Филологические науки/ 7.Язык, речь, речевая

коммуникация

Досмаганбетов Б.Т.

Кызылординский государственный университет им. Коркыт Ата,

Казахстан

МЕТАФОРИЧЕСКИЙ ПЕРЕНОС КАК ОСНОВА ПРОЦЕССА

НЕОФРАЗЕОЛОГИЗАЦИИ

Развитие теории метафоры в казахстанской лингвистике, беря начало от кандидатской диссертации Б.Хасанова "Метафорическое употребление слов в казахском языке" [1], шло несколькими путями.

Во-первых, это расширение языкового материала, привлечение к исследованию метафоры фактов не только казахского, но и русского языков (см. работы И.С.Муратбаевой, С.К.Сансызбаевой), во-вторых, конкретизация исследовательского языкового материала по их жанрово-стилистическим (см. раб. А.С.Сансызбаевой – научная метафора, Г.С.Кусаиновой – политическая метафора, Ф.З.Сеитовой – искусствоведческая метафора.), структурным (см. раб. Г.Н.Зайсанбаевой) характеристикам, в-третьих, рассмотрение метафоры как одного из видов троп, создающих индивидуально-авторский стиль того или иного мастера слова (см. раб. А.М.Тенбаевой, А.Д.Ескараевой, А.С.Есмагуловой, Э.Р.Когай и др.), в-четвертых, представление метафоры как специфического способа познания действительности (см. раб. Г.Н. Зайсанбаевой, Г.С.Кусаиновой, Ф.З.Сеитовой).

Г.Кусаинова, обобщая исследования по метафоре, отмечает: "В современной лингвистике термин "метафора" интерпретируется в рамках трех основных направлений:

1) Как художественный прием, образованный на основании сходства. В рамках данной трактовки основной функцией метафоры является декоративная или "орнаментальная".

2) Как общее название для всех образований с двуплановой семантической структурой с одновременной актуализацией двух значений – прямого и переносного. В данном варианте термин "метафора" подразумевает целый ряд языковых явлений, обладающих семантической двуплановостью, а именно: перифраз, аллегорию, персонификацию и ряд других троп.

3) Междисциплинарное, семиотическое понимание метафоры как специфического способа человеческого мышления, в основе которого лежит применение имеющихся знаний к области неизвестного. Основная функция метафоры в данной интерпретации – когнитивная" [2].

История становления общей теории метафоры насчитывает несколько веков, основы теории метафоры заложены Аристотелем, который в своей "Поэтике" под метафорой понимает "перенесение слова с измененным значением из рода в вид, из вида в рода, из вида в вид, или в форме пропорции" [3].

Примечательно, что у Аристотеля мы встречаем мысли о метафоре как средстве познания мира и фиксации знания в языке, что составляет исходную базу современной когнитивной теории метафоры.

В эпоху Квинтилиана и Цицерона метафора рассматривается как украшение речи, как способ ее возвышения.

В эпоху Возрождения метафора рассматривается как способ отражения действительности на основе принципа фиктивности, то есть допущения подобия между предметами и явлениями. Указанный принцип фиктивности als ob "как если бы" глубоко разрабатывается в трудах И.Канта.

Креативно-познавательные возможности метафоры в Новое время рассматриваются Д.Вико как естественный способ выражения мировосприятия в его национально-временном обличии, поэтому каждая эпоха конструирует свой миф и использует свои метафоры.

Эти идеи были развиты В. фон Гумбольдтом и А.А.Потебней в их концепциях внутренней формы языка как творческой деятельности, организующей мысль.

Для лингвистической науки конца ХХ - начала ХХIвв. особенно значимыми оказались представления о концептуальной метафоре Дж. Лакоффа и М.Джонсона [4] и теория регулярной многозначности, разработанная Ю.Д.Апресяном, Д.Н.Шмелевым, Н.В.Багичевой, Л.В.Балашовой, Л.А.Новиковым, И.А.Стерниным, А.П.Чудиновым и др.

В настоящее время в языкознании под влиянием этих научных направлений утвердилось следующее понимание метафоры: "Метафора – … основная ментальная операция, которая объединяет две понятийные сферы и создает возможность использовать потенции структурирования сферы-источника при концептуализации новой сферы. Метафоры заложены уже в самой понятийной системе мышления человека. Метафора – это проявление аналоговых возможностей человеческого мышления. Это особого рода схемы, по которым человек думает и действует" [5].

