УДК 330.342
Бутук А. И.
кандидат экономических наук,
доцент кафедры Экономических
систем и маркетинга
ФОРМАЦИОННАЯ ДИАЛЕКТИКА СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ В РАМКАХ ИСТОРИКО-МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОГО ПОДХОДА
Проблемы историографии всегда были и всегда останутся актуальными и весьма дискуссионными направлениями научного познания, в том числе в аспекте осмысления процесса самодвижения упорядочивающей деятельности, к которой мы относим:
1)
трансакции
управления – издержки надстроечной инфраструктуры;
2)
трансакции
распределения – чистые издержки аллокационной инфраструктуры;
3)
трансакции обращения – чистые издержки
рыночной инфраструктуры.
Среди множества трактовок периодизации истории [1-6], в частности, регулирующей деятельности, на наш взгляд, самой гносеологически продуктивной является историко-материалистическая концепция [7-8]. Правда, и в последней ещё есть достаточно много «белых пятен». В настоящей статье мы пытаемся выяснить некоторые вопросы с целью уточнения формационного (историко-материалистического) понимания процесса саморазвития общественно-хозяйственного упорядочения бытия людей в контексте всемирной истории.
Присваивающему
хозяйству, представляющему собой исходную эру доаграрного общества, адекватна
стадная (почти животная) форма организации бытия пралюдей, в коем преобладало
собирательство с примитивными зачатками охоты и рыболовства, а также выработки
простейших орудий названных занятий, в которых первоначально отсутствовало даже
естественное (поло-возрастное) разделение труда, но для проведения которых уже
требовалась такая сложная форма сигнализации, как язык, зарождавшийся в эту
наиболее продолжительную эпоху неписаной истории.
Имманентным даже позднему палеолиту, не говоря
уже о мезолите, является не просто присваивающее, а присваивающе-производящее
хозяйство, где заметно усложнились как сами собирательство, охота и
рыболовство, так и выработка требуемых для них орудий, на что уходило всё
больше времени. В рамках указанной эры совершилась охотничье-техническая
революция и произошёл переход от стадной к матриархально-родовой организации
жизни с экзогамией и поло-возрастным разделением труда.
Исключительно
общинный характер производства необходимого продукта и эпизодического создания
прибавочного продукта явился почвой для утверждения родовой собственности и
коллективизма как единственно возможного (на первом этапе постстадной эпохи)
способа соединения рабочей силы со средствами производства, которому
соответствовала мораль функционально-уравнительного распределения,
представленная полигамно-племенными обычаями и тотемистическими верованиями,
регулировавшими воспроизводство матриархально-родового строя и присущей ему
формы производительного труда посредством многобрачного сожительства (при экзогамной
борьбе с кровосмешением) и кровнородственной солидарности, а также поклонения
предкам и природе.
Неравномерный и медленный прогресс
производительных сил в пределах матриархально-родового уклада постепенно привёл
к формированию эры производяще-присваивающего хозяйства, где уже важными
отраслями труда подспудно становились зародышевые земледелие, скотоводство и
ремёсла при сохранении достаточно весомого значения для жизнеобеспечения
традиционных охоты, рыболовства и собирательства, что сильно зависело от
конкретных природных условий определённых регионов Земли. Становление
указанного хозяйства, называемое часто неолитической революцией, фактически
совпадало с начальной фазой зарождения аграрного общества, в силу чего
устойчивость выработки прибавочного продукта повысилась вместе с размерами
последнего, образовав предпосылки для зачатков обмена и первичного отделения
скотоводства от земледелия и ремесла от сельского хозяйства, а также для
мучительного и длительного разложения собственно матриархально-родового строя.
Скачок
от исключительно общинного к моногамно-семейному типу выработки необходимого
продукта и спорадического создания прибавочного продукта стал толчком к
формированию патриархально-общинного способа производства, в котором в границах
общины родовые узы подспудно вытеснялись соседскими по мере того, как всё более
самостоятельными экономическими ячейками оказывались патриархальные семьи, где
главенствовал мужчина в качестве решающего субъекта производительной и военной
деятельности, а, значит, собственника экономических ресурсов и результатов их
применения, детерминируя появление имущественной дифференциации, становление
социальной стратификации и болезненное оттеснение на второй план
матриархально-родовых взаимосвязей. Но патриархально-общинный строй основывался
на семейно-общинном способе соединения факторов производства, ибо соседской
общине принадлежала земля, а патриархальным семьям – все остальные средства
производства и рабочая сила, что вызвало необходимость
государственно-племенного упорядочения зарождавшихся классовых отношений и
конфликтов, какие уже не могли быть разрешены только кровнородственными
традициями и религиозными нормами политеизма. Всё более весомым регулятором
патриархально-общинного бытия становились и товарно-денежные контакты, особенно
по мере начального отделения торговли от производства и возникновения
купечества с ростками кредита.
