Аманбаева Г.Ю.

Карагандинский государственный

университет им. Е.А. Букетова

Исследовательские принципы лингвосемиотического описания языковых единиц

Сложившаяся к концу ХХ столетия парадигма лингвистического знания отразила не только арифметическое, суммарное увеличение количества направлений и теорий, но и стала своеобразным доказательством формирования «новой реальности» [17, с. 84] в языковедческой науке, потребовавшей адекватного концептуального обоснования и соответствующего метаязыка описания.

Динамика смены парадигм проявилась как в количественном критерии (создание когнитивной, квантитативной, компьютерной лингвистик) так и в качественном, определившем актуализацию новой методологической доминанты. Вхождение лингвистики в плоскость «новой реальности» сопровождалось симптоматичными попытками осознания методологического и эпистемологического статусов инновационных направлений и установления характерных контуров нетрадиционных образов языка.

Дискутируя по поводу «плюрализма мнений» [3, с. 15] и «раздробленности современной лингвистики» [7, с. 146], исследователи тем не менее пришли к мнению, что «наличие альтернативных взглядов на язык - явление положительное» [18, с. 848] и отметили позитивность конвергенции разноаспектных теорий, обнаруживая за «явным разнообразием существующих ныне школ и течений … нечто принципиально единое» [ 7, с. 207].

Анализируя смену научных парадигм и устанавливая механизм формирования каркаса лингвистического знания, эксплицируем следующие причинно-следственные факторы:

1) трансформацию лингвистических парадигм детерминирована сменой ориентиров в общенаучном и лингвофилософском контекстах;

2) утверждение релевантности принципа интердисциплинарного взаимодействия, снимающего «номенклатурные» ограничения как с образа объекта, так и с процедур описания;

3) конгруэнтность, а в ряде случаев антикумулятивная конфронтативность складывающейся парадигмы с уровнем предпосылочного знания, включающего предшествующую методологическую доминанту и активно «используемые в данной парадигме знания, приемы и способы постижения данных, излюбленные модели и т.д.» [7, с. 169];

4) актуализация новаторского «стиля мышления» в определенном научном сообществе, утверждение инновационной методологии в фонде «общей аксиоматики» школы или направления (феномен «пространства») [10, с. 38];

5) формирование новых предметных сфер в описании языка, обусловленное диалектикой исследовательского поиска и стимулирующее создание новой парадигмы, приближающей лингвистов к адекватному пониманию «многомерного пространства языка» [13, с. 5] (феномен «времени») [7, с. 170].

Динамика смены парадигм, демонстрирующая естественный процесс углубления и расширения объема знаний о языке, позволяет соотнести анализируемый эмпирический материал и интерпретирующие его теории с проекцией образов языка, т.е. системой парадигмально маркированных стереотипов онтологии объекта.

Вариативность современных образов языка эксплицируется метадескрипциями «язык как язык индивида», «язык как член семьи языков», «язык как структура и система», «язык как тип и характер», «язык как пространство и дом духа» и т.д. [14, с. 8]. Сложившаяся вертикаль языковых образов моделирует структуру современного лингвистического знания, становление которого осуществлялось на базе различных теорий, направлений, лингвофилософских доктрин и обусловлено историческим ходом эволюции лингвистической науки.

В системном ряду образов языка сфокусированы разные стороны исследуемого объекта, детерминированные соответствующим стилем научного мышления и порожденные стремлением лингвистов идентифицировать объект своей научной рефлексии: «лингвистика - изучение языка, но мы не обладаем априорным знанием относительно того, что есть язык, и потому нам не ясен сам предмет лингвистики» [17, с. 74]. В делимитации контуров предметных сфер разграничивается область традиционных направлений, сложившихся в период эмпирически – описательных приоритетов.

Трансформация методологических ориентиров, обуславливающая появление новых плоскостей в видении объекта, проявляется также в наличии определенной системы общих установок, характеризующих содержание научного знания в определенный хронологический период. Экстраполируя данное положение на область языковедческой науки, можно отметить, что сложившаяся система методологических конвенций демонстрирует уровень эпистемологического роста лингвистики, обусловленного с позиции философии науки ситуативностью научного знания.

В соответствии с релятивистским положением о содержании и структурной характеристике научного знания, «ситуация, определяющая структуру и содержание знания, может быть задана как историческим периодом развития «мировой науки», так и национальной научной школой или даже коллективом ученых, работающих в весьма конкретных условиях» [12, с. 16].