В.М.Шаклейн оценивает метафору в рамках восприятия и передачи информации как одно из средств мышления, связанного с языком повседневного общения и являющегося отправной точкой в процессе эволюции функциональных категорий этнического сознания [6]. Иначе говоря, каждая этническая группа, каждый регион характеризуется своим набором специфических метафор.

Так, для европейцев характерно метафорическое представление работы человеческого мозга как компьютера, поскольку идеалом европейского мышления является системность, логичность, неизменное соблюдение правил. Сравнение с эффективно-мыслящей машиной для европейца всегда положительно окрашено.

Для казаха и русского идеалом, вероятно, будет образно-эвристическое мышление, и сравнение человека с компьютером в ряде случаев будет выражать отрицательную оценку: бездушность, отсутствие человеческой теплоты, неумение прощать и т.д.

Рассмотрение метафоры как категории этнического сознания хорошо представлено в работах Д.Хебба и А.Дамасио [7], [8].

Д.Хебб считает, что метафора имеет нейро-психологические основания, "во время ее образования в сознании человека клетки головного мозга соединяются друг с другом через определенные связывающие механизмы", эти объединения служат основой активизации культурного опыта человека. Метафоры ввиду образности и необычности воспринимаются ярко и легче закрепляются в сознании человека. При необходимости, в случае активизации в сознании всплывает метафора как знак события, признака, действия, процесса.

А.Дамассио рассматривает метафору как "ген текста", скрывающий широкий этнически обусловленный образ, например, образ эпохи, местности, страны, впечатления, этнических правил действия и мышления. Вследствие этого, метафора квалифицируется исследователями как механизм изъятия нужной информации из всего объема информации и, прежде всего, информации культурного плана".

Влияние метафоры на сознание человека велико. В.Шаклейн, подытоживая исследования последних лет по теории метафоры, пишет о том, что "мыслительный процесс может инициироваться в нескольких направлениях, и поскольку наше сознание представляет собой последовательный процесс, некоторые направления мышления могут оставаться скрытыми и не проявляться совсем. Возникновение и взаимоусиление этих скрытых параллельных процессов могут повлиять на ход мысли или поведение человека гораздо позже, когда они достигнут порога сознания. Такие процессы лежат в основе постгипнотических внушений посредством метафор" [6,84].

С точки зрения прагмалингвистики, метафора – эффективное средство воздействия на коммуниканта, потому что человек не осознает силу воздействия метафоры, воздействие идет подспудно и потому эффективно.

В рамках теории концептуальной метафоры, где акцентируется внимание на когнитивной функции метафоры, следует выделить следующие признаки метафоры:

– метафора – это механизм осмысления абстрактных понятий;

– метафора по природе своей не языковое, а концептуальное явление;

– метафорическое понятие основано на неметафорическом понятии, т.е. на нашем сенсомоторном опыте;

– метафора более основана на соответствиях в нашем опыте, нежели на объективно существующем сходстве. При этом сфера-источник и сфера-цель по существу могут быть не связаны;

– метафора – это не образное средство, связывающее два значения слова, а основная ментальная операция, которая объединяет две понятийные сферы и создает возможность для использования потенции структурирования сферы-источника при концептуализации новой сферы.

Как было отмечено выше, на современном этапе разработки проблемы метафоры все больше внимания уделяется исследованию метафорических моделей и функционированию метафор в разных по жанрово-стилистическим характеристикам текстах и дискурсах.

Так, Г.С.Кусаинова, исследуя функционирование политической метафоры в казахоязычном и англоязычном газетном тексте, выделяет метафорические модели, общие как для казахского, так и для английского политического дискурса:

1. Метафорическая модель "Природа", которая естественно отображает определенные аспекты политических реалий, прежде всего возникновение, развитие и претворение в жизнь политических замыслов. Семена (наши идеи, ценностно-ориентированные представления) заносятся в почву (сознание людей, общества) и при благоприятных условиях пускают корни (прочно укрепляются в сознании), и прорастают (формируются в убеждения, позиции, мировоззрения). Чтобы растение быстро росло (система идей получала распространение и поддержку), за ним необходимо ухаживать, и в этом случае оно будет цвести и приносить плоды (результаты идеологической работы). Все это возможно при наличии определенного климата, при этом необходимо учитывать фактор непредсказуемых природных стихий [2,104].