В
ходе и посредством аграрно-технической революции происходило возникновение и
совершенствование аграрного общества, в рамках коего получили своё классическое
воплощение три строя: древневосточная оросительная
патриархально-государственная система, субтропическое рабовладение и всеобщий
феодализм. Каждый из этих укладов материально-технически базировался на вполне
определённых и присущих только им характерах (типах) производства, сочетаясь с
доаграрными системами хозяйственного бытия отсталых племён.
Впрочем,
фундаментом как субтропического рабовладения, так и древневосточного
патриархально-государственного оросительного строя, был одинаковый тип
производства – сверхсемейный (принудительно групповой) характер устойчивой
выработки не только необходимого, но и прибавочного продукта. В отличие от
семейного типа производства необходимого продукта и спорадического создания
прибавочного продукта, ранее вызвавшего переход от матриархально-родового строя
к патриархально-общинному укладу, сверхсемейный характер регулярной выработки
прибавочного продукта обусловил (разумеется, первоначально) становление
рабовладельческого уклада отнюдь не везде, ибо последний не мог иметь всеобщего
распространения в силу чисто природных обстоятельств: с одной стороны,
ирригационное хозяйство жарких речных долин Древнего Востока никак нельзя было
доверить рукам рабов, вследствие чего там на указанном типе производства объективно
могла сформироваться лишь оросительная патриархально-государственная система,
основанная на труде общинников и регулируемая деспотической монархией; а, с
другой стороны, в умеренном климатическом поясе Земли рабство могло быть лишь
домашним, поскольку производительный труд тут требовал для постоянного создания
прибавочного продукта более сложных орудий, какие легко ломались бы, попав в
распоряжение незаинтересованных в результатах своего труда рабов. Да и само
рабовладение в той субтропической зоне, где оно нашло классическое воплощение,
на деле находилось в среде явно преобладавших патриархально-общинных отношений.
При этом не только собственно частнорабовладельческие (в субтропиках) и
государственно-деспотические (на Древнем Востоке) взаимосвязи, но также
межплеменные, соседски общинные и патриархально-родственные (внутрисемейные)
узы объективно служили регулированию хозяйственной жизни той эпохи. И как
идеологическая форма протеста против рабства и деспотизма, а также как
апелляция к душе человека явились на закате оросительной
патриархально-государственной (древневосточной) системы и античного
рабовладения практически все крупнейшие монотеистические религии, которые стали
позже мировыми, но которые не могли упорядочивать патриархально-рабовладельческих
отношений.
На
почве внедрения высших достижений аграрно-технической революции уже в пределах
Римской империи (а на Древнем Востоке, скорее всего, ещё раньше) сформировался
семейный тип устойчивого производства не только необходимого, но и прибавочного
продукта. Поэтому ещё в Римской империи объектом эксплуатации стала отдельная
крестьянская семья посредством колоната. Обусловленные этим сдвиги во
внутриобщинном соотношении сил стали питательной средой для медленного и
подспудного возникновения и утверждения феодальных отношений, суть коих состоит
в поземельно-личной зависимости крестьянских семей, главы которых являлись
собственниками тяглового скота и сельскохозяйственного инвентаря, от
землевладельцев, захвативших земельные и водные ресурсы как главные условия
аграрного труда и присваивавших на данной базе его прибавочный продукт в виде
известных форм земельной ренты. Стереотипы земельной аристократии регулировали
феодальную форму производительного труда, основанную на поземельно-личном
способе соединения факторов производства, не только вследствие того, что она
правила в этом укладе, но и потому, что присущие ей обычаи и привычки
упорядочивали и её собственное поведение в соответствии с домостроем,
сословностью и монархизмом, помноженными на местничество. Несравненно большая
заинтересованность крестьян (нежели рабов) в совершенствовании семейных средств
производства расширяло спрос на продукцию ремесленников, что вызвало развитие
ремесла и повторное отделение последнего от сельского хозяйства. На Западе
ремесло жёстко регулировалось цеховой организацией, будучи подчинённым
сословно-феодальным устоям. Духовенство в качестве второго неподатного сословия
феодального социума (наряду с дворянством) на каждом из этапов развития
средневекового государства религиозно-обрядово и теологически отстаивало, хотя
и не всегда прямо, духовные ценности феодального мировосприятия людей, в том
числе крестьян, ремесленников и купцов как представителей податных сословий. В
силу преобладания натурального характера производства товарно-денежные законы
(особенно сначала) слабо регулировали феодальные отношения, хотя их
упорядочивающая роль постепенно возрастала. В условиях хронического дефицита
рабочей силы и неразвитости товарно-денежных отношений, характерных глубоко
внутриконтинентальному положению Северной Евразии, сложился в конце XVI –
начале XVII ст., т.е. гораздо позже, чем в умеренно морской зоне Западной
Европы, общинно-крепостнический строй государственного феодализма,
продержавшийся до середины XIX в., а его пережитки – даже до начала XX ст.