Система «принципиальных установок» [7, с. 207] современной лингвистики детерминирована эволюцией знания о языке, интегрирована в общенаучный исторический контекст и эксплицирована в следующих отличительных тенденциях, к которым отнесены:

- экспансионизм;

- антропоцентризм;

- функционализм;

- экспланаторность;

- когнитивизм [7, с. 207].

Конкретизация данных принципов осуществима на основании анализа тенденций, проявляющихся в широком диапазоне лингвистических направлений и определяющих характерные черты «новой реальности» [9, с. 261] в науке о языке. Данные тенденции наблюдаемы в традиционном аспекте исследования онтологии языка, обусловленном семиотическим ракурсом рассмотрения объекта.

Проявлением экспансионизма как тенденции, формирующейся в оппозиции редукционистскому подходу, является интегративный характер лингвосемиотического описания, демонстрирующего не только принципы междисциплинарного взаимодействия, но и возможности расширения предметной сферы исследования. Выход за пределы ограничивающих исследовательский поиск прескрипций осуществим также за счет специализации отдельных отраслей в пределах данного направления, так как «основу систематического и организованного изучения состояния лингвистической семиотики составляют три наиболее общих раздела: антропосемиотика, зоосемиотика, эндосемиотика» [8, с.9]. Антропосемиотика ориентирована на рассмотрение теоретических проблем общей семиотики, включающих анализ знаковых систем, типологию знаков, знаковой функции и т.д.

Как проявление экспансионизма в лингвосемиотическом направлении реализуется комплементарность тенденции интеграции и дифференциации. Данные процессы предопределяют расширение диапазона предметных сфер и создание системы методов и приемов, отвечающих задачам «нового стиля» [15, с. 49] мышления о языке.

Одним из кардинальных ориентиров современной лингвистики, определивших методологическое основание «нового стиля» мышления, является антропоцентризм, представляющий общую тенденцию современного гуманитарного знания – движение от сферы систем к центру этих систем - к человеку.

По мнению Ю.С. Степанова, «антропоцентрический принцип в языке находит в современной лингвистике различные индивидуальные формулировки» [ 15, с. 50] и оказывается связанным с исследованием широкого круга языковых явлений, отраженных в языковом сознании говорящего или же отражающих присутствие говорящего в акте речи и установление системы его «координат» [15, с. 51]. Утверждение диады «человек и язык» в качестве методологической доминанты определило понимание языка как антроподетерминированного феномена и обусловило формирование новой парадигмы, отличной от традиции системоцентризма, опиравшейся на редукционистскую концепцию языка.

Однако, создатель наиболее радикального варианта структурализма Л. Ельмслев в своих «Пролегоменах» писал: «Язык неотделим от человека и следует за ним во всех его действиях. Язык - инструмент, посредством которого человек формирует мысль и чувство, настроение, волю и деятельность, инструмент, посредством которого человек влияет на других людей, а другие влияют на него; язык первичная и самая необходимая основа человеческого общества» [5, с. 27].

Приверженец антропоцентрического подхода, представитель французской лингвистической школы Г. Гийом, отмечая особенности структуралистического подхода, приходит к выводу о том, что «копенгагенский структурализм считает язык объектом внешнего наблюдения, путь к познанию которого лежит через построение теории, как это имеет место во всех науках, где объектом наблюдения является мир «вне меня». Копенгагенская школа приписывает языку ложную объективность как вне – субъективность, а между тем язык не имеет иной объективности, кроме той, которая устанавливается в самих глубинах субъективного» [2, с. 17]. Априорность «субъективности» как свойства, раскрывающего онтологическое устройство языка, подтверждается тем, что «за субъективностью вскрывается … еще более общее свойство языка: язык есть семиотическая система, основные референционные точки которой непосредственно соотнесены с говорящим индивидом» [1, с. 292-293].

Антропоцентризм как методологическая прерогатива объединяет различные по своей предметной отнесенности и разноаспектности направления современной лингвистики и формирует единую научную матрицу, ориентированную на рассмотрение человеческого фактора в языке.

Антропонаправленность современного языкознания базируется на двух взаимосвязанных тенденциях: «с одной стороны антропоцентрический характер самого языка, с другой - лингвоцентрический характер понимания человеком окружающего мира» [ 4, с. 31].

