа.

Орхоно-енисейские памятники являются историческими явлениями казахского народа, который начинал свою пиcьменную историю в VII веке, именно с них. Именно эти письменные источники доказывают, что нельзя употреблять в науке термин «номад», под которым скрываются такие слова как «тупой», «дикий», «головорез», «палач». К сожалению, слово «номад» многие столетия учеными подразумевалось как «кочевники», недооценивая национальные особенности тюрков, хотя кочевой образ жизни был всего лишь частью хозяйственного характера. Поэтому, на наш взгляд, многие годы историки привыкли повторять и навязывать особые заслуги чужих народов на влияние оседлости тюрков. Это рассуждение неверно, так как нынешние археологические исследования раскрывают историю городов тюрков в Средней Азии, которая длится более 2000 лет, их значимость, существование оседлости в обществе (6, 11-12).

Между тем, если раньше исследованием орхоно-енисейских памятников занимались в основном европейцы, то в настоящее время они представляют огромный интерес для тюркоязычных тюркологов, среди которых особо следует выделить специалиста в области исследования старинно-китайских и старинно-уйгурских языков, историка Тилеуберды Абенайулы, проживающего в КНР. В ходе исследований орхоно-енисейской письменности он приходит к следующему выводу: текст надписи в честь Кюль-тегина, написанный мастерами, прибывшими с послами царя Табгаша Тан шуан-зуна, происходившего из Танской династии, был написан на тюркском языке, в основе которого лежит старинно-китайская письменность. В наличии у Т.Абенайулы имеется перевод надписи памятника Кюль-тегина с китайского текста, на основании чего он создал букварную таблицу тюрков. Он убежден в том, что раскрытие секрета китайской письменности возможно непосредственно путем глубокого знания тюркского языка. (7)

Таким образом, явлениями имеющими большое историческое значение оценивается возникновение не только жанра устных этнических произведений, но и письменных памятников, запечатлевших героическую историю народа в пределах длительного исторического периода. В них можно найти сходство героического устно-бытовавшего эпоса тюркских народов.

 

Литература:

1. Орхонские надписи. Кюль-Тегин, Бильге-каган, Тонюкук. Международный клуб Абая. – Семей, 2001.

2. В.В.Радлов, П.М.Мелноранский, В.В.Бартольд, С.Е.Малов, А.Н.Бернштам, С.В.Киселев, Л.А.Евтюхова, А.Н.Кононов, Н.А.Баскаков, Е.И.Убрятова, А.М.Щербак, И.В.Стеблева, Л.В.Кызласов, С.Г.Кляшторный, А.Д.Грач, С.И.Вайнштейн и др.

3. Бернштам А.Н. Социально-экономический строй орхоно-енисейских тюрок VI–VIII веков: Восточно-тюркский каганат и кыргызы. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1946.

4. Бернштам А.Н. Истоки киргизской литературы. – Фрунзе, 1945.

5. Ауэзов М.А. Киргизская героическая поэма «Манас». – В кн.: Киргизский героический эпос «Манас». – М.: Изд-во АН СССР, 1961; Богданова М.И. Киргизская литература. – М.: Советский писатель, 1947.

6. Шәлекенов У.Х. Түріктердің отырықшы өркениеті. – Алматы: Қазақ университеті, 2003.

7. Газета «Айқын». – 45(741). – 14 наурыз. – 2007.