Эру индустриального социума условно надо
подразделять на две эпохи: аграрно-индустриальную и индустриально-аграрную.
Причём, каждой из названных эпох присущ вполне определённый тип (характер)
производства и соответствующий ему базис. Важно выяснить сдвиги, свершившиеся в
экономических системах данных эпох и в механизмах регулирования каждой из них.
Медленное
совершенствование экономических ресурсов в рамках феодализма обусловило
постепенное становление нового характера производства, состоявшего в том, что
уже не только моногамная семья, но и отдельные носители рабочей силы
индивидуально могли устойчиво производить необходимый и прибавочный продукт.
Это прежде всего означало, что, с одной стороны, индивид в лице отдельного
взрослого человека получал экономическую свободу от семьи (хотя эта свобода
весьма относительна), а с другой – уже и индивидуальная рабочая сила людей
могла становиться теперь объектом внесемейной эксплуатации в смысле извлечения
из её обособленного хозяйственного использования выгоды путём присвоения
создаваемого ею прибавочного продукта, т.е. сформировался индивидуальный тип
производства необходимого и прибавочного продукта, ставший материальной почвой
подспудного разложения поземельно-личной зависимости и образования рынка труда,
где объектом найма оказалась рабочая сила отдельного человека, причём,
применительно ко всё большей части экономически активного населения.
Становление индивидуального характера производства необходимого и прибавочного
продукта в разных регионах Земли совершилось не в одно и то же время, фиксируя
территориальную и этническую неравномерность общественно-хозяйственного
прогресса от аграрного к
аграрно-индустриальному социуму, где пионерами были страны Западной Европы в
силу естественных причин – благоприятных природно-климатических условий
умеренной морской полосы, детерминировавших опережающее углубление
общественного разделения труда и развитие товарных и денежных взаимосвязей, а
значит, - расширение первоначального накопления капитала, в том числе за счёт
усиления внутрисословного неравенства, которое породило как обуржуазивание, так
и пролетаризацию, шедших рука об руку с образованием национальных рынков
капитализирующихся государств, в каких всё более утверждались частная свобода,
предприимчивость и гражданские права по мере противоречивого разворачивания
Ренессанса, Реформации, коммерциализации, атеизма, абсолютизма, протекционизма
и хищнического колониализма (после Великих географических открытий). Россия
даже после успешных реформ и завоеваний Петра I и Екатерины II оставалась на
обочине данных процессов вследствие своих внутриконтинентальных территорий,
громадных расстояний и холодного климата, естественно сдерживавших
совершенствование её производительных сил.
Качественный
скачок от индивидуального к общественному типу производства и от
аграрно-индустриального к индустриально-аграрному обществу совершился
практически одновременно. Причём, он произошёл в разных странах не в одно и то
же время в силу неравномерности их развития. Относительным критерием, который
указывает на становление в конкретной стране, с одной стороны, общественного
характера производства, а с другой – индустриально-аграрного общества выступает
совершение промышленной революции. Как известно, впервые на Западе в XIX ст.
реализовала данный эпохальный переворот буржуазия Англии, а затем других
государств Европы и Северной Америки; позже такой кардинальный поворот
произошёл и на остальных материках и континентах.
