Филологические науки/4.Синтаксис: структура, семантика, функция
К.ф.н.
Штыгашева О.Г.
Северо-Восточный
федеральный
университет
им.М.К.Аммосова, Россия
Многоточие как выражение
минус-приема
в рассказе А.П.Чехова «Княгиня»
Говорить
о минус-приеме как о элементе художественного синтеза применительно к прозе
А.П.Чехова сложно, потому что как такового, графически зафиксированного данного
элемента в текстах писателя мы не увидим. Минус-прием как структурная единица
означает значимое, зримое отсутствие
того или иного компонента, чего в прозе А.П.Чехова практически не наблюдается.
Прием визуализации для него не характерен. Но, если постановка синтаксически
немотивированных знаков препинания (тире, многоточие, запятая) призвана
«работать» на визуальное сокрытие или изменение смысла и, в конечном итоге,
активизировать процесс смыслопорождения, то у А.П.Чехова все оправдано с точки
зрения синтаксических норм русского языка. В его малой прозе нет видимых
несоответствий, например, как в белом стихе И.С.Тургенева или в лирике Ф.И.Тютчева.
Но незначительные на первый взгляд чеховские «умолчания» играют очень важную
роль. Мне хотелось бы рассмотреть с этой
позиции рассказ «Княгиня», который, казалось бы, по стилистике очень далек от
приема «умолчания». Всего в тексте встречается лишь один элемент
минус-приема - многоточие. Но встречается одиннадцать (!)
раз. Само по себе это может ни о чем не говорить, очень часто многоточие служит
для связи между абзацами в тексте и в качестве незавершенного смыслового
построения не выступает. В таком случае минус-прием не является таковым,
многоточие ориентирует читателя на
эмфатическую паузу, т.е. паузу, видимую
и ощущаемую при проговаривании текста. Однако в «Княгине» предлагаемые автором
паузы не являются эмфатическими, но и не нарушают синтаксических норм русского
языка. Минус-прием в данном случае становится «неупотребленным элементом», т.е.
он словно находится в тени других художественных приемов, которые мы привыкли
различать применительно к чеховской прозе.
Структурно рассказ можно разделить на
три смысловых отрезка: княгиня приезжает в монастырь – разговор с доктором –
после разговора с доктором. В первой части благодушно настроенная княгиня Вера
Гавриловна приезжает в мужской монастырь, в котором уже не раз «отдыхала
душой». При первом разговоре княгини и архимандрита появляется многоточие в его
ответе на восторженные приветствия Веры Гавриловны. Но считать это
минус-приемом, я думаю, не стоит, тем
более, что А.П.Чехов сам «объясняет»
данный пунктуационный знак при помощи характеристики речи архимандрита:
«…говорил отрывисто и по-военному» .
А вот ответ княгини уже заслуживает более пристального внимания с точки зрения
приема умолчания. Княгиня сообщает собеседнику, что после свидания с подругой
вновь заедет в монастырь и пробудет «дня три-четыре. Хочу у вас здесь
отдохнуть душой, святой отец…». Можно предположить, что Чехов прерывает
повествование, чтобы дать ретроспективу событий, рассказать о героине, пояснить
ее желание бывать в монастыре. Но в данном случае, могу предположить, что многоточие
не столько продолжает повествование, сколько обрывает его именно на том месте,
где идет речь про отдохновение души, потому что в таком месте душа не отдыхает,
а работает, если эта душа действительно существует в том состоянии, какое
предполагает нахождение под сводами храма. Причем элемент приема умолчания
А.П.Чехов вставляет и после рассказа о
том, что чувствовала княгиня, приезжая в монастырь. Здесь минус-прием играет
роль своеобразной границы, с помощью которой мы понимаем, что веселой и довольной
Вере Гавриловне в святой обители делать, собственно, нечего. От чего ей
отдыхать?
А.П.Чехов показывает ее внутренний мир,
как он ( в ее представлении) меняется в монастыре в окружении христианской
морали и священнодействия. Но это лишь в ее представлении, в ее воображении.
Вот именно для этого А.П.Чехов вставляет во второй раз многоточие. В данном
случае прием умолчания выполняет функцию отграничивания, которая отделяет
повествование о внутренних переживаниях героини от смысловой целостности
художественного текста. Это, во-первых. А во-вторых, таким образом автор
вычленяет чувства княгини из общего семантического поля как осознанные, но не
настоящие, придуманные только ею. Не архимандрит, не монахи так думают о
княгине. Это она сама так думает о себе, наделяя всех вокруг
несуществующей любовью и привязанностью к себе.
