Историософское целеполагание и эстетическое пространство человека.

Человек "настроен" на некую цель, то есть такое завершение существования, которое невозможно произвольно назначить, его можно только обнаружить. Человек может размышлять и решать, и у человека тоже есть свое назначение, которое является его осуществлением, однако посредством своих интеллектуальных и волевых действий человек может достичь своих целей или упустить их. Цель человека – это объективное, встроенное в нас осуществление, которое одновременно способно доставить нам величайшее субъективное удовлетворение. Мы, такие, какие мы есть, предназначены для того, чтобы стать чем-то совершенно определенным; и если это нам удается, то мы находим полный покой и счастье. Но в чем состоит цель – этого нельзя определить, исходя из наших собственных мнений, так как это лежит "по ту сторону" наших возможностей. Фундаментальная проблематика, определяющая образ жизни человека зависит от того, каковы цель и назначение человека и как нам скорее приблизиться к осуществлению этой цели, коренящейся в самой человеческой сути. Показателем истинности практической философии является правильное стремление, естественная ориентация человека на его объективное осуществление. Всё имеет общую связь и выстраивается в позиции, которые помогают или препятствуют вести определённый образ жизни, который может соответствовать или противоречить потенциальному осуществлению человека.

Существует некая добродетель, которая позволяет распознать, какие действия хороши, учитывая нашу сущность, наше назначение, а также конкретную ситуацию, в которой мы находимся. Для определения так называемого нравственного, этического действия, важно учесть тот факт, что человек есть существо, которое стремится к своему осуществлению и реализации.

Античность и средневековье понимали под этикой размышление над тем, какую жизнь мы должны вести, чтобы соответствовать нашему человеческому бытию. Этот вопрос приведет к другому вопросу – о соизмеримости, к деталям долженствования; рассуждая подобным образом, этика подчеркивает те позиции, которые лежат в основе нравственности или безнравственности отдельных действий. В связи с этим, верен таковой внутренний вопрос: "Как должен я оформить свой жизненный путь, чтобы осуществить свое внутреннее назначение как человека?" – хотя при этом отдельные действия и не теряют своей важности, но они выстраиваются в более общую связь.

С детства посредством воспитания, посредством воздействия социальной среды нам навязываются конкретные нормы поведения и ценностные представления, установленные и регулируемые обществом, предполагаются также требования, ожидания и осуждения, прививаемые отдельному индивиду за соответствующее действие. Все это способствует формированию его собственного суждения о ценностях и его способности различать добро и зло.

Зигмунд Фрейд объяснял это с точки зрения глубинной психологии через образование некоторого сверх-Я как связующей инстанции, из которой вытекают требования совести, из-за которой мы чувствуем ответственность. Карл Маркс объяснял это социологически, относя мораль к "идеологической надстройке", призванной оправдывать общественный порядок и гарантировать его сохранность в интересах правящего класса, поэтому изменение нравственных норм возможно лишь в результате изменения всего общества.

В то время как мы на основании научного воззрения и из опыта знаем, что мир такой-то и такой-то, а люди действуют таким-то и таким-то образом, исходя из определенных побуждений, в соответствии с определенными закономерностями, и действия их подвержены определенному влиянию. И в этом случае, задача этики состоит в том, чтобы освобождать нас от обоснования, определенного поведения, как хорошего, а другого, напротив, плохого, и пояснения, почему все именно так.

Перейдем теперь к так называемым наукам о духе и человеческой духовности как таковой. Предмет их теоретического интереса этих наук - люди как личности, их личностная жизнь и деятельность, и, соответственно, ее продукты. Личностная жизнь - это когда Я и Мы живут в горизонте общности, а именно в различных простых и иерархизированных общностях, таких, как семья, нация, сверхнация. Слово жизнь здесь означает жизнь целенаправленную, создающую продукты духа, в наиболее полном же смысле - культуротворящую жизнь в единстве определенной историчности. Все это и есть тема многообразных наук о духе.

Величие естественных наук состоит в том, что они не удовлетворяются наглядной эмпирией. Считается, что "чисто описательные" науки привязывают нас к конечности земной среды. Математически точная наука о природе, напротив, охватывает своими методами бесконечность в ее действительных и реальных возможностях. Она воспринимает наглядно данное как чисто субъективное, относительное явление и учит путем систематического приближения постигать самую сверхсубъективную ("объективную") природу. При этом, обнаружив в ней безусловно всеобщее в элементах и законах. Вместе с тем, она учит объяснять наглядно данные конкретности через сущее, т. е. из соответствующих данных явлений выводить будущие возможности и вероятности в таком объеме и с такой точностью, которые превосходят любую, связанную с уровнем наглядности эмпирию.

Душевная жизнь каждого человека коренится в телесности, а, следовательно, и каждая общность - в телах отдельных людей, являющихся ее членами. Стало быть если для явлений, входящих в сферу наук о духе, должно быть найдено действительно точное объяснение, и вслед за этим выработана также и достаточно широкоохватная научная практика, как в естественнонаучной сфере, то представителям наук о духе здесь надлежит не просто рассматривать дух как таковой, но направлять свой взор также и к его телесным основаниям и строить свои объяснения с помощью таких точных наук, как физика и химия. Этому, однако, препятствует сложность точных психофизиологических исследований, нужных уже для понимания человека, а тем более больших исторических общностей. Будь мир состоящим из двух, так сказать, равноправных сфер реальности - природы и духа, из которых ни одной не давалось бы предпочтения по отношению к другой методически и предметно, ситуация была бы иной.