Если
рассматривать общественный характер капиталистического производства, то можно
выделить следующие его существенные признаки, одновременно представляющие собой
компоненты того режима, какой противоречиво регулирует бытие подспудно
формирующейся смешанной системы:
-
всеобщее распространение товарно-денежных отношений, взаимоувязывающих
производство и потребление посредством состыковки совокупного спроса с
совокупным предложением;
-
превращение рабочей силы большинства экономически активного населения в товар,
точнее, в объект найма, что кардинально раздвигает разнообразие возможностей
применения "человеческого капитала" и смены занятий людей;
-
становление централизованного функционирования денежного обращения и кредита,
ускоряющих и наращивающих хозяйственные операции;
-
последовательный переход от простой кооперации к мануфактуре и от неё - к
фабрике как стадиям реального обобществления производства, приведшего в конце
XIX ст. к возникновению и утверждению монополий;
-
акционирование капитала, усилившее его концентрацию и централизацию, а значит –
власть финансовой олигархии, но не ликвидировавшее ниши для среднего и мелкого
бизнеса;
-
развитие постоянно разветвляющейся рыночной инфраструктуры, играющей
возрастающую роль в упорядочении инвестиционно-потребительского процесса, в
повышении ликвидности ресурсов и в укреплении господства финансового капитала;
-
цикличность самодвижения капиталистической экономики как форма реализации
технологического прогресса в условиях опосредованного рынком социального типа
хозяйственного устройства;
-
в русле претворения в жизнь принципа свободы индивидуального выбора под
общественно выраженным контролем рыночных механизмов эволюционное образование:
а) инвестиционно-потребительского (по экономическим мотивам основной массы
людей) социума и б) гражданского (по буржуазной политической организации
функционирования) общества;
-
утверждение правового буржуазно-демократического государства с разделением
ветвей публичной власти, препятствующей её узурпации;
-
всё более широкое государственное вмешательство в хозяйственную жизнь, прежде
всего, посредством социального и антимонопольного законодательства и
дискреционной фискальной (бюджетной) и монетарной (кредитно-денежной) политики.
К.
Маркс показал, что производительным в буржуазном обществе является лишь тот
труд, какой непосредственно обменивается не на доход, а на капитал, т.е. даёт
возможность присваивать из вновь созданной стоимости, с одной стороны, наёмными
работниками необходимой стоимости (эквивалента стоимости их рабочей силы –
переменного капитала) в превращённой форме зарплаты, а с другой – капиталистами
прибавочной стоимости в превращённой форме прибыли. Ведь буржуазным способом
соединения факторов производства выступает капитал. При ближайшем рассмотрении
и при нетенденциозном подходе очевидно, что в ходе взаимодействия главных контрагентов
буржуазного уклада происходит не только эксплуатация наёмного труда капиталом
(посредством присвоения прибавочной стоимости, на чём в основном и
сосредоточивал своё внимание К. Маркс), но также эксплуатация капитала наёмным
трудом, если под термином "эксплуатация" подразумевать его буквальный
смысл – использование, извлечение выгоды, имея ввиду получение наёмным
персоналом соответствующих рабочих мест и доходов в форме зарплаты только за
счёт капитала работодателя. Хотя ясно, что имущественные статусы ("весовые
категории") этих двух ведущих субъектов капиталистической экономики явно
неравны с перевесом, разумеется, в пользу капиталистов, особенно при отсутствии
профсоюзов и социальной защиты со стороны государства.
Особенности
периода становления мануфактурной промышленности в России заключаются в том,
что тут, во-первых, первичным учредителем и исходным предпринимателем выступало
государство, во-вторых, сначала мануфактура никак не воздействовала на подрыв
феодальных устоев, а, в-третьих, сама потребность в создании мануфактур
диктовалась в первую очередь необходимостью поддержания обороноспособности
страны. Одновременно и позже на протяжении XVIII в. во всё больших масштабах
мануфактуры и затем фабрики организовывались купцами тоже главным образом на
крепостном труде. Но индустриальный прогресс содействовал постепенно росту
спроса на наёмный труд. Однако до отмены крепостного права ускоренное
экономическое развитие наблюдалось преимущественно в Южной России, где
крепостничество не имело корней. Важнейшим динамизирующим элементом для
развития русской промышленности в пореформенный период и для индустриальной
революции явилось строительство гигантской железнодорожной сети. Традиционно
весомая роль государства в хозяйственной жизни России сохранилась, как и
общинно-феодальные пережитки с приверженостью к особому пути, объективно
предопределившие величие её трагически революционных пролетарских
преобразований и социалистически казённые перспективы XX ст.
Объективной
почвой широкомасштабного (если не всеобщего) восприятия идей социализации
выступало углубление общественного характера производства в XIX – XX вв.
