История/1. Отечественная история
Грицай Л. В.
Куйбышевский филиал НГПУ, Россия
Адмирал Колчак – Наполеон или
Вашингтон?
18 ноября 1918 г. Колчак стал Верховным
правителем России. На Атаманской улице в резиденции «верховного правителя» шли
торжественные приемы «представителей общественности», на которых адмирал
разъяснял свою политическую программу. С «партийностью» будет покончено,
велеречиво вещал он, но и по пути «реакции» он – Колчак – не пойдет. Его власть
будет «национальной», властью ради «спасения» и восстановления «великой России»
и только, и ничего более. Представители «общественности», чинно сидевшие в
приемном зале, одобрительно кивали головами, аплодировали.
На одном из таких приемов присутствовал
некий «старый народоволец» А. В. Сазонов и в порыве умиления он воскликнул,
указывая на адмирала: «Да здравствует русский Вашингтон!». «Верховный
правитель» тяжеловато поднялся, скупо улыбнулся тонкими губами… его острый,
внимательный взгляд быстро и нервно скользил по присутствующим. «Верховному правителю
Колчаку – русскому Вашингтону, ура!» - кричали они.
Но кем, же был Колчак – русским
Вашингтоном или Наполеоном? Какое отношение имел к политическим
перипетиям. Вопрос о политических
убеждениях Колчака с давних пор поднимается в литературе. Обычно отмечается,
что у него были монархические воззрения и устремления. Все, однако, было не так
просто.
Р. А. Колчак пишет о том, что у адмирала
не было, и, в сущности, не могло быть политических единомышленников, так как он
не был и никогда не хотел быть политическим деятелем. «К политике и к
общественной жизни призвания у него не было, и политика ему всегда была чужда.
Адмирал считал себя военным, и только военным» [2.207].
В том же ключе повествует об Александре
Васильевиче начштаба М. И. Смирнов: «Адмирал не принадлежал ни к каким
политическим партиям и всей душой ненавидел партийность; он любил деловую
работу и презирал демагогию» [3.77]. Колчак был готов работать со всеми, кто
хотел и умел работать практически для пользы отечества. М. И. Смирнов сообщает:
«Особенной ненавистью с его стороны пользовались социалисты-революционеры, он
считал их опасным болезненным наростом на здоровом организме народа. Керенщину
и Керенского он стал презирать после первого свидания в начале революции» [3.77].
Утверждение же о приверженности Колчака к
республиканскому строю, конечно, является позднейшим преувеличением, но слова о
готовности принять какой-нибудь «иной образ правления», вероятно, выражают его
настроение.
Интересно отметить такую подробность, что
во время апрельских событий на одном из правительственных совещаний Колчак
впервые встретился с Корниловым, командовавшим тогда Петроградским военным
округом. Корнилов заявил, что у него достаточно средств для вооруженного
подавления революционного выступления в столице, и настоятельно просил
правительство санкционировать такую меру. Как позднее признал Колчак, он
полностью разделял точку зрения Корнилова [1. 14].
Еще стоит упомянуть так называемый
«Республиканский центр», возникший в Петрограде еще в мае и сложившийся к июню 1917
г. Этот центр координировал действия военных групп, которые сыграли важную роль
в подготовке корниловского выступления. Центр сплачивал группы на платформе
борьбы за «национальную диктатуру». Вообще следует, по-видимому, считать, что
«Республиканский центр» с его программой «твердой власти», военной диктатуры,
окончательно не предрешающей форму государственного строя, и с его склонностью
к вовлечению в свою организационную орбиту разнородных контрреволюционных и
антисоветских элементов стоял у истоков будущего «белого движения». И вот этот
центр обратился к Колчаку.
На допросе в Иркутске Колчак признал, что
он участвовал в «нескольких заседаниях Национального центра», но, по его
словам, заявил там, что работать в России больше не может и собирается в Америку.