И далее. Следующий элемент минус-приема
поставлен автором после эпизода
«прогулка княгини». Окунувшись в атмосферу строгого порядка вкупе с
христианскими реалиями, княгиня почувствовала себя неуютно: «…захотелось
плакать». И опять А.П.Чехов «молчит» дальше, хотя нет ни ретроспективы событий,
ни синтаксически мотивированных обстоятельств
постановки данного знака. В данном случае, мне кажется, автор ставит
многоточие, потому что княгине печалиться особо не о чем, от покоя, которым она хочет себя «лечить» не
плачут. Чувства княгини не имеют в
тексте прямой номинации, т.е. А.П.Чехов не комментирует ни мотивацию ее поступков, ни
обстоятельства, вынуждающие ее чувствовать именно это. Минус-прием предполагает вычленения одного
из звеньев повествовательного процесса, в данном случае это касается
мыследеятельности героини. Она слышит звуки, запахи, ощущает какие-то миазмы,
но не в силах их осмыслить. И именно многоточие дает нам понять, что данный
процесс для княгини не существенен, точнее сказать, он ей не свойствен. Особая эмфатическая пустота, следующая после
знака многоточия, акцентирует незаполненное смысловое пространство. Я имею
в виду, что в данном случае минус-прием, выраженный графически, относится к
семантическому умолчанию, т.е. это прямое обращение к читателю, к его
интуитивному восприятию и пониманию авторской идеи.
Во второй условной смысловой части
рассказа идет речь о разговоре княгини с доктором. В данном отрывке многоточие
выражено минимально, но это не говорит о минус-приеме как об элементе
смысловом, скорее всего, речь можно вести о графическом «молчании». В их
диалоге действительно наблюдаем паузы, но это относится только к речи доктора,
который выказывает свои эмоции, и потому речь его прерывиста. Этот смысловой
отрывок наиболее объемный и по содержанию, и по количеству информативных
аспектов, но не содержит так называемых «утаенных» смыслов. Все предельно
точно, емко и красноречиво-сжато.
А следующая часть рассказа повествует о
действиях и мыслях княгини после разговора с доктором. Я воспринимаю данный
смысловой отрывок как продолжение первого, независимо от того, что диалог
состоялся и привнес свои семантические коррективы в повествование. Как и в
первом случае никаких конструктивных элементов, поддерживающих версию
умолчания, не находим. Лишь некоторые абзацы заканчиваются многоточием.
Например, в эпизоде, который следует за сценой ужина княгини (предварительно
были слезы от обиды на «несправедливые слова доктора»). Она ужинала и представляла себе, как «ее
окончательно разорят, …изменят ей, будут нападать на нее, злословить, смеяться;
… она будет молиться за врагов своих, и
тогда все поймут ее, придут к ней просить прощения, но уж будет поздно…».
А.П.Чехов опять обрывает мысли княгини на самом соблазнительном с точки
зрения самоутешения моменте. И также
как и в первом эпизоде не возникает ощущения протяженности мыслительного
процесса во времени, что и должно графически нести многоточие. Наоборот возникает ассоциация с чем-то уже вполне
законченным, закрытым не только во времени, но и в пространстве, потому что
продолжилось повествование уже в углу перед образами, где княгиня молилась,
точнее сказать, «…прочла две главы из Евангелия».
В данном случае семантика многоточия
как языкового знака утрачивает свои актуальность и переходит в разряд
семантических средств, потому что момент завершения действия еще не наступил с
точки зрения мыслительного представления, но закончился с позиции языкового
нормативного минимума. И, если в речи
доктора присутствуют отрывистые фразы (кстати, их не так много, как было
бы характерно для эмоционально окрашенной речи), что обусловлено его
чувственным настроем и волнением, то у княгини можно наблюдать «отрывистость
мышления», что объясняется ее неспособностью к серьезной мыслительной
деятельности. В данном случае дискретность повествования говорит о дискретности
сознания героини, о ее минимальном напряжении в оценке реальности. Ни доктор,
ни его обвинения, ни его эмоциональный напор не поднимают в ее душе должного
отклика: лишь на несколько мгновений княгиня почувствовала, что в ее душе
присутствует что-то еще помимо светских волнений. Но это «что-то» она не
распознала, «заела ужином», заспала в удобной монастырской постели.