2. Метафорическая модель "Строительные работы", являющаяся наиболее употребительной. Общество представляется как некоторое строение, в котором можно выделить фундамент, стены, крышу, окна, двери, несущие опоры, блоки, соответственно этому проводятся строительные работы в различных сферах человеческой деятельности [2,109].

3. Метафорическая модель "Свет-тьма". Свет ассоциируется со способностью видеть, теплом, жизнью, развитием: тьма связана со страхом перед неизвестностью, холодом, уязвимостью, смертью.

Различия в политической метафоре английского и казахского языков Г.С.Кусаинова усматривает, во-первых, в наличии некоторых метафорических моделей (например, морская метафора, компьютерная метафора) в английском политическом дискурсе и отсутствии таковых в казахском политическом дискурсе, во-вторых, большей частотности военной метафоры в английском и меньшей – в казахском политическом дискурсе и др.

Ф.З.Сеитова, анализируя характер и функционирование метафоры в тексте искусствоведческой проблематики (живопись), выделяет три основных разряда искусствоведческих метафор, в которых в качестве сфер-источников выступают человек, неживая природа, животный мир. При этом наиболее продуктивной является модель "Человек – живопись", что объясняется детальной структурированностью исходной понятийной сферы и общеизвестностью этой структуры, принадлежностью исходной сферы к ближайшему кругу интересов человека [9,136-137].

Усиление исследовательского интереса к метафоре в последние десятилетия во многом объясняется расширением сфер функционирования метафоры, активизацией процесса метафоризации, усилением словотворческого начала не только у мастеров слова, но и рядовых носителей языка, креативным отношением к языку людей самых разных сфер деятельности. Многие исследователи, анализируя художественный текст, отмечают активное использование языковой игры, обязательным элементом которой выступает метафора.

Для художественного дискурса – основного объекта нашего исследования – характерно активное использование метафор нового времени, в определенной степени еще не утративших налет новизны, в силу чего образная основа внутренней формы отчетливо ощущается носителями языка, а восприятие подобных метафор особо ярко.

Общеизвестно, что художественная метафора создается благодаря одновременному сосуществованию двух планов: прямого и переносного значения. Художественная метафора требует соответствующего контекста, в котором обязательно присутствие первичной номинации объекта.

Еще одной чертой художественной метафоры, в отличие, скажем, от научной, является формирование так называемой развернутой метафоры, с точки зрения когнитивной лингвистики, представляющей экспликацию из того или иного концепта, легшего в основу фразеологизма.

Традиционный фразеологизм "одним выстрелом убить двух зайцев" означает "одновременно выполнить два дела; добиться осуществления двух целей" [10,454].

А.Маринина в романе "Все не так" обыгрывает внутреннюю форму фразеологизма следующим образом: "Ребята быстренько ретировались, на прощание посоветовав мне лечиться у мозгоправа, а я, попивая свой экспрессо, подсчитывал, скольких зайцев сумел убить одним выстрелом. Во-первых, я заставил Дану принять участие в разговоре с незнакомыми мужчинами… Во-вторых, я избежал вопросов о том, кто такая Дана и почему я связался с малолеткой. В-третьих, я избавил себя от необходимости врать. В-четвертых, я ускользну и от риска быть разоблаченным и тем самым нанести Дане травму, которую практически невозможно будет залечить. И, в-пятых, я, похоже, навсегда пресек желание части своих знакомых подходить ко мне здесь, в клубе, и вынуждать снова убивать первых четырех зайцев. В итоге выстрел удался на славу и принес мне чувство, как говорили во времена моего детства, глубокого удовлетворения.

От анализа результатов охоты меня оторвал робкий голос Даны…" [10,50-51].