Между тем, по другим данным, они не были столь поверхностными, какими их представлял
Колчак в Иркутске. Первое, «завязывающее», свидание состоялось на Васильевском
острове, где Колчак жил тогда на частной квартире. По свидетельству одного из
участников беседы, «Колчак был подготовлен к разговору и не колеблясь ответил,
что может принять предложение (вступить в «Республиканский центр»), так как
вполне сознает необходимость военной диктатуры в России». После этого свидания
Колчак и люди из его близкого окружения стали бывать на совещаниях
«Республиканского центра», «куда специально приглашались разные полезные лица и
вырабатывался план действий» [1.18].
Колчака, по-видимому, постепенно вводили в
курс дела, ориентировали в политической ситуации. Н. Иорданский утверждает, что
контрреволюционный ажиотаж вокруг Колчака и его собственные политические связи
стали вызывать некоторое беспокойство в правительственных сферах. Ставился
якобы даже вопрос о привлечении его к ответственности за связь с генералом В.
И. Гурко и другими монархистами. Но поверить эти данные вызывает трудность [1. 19].
Что же сам адмирал Колчак говорил о своих
политических убеждениях? Об этом мы можем узнать из сведений допросов в
Иркутске. На допросах Александр Васильевич говорил: «Я относился к монархии как
существующему факту, не критикуя и не вдаваясь в вопросы по существу об
изменениях строя… Я был монархистом и нисколько не уклоняюсь… Я не могу
сказать, что монархия – это единственная форма, которую я признаю. Я считал
себя монархистом и не мог считать себя республиканцем, потому что тогда
такового не существовало в природе» [2.67].
Вместе с тем, адмирал не всегда был
удовлетворен монархическими порядками в стране, действиями царского
правительства, военных ведомств. Он положительно оценивал появление
Государственной думы, активно соучаствовал в ее работе, то есть вполне
воспринимал конституционную монархию. Свержение монархии Колчак не сразу, но
принял. Вот как он это объяснял: «Когда совершился переворот, я получил
извещение о событиях в Петрограде и о переходе власти к Государственной думе
непосредственно от Родзянко, который телеграфировал мне об этом. Этот факт я
приветствовал всецело. Для меня было ясно, как и раньше, что то правительство,
которое существовало предшествующие месяцы – Протопопов и т.д. – не в состоянии
справиться с задачей ведения войны, и я вначале приветствовал самый факт
выступления Государственной думы как высший правительственной власти…» [2.67].
В белоэмигрантской литературе Колчаку
даются различные, порой противоречивые характеристики. Некоторые авторы
отрицают стремление Колчака вернуть монархию. Другие не столь категоричны. О
Колчаке они пишут как о человеке, далеком от политики, военном профессионале,
готовом принять любую форму правления после достижения главной ели – победы над
большевизмом. Собственно, источником этой версии являются показания самого
Колчака на допросе в Иркутске.
Третьи (как, например, генерал М. А.
Иностранцев, состоявший при «верховном правительстве» в должности генерала для
поручений) не сомневались, что Колчака не пленяет слава ни Вашингтона, ни
Наполеона – строителей государств «на новых началах», что он – «русский Джордж
Монк», генерал времен английской революции, генерал-реставратор, восстановивший
на престоле династию Стюартов.
В заключение хочется отметить, что в
первую очередь адмирал Колчак был военным. Защита отечества для него было
главной задачей и делом всей жизни. Можно вспомнить слова А. В. Колчака: ««… я
солдат (не имеющий ничего общего с теми, кто носит звание солдатских
депутатов), вся деятельность которого и жизнь определяются военными целями и
идеалами».
Литература:
1. Иоффе Г. З. Колчаковская авантюра и ее
крах. – М.: Мысль, 1983.
2. Плотников И. Ф. Александр Васильевич
Колчак: исследователь, адмирал, Верховный правитель России. – ЗАО Изд-во
Центрополиграф, 2002.
3. Страна гибнет сегодня. Воспоминания о
Февральской революции 1917 г. – М.: Книга, 1991.