Муравьёва Н.М.

Борисоглебский государственный педагогический институт

Символика цвета у М. Шолохова и С. Есенина (на материале романа-эпопеи «Тихий Дон» и повести «Яр»)

Верой в единство природы и человека обусловлено сходство стилистических приёмов, изобразительных средств, а также некоторых особенностей повествовательных структур романа-эпопеи «Тихий Дон» М. Шолохова и повести «Яр» С. Есенина. Близость художественных миров этих писателей наиболее ярко проявилась в цветовой символике.

Многокрасочность «Тихого Дона» поразительна, но преобладающими являются красный, белый и чёрный цвета. Изображение мира в переломную эпоху потребовало красного цвета – цвета пролитой крови и пожаров. Малиновая кровь краснотала, обрызганное кровицей небо, багровый свет месяца, кровяные отсветы пожаров, рудые шлейфы дыма, багрово-чёрные лица убитых, расстрелянных, повешенных и багряный куст черноклёна, и алые степные тюльпаны, как брызги крови – все эти цветовые образы являются показателем беспощадности того противостояния, в которое втянуты герои «Тихого Дона».

В повести «Яр» С. Есенина нет военных событий, но красный цвет, как и у М. Шолохова, является символом пролитой крови. Так в сцене последней охоты Кузьки красный цвет преобладает: калиновый кустарник, гроздья ягод, как застывшая кровь, мох, окроплённый кровяной брусникой и красные капельки крови на губах убитого лося – всё подготавливает кровавую развязку. Красным цветом обозначены и Лимпиада (впервые Карев видит её в красном сарафане), и Карев: кровью волчицы и медведя отмечено его появление, а уход из сторожки лесника - образом дятла с красноватым, будто раненым, крылом, создающим символическую параллель: любовь к Лимпиаде («ранение») заставляет Карева прервать свой «полёт» по жизни, остаться в лесу.

Другой есенинский цвет – синий – это цвет неба и воды. Как образно пишет Н.И. Шубникова-Гусева, окружающий земной и небесный поэтический мир Есенина смотрится в зеркало вод, отражаясь, познавая свою иную, нездешнюю суть и преображаясь [1]. Небо у Есенина всегда распахнуто над героями «Яра», оно яркого, насыщенного цвета: «В застывшей сини клубилась снежная сыворотка» [2], «синь, как вода, застыла в воздухе» [2, с.25], «в синеве повис весенний звон» [2, с.29], «солнце плескалось в синеве, как в озере, и рассыпало огненные перья» [2, с.38], «в темноте сини купола шелестели облака» [2, с.54], «синица упала в синь» [2, с.87]. Тем контрастнее выглядит исчезновение этой небесной сини в тот момент, когда Лимпиада принимает решение остаться в лесу: «Какое бесцветное небо, – сказала она после долгого молчания» [2, с.92].

В поэтической реальности «Тихого Дона» небо редко бывает насыщенно синим: оно то нежно-сиреневое, то фиолетовое, то малиновое, то синевато-белёсое, а чаще всего зори и закаты красят его в багряные оттенки. Только в одном пейзаже третьей книги всё окрашено в синий цвет: «Небо, горизонты, день, тонкоструйное марево – всё синее. Дон – и тот отливает не присущей ему голубизной, как вогнутое зеркало отражая снежные вершины туч» [3], и этот изумительный одноцветный пейзаж, с одной стороны, контрастен по настроению описываемым событиям, с другой – коррелирует с ними: совещание донского правительства и Добровольческой армии проходит напряжённо – «встреча дышала холодком» (синий – холодный цвет), отметит писатель, и следующим цветовым образом усилит впечатление: «… бесконечно усталое лицо Алексеева. Оно белело, как гипсовая маска» (там же).

Синий цвет использует писатель в качестве психологической характеристики Натальи в один из самых драматических моментов повествования. Получив от Григория ответ, не оставляющий надежды на его возвращение, она собирается в церковь, а мыслями постоянно обращается к синему клочку бумаги. И концентрация этого синего цвета в портрете («тонкая по-девичьи, иссиня-бледная, в прозрачной синеве невесёлого румянца»), в пейзаже («перламутровая синь раскинутых по улице лужиц») передаёт всё усиливающееся отчаяние героини, достигающее предела, когда все цвета переходят в чёрный: «В сиреневой кочующей над двором темноте чернела приоткрытая дверь сарая. В одно злое усилие собрала Наталья оставшийся комочек сил…» [3, т.1,с.176], «в чёрной тоске» схватила косу и «нарастающая волна острой боли полымем прошлась по груди до горла, звенящими иглами воткнулась в уши…» [3, т.1,с.177]. Точно так в сцене на бахче состояние Натальи соотнесено с цветовой палитрой пейзажа: многоцветность летнего дня опять заменяется чёрным цветом. «Янтарно-жёлтый полдень» выписан яркими и чистыми, без примесей, красками: синее небо, белые облака (правда, появляется уже настораживающий эпитет: изорванные ветром облака), золотые потоки сияющего света… И вдруг – ползущая с востока чёрная клубящаяся туча и крик-проклятие Натальи: «Нету больше силы так жить! Господи, накажи его, проклятого! Срази его там насмерть! Чтобы больше он не жил, не мучил меня!… [3, т.4,с.116], жгуче-белая молния и властный приказ Ильиничны: «Проси у Бога прощения!». Безумный, дикий порыв Натальи оставляет во всём мире только две краски: чёрную и белую. После грозы краски возвращаются: дивно зеленеет омытая дождём степь, встаёт над нею радуга, но мир Натальи остаётся бесцветным, прозрачным, как слеза или роса. Так в момент её смерти, в окна «глянул голубой рассвет. … На подоконник с вишнёвых листьев ветер отряхнул слезинки росы…» [3, т.4,с.123].