В данном случае писатель использует исконную для метафорической основы фразеологизма ситуацию охоты, обыгрывая ключевые позиции этой ситуации: выстрел, зайцы, выстрел удался, фигурирует же и общее название охота. В то же время и фразеологическая семантика языковой единицы (достигнутая цель) развивается, расширяется (во-первых, во-вторых, в-третьих, в-четвертых, в-пятых, убить четырех зайцев). В результате всего этого внутренняя форма традиционного фразеологизма расширяется, трансформируется, развивается, с одной стороны, как бы возвращая читателя к исходной коммуникативной ситуации, явившейся базой для метафорического переосмысления, с другой стороны, дает возможность использовать трансформированный вариант фразеологизма для передачи несколько иной, обогащенной семантики.

Иногда весь текст детектива может строиться на одной развернутой, сложной по своей структуре метафоре, которая красной нитью проходит через весь роман, вершиной айсберга при этом предстает фразеологизм, а весь массив текста – экспликацией метафорического видения мира, легшего в основу фрейма либо сценария, схемы фразеологизма.

Для анализа возьмем текст детективного романа А. Марининой "Чувство льда", в названии которого фигурирует фразеологизм, сформированный в сфере спорта – фигурного катания. Образная основа фразеологизма, первоначальная коммуникативная ситуация, в которой возникает фразеологизм, описывается одним из персонажей романа Андреем Филановским следующим образом: "Чувство льда… Знаете, что это такое, когда новичок выходит на лед, ему кажется, что лед – это страшный противник, подлавливающий малейшее неверное движение, мгновенно мстящий падением, ушибами, травмами. Я боялся льда, мне казалось, что он – постоянный источник опасности, холодный, твердый и враждебный, и я думал, что моя задача – укротить его, как необъезженную лошадь, заставить покориться мне, уступить, сдаться. У меня ничего не получалось, потому что лед противостоял моим попыткам выполнить тот или иной элемент, он становился каким-то особенно скользким, когда я двигался по нему, и особенно твердым, когда я падал…

В общем, мое пребывание на льду было сплошной борьбой за выживание. Тренер говорил мне: попробуй сделать вот так. Не получается? Тогда попробуй вот эдак. Снова не получается? Тогда сделай вот это… И однажды наступил момент, когда я оттолкнулся, чтобы выполнить прыжок, и лед, словно батут, спружинил вместе со мной и подбросил меня в воздух, а когда я приземлился, мягко принял меня и как будто обнял лезвие конька, чтобы оно не покачнулось и чтобы выезд был уверенным. И я вдруг понял, что стою на льду твердо… и лед вовсе не враг, не противник. Он – лед. Он такой, какой он есть. Просто благодаря помощи тренера мне удалось найти те движения, ту работу мышц, то положение тела, при которых мне на этом льду стало удобно и комфортно, а льду – удобно и комфортно со мной. Я обрел чувство льда" [11,104].

В данном случае фразеологизм "чувство льда" основан на метафорическом переносе "Спорт Жизнь (отношение человека с другими людьми)", о чем открыто говорит Андрей Филановский: "Фигурное катание – это модель жизни. Вам может показаться, что жизнь враждебна к вам, недоброжелательна, сурова, и у вас поэтому ничего не получается или получается не так, как вам хочется. И прыжок не получается и падать больно. Верно? На самом деле у вас просто нет того, что называется чувство льда" [11,104].

Интересно, что в тексте романа семантика часто используемого фразеологизма "чувство льда" ни разу открыто не эксплицируется, читатель вместе с персонажами, проводя параллели между поведением фигуриста на льду и конкретным человеком в реальной жизни, сам приходит к пониманию семантики фразеологизма. Чувство льда – это чувство уверенности в своих жизненных силах, целях, которое возникает, когда ты умеешь правильно оценивать ситуацию и проблему.

Попутно отметим, что во фразеологизме компонент лед играет особую роль. Лед – жизнь, так же, как и ко льду, к жизни, к жизненным ситуациям и проблемам нужно относиться серьезно и уважительно. Приведем иллюстрацию из романа: "Девушка взяла в руки бутылку воды, прополоскала рот и сплюнула воду на лед.

Нана помертвела.

- Господи, что она делает? – в ужасе прошептала она. – Она что с ума сошла? Разве можно плевать на лед?

- А разве нельзя? – спросил Никита. – Что в этом такого?