И
в последний раз А.П.Чехов включает прием умолчания в самом финале рассказа:
княгиня собирается уезжать и «…казалось, что ее тело качается не на подушках
коляски, а на облаках, и что сама она похожа на легкое, прозрачное облачко…»
Что кроется за этим многоточием? На мой взгляд, в данном случае ни
протяженность во времени, на протяженность в пространстве значения не имеют.
Ассоциативный образ облака предполагает нечто эфимерное, непостоянное. И даже
сама словоформа говорит о несерьезности данного образа: не облако, а облачко. Возможно, княгиня представляла
себя, одетую в кружева и гипюр, и похожей на неземное создание, да место
действия располагает таким ракурсом – монастырь, некая высота, приближенная к
Богу. Но образ, моделируемый многоточием, оказывается приземленным, лишенным
качественных признаков Божественной инаковости, чего так искала княгиня в
монастыре.
Таким образом, в рассказе «Княгиня» можно
выделить несколько функций приема «умолчания», который выражен знаком
многоточия и выступает как синтетическое образование для актуализации
смыслового выражения. Во-первых, это, прежде всего, разграничение визуального и
вербального повествовательного пространства. В данном случае минус-прием
актуализирует ощущение дискретности мыслительной деятельности главной героини и
выступает в качестве эквивалента смысловой антитезы, которая делит сюжет
рассказа на самостоятельные отрезки. Разрыв семантической цельности
художественного пространства в «Княгине» связан с тем, что графическая
«остановка» в тексте совершенно не связана с композиционной мотивировкой:
многоточие стоит в тех местах, где «пустоты» быть не должно. Деление происходит
не на абзацы, а на психологические уровни, которые читатель должен домыслить,
т.е. то, что происходит, не соотносится с тем, что думает княгиня. И главная
задача автора состоит в том, чтобы читатель это заметил и каждый
сюжетно-смысловой блок наделил связующим звеном ( а подсказка есть –
многоточие!).
Во-вторых, многоточие как минус-прием
выполняет и свою прямую функцию в тексте рассказа: это создание значения
повторяемости действия. И также в данном случае я вижу соединение первой и
третьей части повествования. И в том, и в другом случае многоточие обрывает
мыслительный процесс именно тогда, когда требуется его продолжение. Автор
намеренно создает психологический парадокс, чтобы показать, что за созданным эффектом длительности во времени
скрыт момент внезапного завершения названного действия. Точнее сказать,
А.П.Чехов хотел не скрыть, а
визуализировать (графически) несоответствие реальных обстоятельств (жизни в
монастыре) и внутреннего мира героини.
И
в третьих, мне хотелось бы обратить внимание на такой момент. Привычное для
классической прозы повествование нарушается благодаря тому, что прямой оценки
автора в тексте мы не встретим. Ни с точки зрения морали, ни с точки зрения
нравственности, ни с точки зрения даже христианства княгиня законов не
нарушала. Но почему же у нас по прочтению этого рассказа возникает ощущение
бесконечной греховности и вины героини? Ответ следует искать только в тексте,
потому что то, что мы видим в текстах
модернистов начала XX века (специальные графические
«пустоты»), в чеховском тексте невозможно увидеть, этого нет. Умолчание это не
только домысливание, это еще и возбуждение интереса к недосказанности. Именно
так А.П.Чехов строил свои творения, т.к. прием умолчания требует образного
мышления, аналитического минимума от читателя, способного из «пустоты»
вычленить рациональное звено, раздробленное пунктуационными знаками. И, в
конечном итоге, минус-прием как синтетический продукт визуализации текста с
одной стороны и контекстового смыслового уровня с другой, призван не
«утяжелять» словесное пространство произведения, а «просвечивать» не всегда
видимые читателю семантические грани.
Литература:
1.
Валгина
Н.С. Знаки препинания как средство выражения смысла в тексте\\ Филологические
науки. 2004.№1. С.16-27. С.22.].
2.
Стрункина И.А. Языковые средства реализации
«минус-приема» в художественном тексте. Дис. канд. филол. наук., М., 2005.
3.
Чехов А.П. Собрание сочинений в 4 т. Т.2. М., 1990.