Несомненные и великие достижения казённого социализма советского типа в деле
ускоренной экстенсивной культурной революции и социалистической индустриализации,
коренным образом изменившие те страны, где они были проведены, сочетались с
жёсткими ограничениями, налагаемыми на личность человека вплоть до
государственного террора. Пока существовал казённый социализм, он оказывал
решающее воздействие на все стороны глобальных процессов:
-
преобразовал революционную энергию трудящихся классово пролетарского содержания
в этнически патриотический порыв многонационального народа к победоносному
противодействию империалистической интервенции Запада, что воспрепятствовало
реализации его неоколониалистских и, возможно, даже колониалистских притязаний
на эксплуатацию богатств Северной Евразии;
-
сумел отразить неоднократные попытки агрессии со стороны империалистических
держав против соцлагеря, в том числе внёс определяющий вклад в разгром фашизма;
-
в целом существенно сузил за счёт укрепления своей военно-индустриальной мощи
имперские устремления развитых капиталистических стран как территориально, так
и по методам господства последних в мире;
-
содействовал крушению колониальной системы империализма своей поддержкой
национально-освободительного движения народов Азии, Африки и Латинской Америки;
-
способствовал социализации самих развитых капиталистических государств, где
трудящиеся добились значительных уступок со стороны олигархической буржуазии в
вопросах социальной защиты и антициклического регулирования, ориентируясь на
достижения социалистических стран и имея в их лице поддержку.
Всех
этих грандиозных свершений советский народ достиг, находясь не только в агрессивном
окружении империалистических государств Запада, но и в самых тяжёлых
климатических условиях, о чём многие часто почему-то напрочь забывают. СССР
занимал территорию Северной Евразии, которая является самой холодной частью
планеты: более половины её площади располагается на вечной мерзлоте, т.е. в
зоне так называемого Крайнего Севера; да и южнее – в её степной полосе –
суровый резко континентальный климат сочетает длительные не только зимние
морозы с краткосрочным летним зноем. Поэтому мы согласны с А.П. Паршевым [9] в
том, что тут в процессе производства значительная часть ресурсов и труда
расходуется на преодоление неблагоприятных условий, кроме необходимых
производственных издержек. Отсюда повышенные удельные затраты любого
хозяйственного процесса в Северной Евразии – затраты, которые понижают
конкурентоспособность всех производителей этого региона Земли и которые требуют
их действенной защиты от зарубежных конкурентов, достигавшейся в СССР прежде
всего посредством двух государственных монополий - внешнеторговой и валютной.
Производительная
форма труда при казённом социализме, как и адекватный ему способ соединения
факторов производства, была формально хозрасчётной и характеризовалась
следующими принципиальными чертами:
- Члены общества, лишённые
(посредством тотально-бюрократической национализации средств производства)
возможности осуществлять независимую от государства, в том числе частно
эксплуатируемую деятельность, охватывались либо всеобщей трудовой повинностью,
либо всеобщей обязательностью труда в обобществлённом секторе, какой почти
совпадал со всей национальной экономикой (если отвлечься от личного подсобного
хозяйства граждан и теневого оборота).
-
Государство в лице партийно-хозяйственного аппарата ликвидировало безработицу и
организовывало обмен рабочей силы практически каждого человека на часть
необходимого продукта через централизованные системы ставок, окладов и
премирования, учитывавших профессионально-квалификационные характеристики
работников, условия их труда и степень ответственности, включавших, однако, "потолки"
оплаты, которые предопределяли её весьма слабую дифференциацию, нередко
доходившую до уравниловки, что вызывало дополнительную нагрузку на моральное
поощрение и командно-дисциплинарные рычаги.
-
Остальная часть необходимого продукта и определённая доля прибавочного продукта
мобилизовались управленческими структурами в общественные фонды потребления для
обеспечения равных стартовых условий развития человека путём бесплатного
образования и здравоохранения, а также покрытия затрат жилищно-коммунального
хозяйства и совершенствования других сфер, какие предоставляли населению
частично платные услуги, в том числе льготы и привилегии различным слоям (в
частности, номенклатуре), порождавшие дефицит и очереди, но направленные (при
поддержании твёрдой устойчивости денег) на длительную стабильность цен на
предметы потребления, что допускало "закрытые распределители" и
элементы карточной системы, действовавшие на базе преимущественно
статусно-трудовых принципов социальной справедливости.
-
Остаток прибавочного продукта и известная часть амортизационных отчислений
централизовано направлялись административными органами в фонд накопления,
дававший возможность реализовать высокие темпы расширенного воспроизводства
преимущественно по принципу "от достигнутого" и в основном на
экстенсивной почве, а также добиваться прорывов в НТП, в особенности в
фундаментальных исследованиях и в отраслях, связанных с ВПК, без коего нельзя
было сдержать "горячую" и "холодную" агрессию
капиталистического окружения.