- Никитос, я тебе тысячу раз объясняла, что лед – живой и с ним нужно уметь договориться. Его нужно любить, уважать, пришел на каток – поздоровайся, скажи ему несколько добрых слов, уходишь – попрощайся и поблагодари. Ты же видишь, как твой любимый чемпион после выступлений целует лед в том месте, где удачно выполнил четвертной прыжок. Вот так и надо со льдом обращаться…" [11,117].

Далее этот ключевой фразеологизм, его образная основа используется писателем при описании сна одной из героинь Наны Ким. Ей снится, что она должна выступить на соревновании и выполнить очень сложный прыжок «тройной аксель с шагом»: Она катается почему-то под чужую музыку, и понимает, что эти элементы её оттренированной программы на эту музыку не ложатся, и пытается что-то сымпровизировать, попасть в ноты, и ничего у нее не получается… Она не чувствует лед, под ногами словно вязкое болото, по поверхности которого невозможно ни скользнуть, ни набрать скорость, ни оттолкнуться. И ноги как чужие …

В данном случае фрейм "фигурное катание" и фразеологизм "чувство льда" используется автором произведения для выражения метафорического смысла, имеющего отношение к жизни героини, а именно чувство к Александру Филановскому, которое, как полагает Нана, она испытывает на самом деле надуманное, ложное. Именно поэтому во сне она не испытывает чувство льда, что описывается через сравнение льда с вязким болотом, по которому ни скользнуть, ни набрать скорость, ни оттолкнуться.

И в конце романа, когда Нана Ким окончательно выясняет отношения с Антоном Тодоровым, снова используется фрейм фразеологизма "чувство льда":

- Не уходи, - попросила она.

- А Никита?

- Не уходи, - попросила Нана

У нее было такое чувство, как будто она готовится выполнить прыжок, но она не уверена, что сможет правильно приземлиться. Лед ненадежен, он может не принять конек, так как нужно, и она или "сядет на зубец" или на заднюю треть лезвия, или вообще не сможет сохранить равновесие на опорной ноге и упадет. Но пока, что она ещё разгоняется, еще выполняет подход к прыжку, и до момента толчка есть время, и можно передумать и не прыгать…

- Тоша, тебе не приходило в голову, что на мне можно жениться? [11,346-347].

И заканчивается роман следующим описанием финала фрейма: "Она разгруппировалась, уверенно коснулась льда передней третью лезвия и легко и красиво выполнила выезд. Она стряхнула с себя наваждение, имя которому – Александр Филановский, и к ней снова вернулось чувство льда".

Итак, фразеологизм, его фреймовая основа может выполнять функцию сквозного образа, помогающего в силу своего метафорического содержания писателю выразить, а читателю - воспринять основную мысль художественного произведения.

Литература:

1. Хасанов Б. Метафорическое употребление слов в казахском языке. Дисс... канд. филол. наук, 1966. – 145с.;

2. Кусаинова Г.С. Функциональный аспект политической метафоры на страницах казахскоязычных и русскоязычных газет. Дисс… кандидата филологических наук. Алматы, 2006. – с.3;

3. Античные теории языка и стиля. СПб., 1996. – с.184;

4. Лакофф Д. Когнитивная семантика.// Язык и интеллект. М., 1995;

Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем.// Теория метафоры. М., 1990. – с.387-415;

5. Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: когнитивное исследование политической метафоры (1991-2000). Екатеринбург, 2001;

6. Шаклейн В.М. Метафора как лингвокультурное средство восприятия и передачи информации. // Русское слово в мировой культуре: Конгресс МАПРяЛ. СПб: Политехника, 2003. – с.79;

7. Хебб Д. Эмоции, причины человеческого мозга. // Американская ассоциация по продвижению науки. Т.270. 1995. – с.356-357;

8. Damassio A.R. Descantes' Error: Emotion, reason and the Humain Brain. – N.T.: G.P. Putman's Sons, 1994. – p. 41-43;

9. Сеитова Ф.З. Метафора в тексте искусствоведческой проблематики (живописи). Дисс. … канд. филол. наук. Алматы, 2007. – 138с.;

10. Маринина А. Все не так. М., т.2, 2007. - 283с.;

11. Маринина А. Чувство льда. М.: изд. ЭКСМО. 2007, т.1, т.2 – 347с.