Принцип антропоцентрического устройства языка воплощается в концепции Э. Бенвениста в искомую формулу «человек в языке» и эксплицируется в следующем тезисе: «язык создан по мерке человека, и этот масштаб запечатлен в самой организации языка» [16, с. 15]. Создание антроподетерминированного образа языка осуществляется и на основании семиологического подхода: «неслучайность возникновения именно такого подхода в методологической рефлексии лингвистов подтверждается тем, что в недрах различных, подчас не пересекающихся лингвистических традиций (русской, западноевропейской, американской) складываются предпосылки для интерпретации языка, его единиц и категорий как знаковых сущностей» [11, с. 101].

Антропоцентрический характер семиологических процедур проявляется в концепциях Пирса-Морриса, включающих в процесс семиозиса понятие интерпретанты (т.е. того «ключа, с помощью которого получатель сообщения понимает полученное сообщение» и интерпретатора, т.е. субъекта, которому в той или иной степени известны правила соотнесения объекта в реальном мире, его когнитивного аналога и тела знака» [6, с. 27]. Помимо формальной операции, производимой субъектом или интерпретатором по установлению соотношения между двумя сторонами языкового знака и необходимой для определения его концептуальной значимости, антропная маркированность обнаруживается в иконичном модусе семиотической природы языка.

Антропная маркированность языковых фактов, трактуемая как результат субъективизации семиотических процедур, устанавливается в современных теориях иконической морфологии и синтаксиса. Концептуальная основа данных теорий была выработана еще сторонниками античного тезиса «physie», но принцип подобия, декларируемый натуралистами и впоследствии используемый Ч. Пирсом в типологии репрезентаменов (т.е. знаков), модифицируясь к концу ХХ века, получил иное интенсиональное содержание и обусловил понимание иконичности как психосемиологического предусловия вербальной коммуникации [11, с. 115-119].

Интерпретация иконичности как одного из базовых принципов грамматики говорящего является подтверждением антропоцентрической ориентации человеческого языка и человеческого дискурса [11, с. 115].

Литература

1. Бенвенист Э. Общая лингвистика. - Благовещенск: БГК им. И.А.Бодуэна де Куртенэ, 1998. - 360 с.

2. Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики. - М.: Прогресс, 1992. - 113 с.

3. Демьянков В.З. Интерпретация, понимание и лингвистические аспекты их моделирования на ЭВМ. - М.: Наука, 1989. - 101 с.

4. Думченко А.Д. О перспективах лингвистики XXI века // Вестник Моск. ун-та. Серия филология. - 1996, - №5. - С. 30-35.

5. Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка // Новое в лингвистике. - М.: Изд-во иностранной литературы, 1960. - Вып.I. - С. 27-34.

6. Кубрякова Е.С. Возвращаясь к определению знака // Вопросы языкознания. - 1993. - №4. - С. 18-27.

7. Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине ХХ века (опыт парадигмального анализа) // Язык и наука конца ХХ века. - М.: Рос. гос. гуманит. ун-т,1995. - С. 144-238.

8. Назарова Т.Б. Лингвистическая семиотика: теория и практика // Вестник Моск. ун-та. Серия филология. - 1996. - № 4. - С. 9-15.

9. Руденко Д.И. Имя в парадигмах «философии языка». - Харьков: ОКО, 1990. - 286 с.

10. Серио П. В поисках четвертой парадигмы // Философия языка: в границах и вне границ. - Харьков: ОКО, 1993. - С. 36-48.

11. Сигал К.Я. Проблема иконичности в языке (обзор литературы) // Вопросы языкознания. - 1997. - №6. - С. 100-199.

12. Современная философия науки. - М.: Наука, 1994. - 254 с.

13. Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка: Семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства. - М.: Наука, 1985. - 205 с.

14. Степанов Ю.С. Изменчивый «образ языка» в науке ХХ века // Язык и наука конца ХХ века. - М.: Рос. гос. гумант. ун-т, 1995. - С. 7-34.

15. Степанов Ю.С. Методы и принципы современной лингвистики. - М.: Едиториал УРСС, 2002. - 312 с.

16. Степанов Ю.С. Эмиль Бенвенист и лингвистика на пути преобразований // Общая лингвистика. - Благовещенск: БГК им. И.А.Бодуэна де Куртенэ, 1998. - С. 5-15.

17. Фрумкина Р.М. Если у современной лингвистики своя эпистемология? // Язык и наука конца ХХ века. - М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 1995. - С. 80-122.

18. Bahner W. «Paradigm» or «Current» in the history of Linguistics // Procttdings of the XIIIth International Congress of Linguists. - Tokyo, 1983. - P.847-849.