В смерти Натальи есть несомненное сходство с судьбой есенинской Лимпиады: обе погибают в тот момент, когда отказываются от материнства. Решение Натальи избавиться от ребёнка и по её понятиям грех, покушение на милость Божию. Она разрушает свою же собственную идею, то, на чём держалась вся её жизнь. Лимпиада также понимает, что, убивая зашевелившуюся под сердцем жизнь, совершает преступление: «Преступница», – шептал ей какой-то голос и колол, как шилом» [2, с.104]. Реализованная через сравнение метафора «укол совести» передаёт противоречивость охвативших героиню чувств. Авторская позиция и в том, и в другом эпизоде однозначна.

Символику цвета используют и М. Шолохов, и С. Есенин в пейзажах-предзнаменованиях. Так в «Тихом Доне» размышления Григория Мелехова о «семенах войны», взращиваемых в душах воюющих солдат, предваряет пейзаж: «По ночам за горизонтом тянулись к небу рукастые алые зарева, зарницами полыхали деревни, местечки, городки. <...> В садах жирно желтел лист, от черенка наливался предсмертным багрянцем, и издали похоже было, что деревья – в рваных ранах и кровоточат рудой древесной кровью» [3, т.1,с.247]. Картина осени дана в багряном цвете, что характерно для этого времени года, но эмоционально-экспрессивная окраска описания, метафора смерти придают пейзажу в совокупности с описанием отсветов пожаров зловещую окраску, предвещают новые смерти, боль и разрушение.

В другом пейзаже предвестником грозных событий становится белый цвет. Обдонье, живущее «потаённой, придавленной жизнью», затаившееся в предчувствии грядущих событий, писатель сравнивает со спящей под снегом степью: «Кругом, наперекрест, прилизанная ветрами степь, белая голая равнина. Будто мёртвая степь» [3, т.3,с.115]. Сравнение со смертью возвращает читателя к образу вымершего Обдонья, который дан писателем чуть ранее, в начале ХIII главы: «И стало так, словно покрыла Обдонье туча густым, непросветно-чёрным крылом, распростёрлась немо и страшно и вот-вот пригнёт к земле тополя вихрем, полыхнёт сухим, трескучим раскатом грома и пойдёт крушить и корёжить белый лес за Доном, осыпать с меловых отрогов дикий камень, реветь погибельными голосами грозы…» [3, т.3,с.88]. Символические образы чёрной тучи, гибельной грозы вызывают в сознании читателя, как справедливо отмечает Е.А. Ширина [4], историческую и поэтическую аналогию со «Словом о полку Игореве», где тьма, покрывшая русское войско, также сулит гибель. Символика контрастных чёрного и белого цветов, усиленная красным («калёно-красный огромный щит месяца», кровяные отсветы), становится средством воссоздания социальной ситуации накануне Вёшенского восстания, объясняет его причины, предвещает будущую трагедию, раскрывает авторскую позицию. Эта же цветовая символика (красный, чёрный, белый–белёсый) в пейзажах переломного момента восстания отражает уже реальную картину: пожары, багрово-чёрная мгла, тучевая тень, белёсые столбы дыма, дождя и пыли.

С. Есенин также использует литературную традицию знамения перед трагическими событиями. Так пейзаж начала повествования («умытое снегом утро засмеялось окровавленным солнцем в окно» [2, с.21]) уже в момент знакомства героев знаменует драматическую развязку. Смерть младенца предвещает зловещий пейзаж: «Багрянец пенился в сини и красил кровью облака» [2, с.94]. Карев и Лимпиада перед появлением повозки с избитым Аксюткой наблюдали, как «розовый закат поджигал чёрную, клубившуюся дымом тучу» [2, с.42]. Чёрный цвет становится итоговым в жизни Аксютки, предвещает смерть Лимпиады, образ чёрной тучи, закрывшей розовый закат, проецируется на поведение Карева, является знаком его вины и смерти.

Чёрный цвет в финале «Тихого Дона» (чёрное небо, чёрное солнце и земля, выжженная палами) имеет многозначную символику: это и личностная реакция Григория на смерть любимой женщины, и итог войны (чёрное солнце – солнце мёртвых), и символ общего неблагополучия в мире, личная трагедия, сопряжённая с трагедией народа.

Таким образом, М. Шолохов и С. Есенин близки в выборе цветовых решений. Палитра этих художников передаёт цветовое богатство русской природы, помогает создавать образы многозначные, символические, философски насыщенные, посредством которых выражается не только авторское, но и национальное мироощущение.

Литература

1. Шубникова-Гусева Н. И. «Пришёл в этот мир поэт…» // Литература в школе. №11. 2005. С. 11.

2. Есенин С.А. Собр. соч. в 3-х т. Т.3. М.: «Правда», 1983. С.7. Далее цитируется это издание с указанием страницы.

3. М.А. Шолохов. Собр. соч. в 9 т. Т.3. М.: ТЕРРА-Книжный клуб. 2001. С. 32. Далее цитируется это издание с указанием тома и страницы.

4. Ширина Е.А. Образ природы в романе-эпопее М.А. Шолохова «Тихий Дон». – Белгород: Изд-во БелГУ, 2004. С. 32-33.