Е.С.Мезенцева
Международный Казахско-турецкий
университет им. А.Ясави,
Казахстан, Чимкент
Античная паремиология в русской
языковой картине
мира
Феномен пословичного представления о мире разных народов, существование уникального восприятия окружающей действительности наряду с использованием общепризнанных понятий и моральных ценностей различными культурами издавна привлекает пристальное внимание не только ученых-лингвистов, но и представителей разных областей знаний, широкой общественности. У каждого народа с древних времен, в речевом обиходе наряду со словами и устойчивыми сочетаниями слов используются и устойчивые фразы, одну из разновидностей которых составляют паремии. Под паремиями понимаются вторичные языковые знаки – замкнутые устойчивые фразы (пословицы и поговорки), являющимися маркерами ситуаций или отношений между реалиями.
Приоритетным направлением современной
лингвистики является изучение языка в тесной связи с человеком, его сознанием,
мышлением и духовно-практической деятельностью. Паремиологический
пласт языков является весьма интересным материалом, где отчетливо виден срез
“язык – культура – этнос”. Период появления пословиц и поговорок, по мнению
ученых-филологов М.Л.Гаспарова и В.Н.Ярхо [1,38], считается “детским возрастом” человечества, когда фольклор
различных народов имел много характерных черт, что позволяет определить
аналогии многих лексико-семантических единиц в различных языках. Язык –
необычайно консервативная система, в “зрелом возрасте” ему требуются более длительные периоды
взаимодействия с другими языками, чтобы навсегда воспринять что-то новое со
стороны. Однако при формировании базисного потенциала фольклора любого народа,
инстинкт самосохранения делал языки взаимозависимыми. Об этом свидетельствует
характер заимствований лексических и грамматических материалов латинских и
славянских наречий, щедро обменивающихся своими наработками.
Рассматривая
пословичный фонд языков разных народов, мы прослеживаем «изображение» картины
мира и образа мира сквозь призму пословиц данных народов, выявляя, таким
образом, особенности материальной и духовной культуры, связь пословиц с
историей народа. Помимо этого, сопоставительный анализ этих пословичных фондов
позволяет получить представление о культурном и пословичном менталитете,
характерном для каждой культуры в отдельности. Представляется интересным
определить и проследить, на основании какой оценки ситуации, каких культурных
ценностей и мирового восприятия создавались определенные пословицы, а также то,
чем обусловлено их использование в языковом фонде определенного языка.
Наследием
тех веков, когда латинский язык играл главенствующую роль в культурной жизни
европейского ареала, является не только огромное количество латинизмов,
вошедших в русский язык, а также традиция использования латинского корнеслова
(наряду с греческим) для создания во всех областях науки и техники новых терминов, но и большое
количество латинских слов и выражений, употребляемых в европейских языках в их
латинской форме без перевода и составляющих международный фонд крылатых слов.
Анализ
трудов российских филологов Я.М.Болдырева, Н.Т.Бабичева [2, 3] и др. позволяет представить
следующую классификацию латинских крылатых слов и выражений: 1) общепринятые латинские
выражения, употребляющиеся в библиографических описаниях, библейских ссылках;
2) философские и юридические термины и выражения, употребляющие обычно в
латинской форме; 3) латинские
поговорочные выражения, имеющие точное соответствие в русских поговорочных
выражениях.
С.В.Максимов [3, 6] выводит крылатые слова в отдельный класс заимствований,
имеющий огромный потенциал применения в литературе и живой речи.
Исследование
латинских крылатых слов и поговорок дает возможность проследить сходства и различия
в восприятии предметных, хорошо известных концептов и на этой основе
сопоставить картины мира разных народов, увиденные через призму пословичного
фонда разных языков. Специфику русского национального характера легко
уловить, сравнив две поговорки:
латинскую – «Dura lex,
sed lex» и русскую – «Закон – что дышло, куда повернешь – туда
и вышло». В первоначальном понимании латинская пословица «Dura lex,
sed lex» трактуется так: закон строг, но от него отступать
нельзя, т.е. необходимо неукоснительное следование букве закона.
Специфику отношения русского человека
к «власть предержащим» и к закону, характерную для русской ментальности,
отмечают в своих работах многие исследователи. Например, известный русский
этнолог С.В.Лурье [4, 374] выделила центральную зону ментальности, которая
состоит из трех аспектов:
1.
Локализация источника добра, включающего “мы” – образ
и образ “покровителя”. 2. Локализация источника зла –
образ врага. 3. Преставления о способе действия, при котором добро побеждает
зло.
Так, по мнению С.В.Лурье,
источником добра в традиционной русской ментальности рассматривалась
община (мир), а врагом – источником зла,
находящемся в постоянном конфликте с народом, – государство. Идею С.В. Лурье подтверждает следующая
специфическая черта: в системе русской ментальности важнейшим способом
действия, ведущим к победе добра над злом, является отнюдь не закон,
устанавливаемый «врагом» – государством. Примечательный пример
противопоставления русскими человеком юриспруденции и моральных принципов М.Мельникова
[5, 134] усматривает в «Капитанской
дочке» А.С. Пушкина: на предложение Екатерины II, что она жалуется на несправедливость и обиду, Маша Миронова
дает неожиданный ответ: «Никак нет-с. Я приехала просить милости, а не
правосудия».
Кроме
отмеченного, антитезой закону в русской картине мира выступает справедливость.
На первый взгляд может показаться, что в основу русского понятия справедливости
включается понятие правоты (корень
“- прав” входит в основу слова),
однако этот корень, скорее, не указывает на правоту говорящего, а сближает –
понятия “справедливость” и “правда”. Действительно, в парах “закон –
справедливость” и “истина – правда”
первые определения выступают по отношению к человеку холодными, отчужденными,
в то время как вторые тесно связаны с человеком. Н.Д. Арутюнова [6,
138].
Присущее
русским отношение к закону, с одной стороны, и к справедливости с другой, нашло
свое отражение в исследованном В.В.Знаковым [7, 140] феномене “нравственной
лжи”. С помощью экспериментов, проведенных с различными социальными группами
россиян, он обнаружил, что статистически значимое большинство респондентов не
только считают морально приемлемой “ ложь во спасение”, но и согласились бы,
например, дать в суде ложные показания ради спасения невиновного обвиняемого.
Таким образом, “истина” и
“справедливость” в сознании
русского человека в конкретных случаях
вполне могут не совпадать и справедливость всегда будет дороже истины, даже
если для ее восстановления придется прибегнуть ко лжи. По мнению В.В.Знакова, это один из ключевых моментов отношения к
понятиям “правда” и “ложь”, “справедливость” и “мораль”, “закон” в русском
этническим сознании, в т.ч. в русской языковой картине мира.
Подобного рода сопоставительные исследования могут нести двоякую направленность и открыть новое в изучении латинских поговорочных выражений, имеющих аналогии в русском языке, поскольку факты совпадений, имеющие общую основу, представляют непреходящий интерес.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гаспаров М.Л., Ярхо В.Н. Язык как творчество. – М.: Сб. ст. 1996.
2. Бабичев Н.Т, Болдырев Я.М. Словарь латинско-русских крылатых слов. – М., 1976.
3. Максимов С.В. Крылатые слова. – М.: Просвещение 1990.
4. Лурье С.В. Историческая этнология. – М., 1997.
5. Мельникова А. Л. Язык и национальный характер – С.-П. 2003.
6. Арутюнова Н.Д. Истина и этика. – М., 1995.
7. Знаков В.В. Понимание правды и лжи в русской историко-культурной традиции. – М., 1997.