-
Ослабленность материальных стимулов к эффективному труду компенсировалась в
какой-то мере (хотя со временем всё в меньшей степени) идейно-пропагандистским
воздействием, мелочной регламентацией производственных процессов и контролем за
ними с акцентом на административные и морально-политические инструменты
влияния.
-
Вместо конкуренции производителей и посредников за потребителя (с угрозой
банкротства недееспособных) утвердилось социалистическое соревнование (иногда в
виде показухи перед верхами) с угрозой административной выволочки, заменяющей
нередко экономическое наказание, а также с возможностью преимущественно
административно-морального поощрения, заметно нейтрализовавших отчуждение людей
друг от друга.
-
Директивное ценообразование, обеспечивая устойчивость (даже незыблемость) цен,
лишало агентов хозяйственной деятельности необходимой им информации для
экономического сравнения выгод и затрат альтернативного применения ресурсов, не
говоря уже о невозможности учёта соотношения спроса и предложения по поводу как
выпускаемой ими продукции, так и нужных им факторов производства, которыми они
снабжались в форме фондирования, т.е. выделения установленных сверху лимитов их
расходования.
-
Централизованные нормирование и планирование "от достигнутого" ориентировали
не на интенсивный, а на преимущественно экстенсивный экономический рост, всё
более отрывающийся от усложнявшихся (по мере развития) потребностей, учёт коих
в народнохозяйственных планах становился практически недостижимым, вследствие
чего казённый социализм, провозгласив в качестве своей высшей цели повышение
благосостояния трудящихся, стал со временем на деле скатываться к производству
ради производства, к труду ради труда, к занятости ради занятости, к затратам
ради затрат, что обострило многие проблемы, в том числе экологические.
С
одной стороны, формально хозрасчётная ипостась производительного труда,
имманентная казённому социализму, позволила мобилизовать практически все
ресурсы соцстран на ускоренную культурную революцию и всестороннюю индустриализацию
с выходом на передовые рубежи науки и техники. Однако, с другой стороны, когда
был исчерпан потенциал экстенсивного роста, т.е. когда на повестку дня встала
задача интенсификации экономического развития с ориентацией на сокращение
удельных издержек и на повышение качества, тогда формально хозрасчётный труд
оказался бессильным, поскольку присущие ему администрирование, централизация,
ведомственный монополизм и бюрократизация стали отторгать ценовую
информированность, инициативу, риск, предприимчивость и творчество, без опоры
на которые нельзя прочно перейти на интенсивный тип роста; ведь чтобы
обеспечить ценовую информированность и активизировать инициативу, риск,
предприимчивость и творчество, нужны были такие хозяйственные свободы и материальные
стимулы (особенно, в части апробирования и внедрения инноваций), какие являлись
неприемлемыми для казённого социализма, ибо они неизбежно предполагали реальную
децентрализацию и многоукладность. При этом, как заметил Ф.А. Хайек [10], спор
ведётся не о том, нужно планирование или нет; это спор о том, должно ли
планирование осуществляться централизовано, единой властью для всего общества в
целом, или его надо разделить между многими индивидами, которые всегда лучше,
чем какой-либо центр, знают обстоятельства места и времени, тем более, что
последние достаточно быстро и фактически непрерывно меняются, влияя на
соотношение спроса и предложения по поводу продуктов и ресурсов, а
следовательно, на их недирективные цены, содержащие громадную, сжатую и
рассеянную хозяйственную информацию, в массиве какой каждый легко может выбрать
нужное именно ему. Централизованное планирование и директивное ценообразование
насквозь пронизывали в соцстранах хозяйственные процессы, вследствие чего в них
планомерность (трактуемая в качестве сознательно поддерживаемой
пропорциональности) постепенно и неизбежно превращалась (по мере усложнения
социально-экономического развития и структуры потребностей) на деле в
декретируемую сверху диспропорциональность как раз в силу объективного игнорирования
планами и ценами знаний об определённых условиях места и времени, т.е. о всех
конкретных обстоятельствах деятельности отдельных предприятий и их
подразделений. Хотя в СССР и других европейских странах соцлагеря неоднократно
проводились разносторонние реформы, направленные на углубление хозрасчёта,
однако они не могли дать эффекта в смысле реального и комплексного перевода
экономики на интенсивные рельсы, так как сколько-нибудь заметно не затрагивали
сферы ценообразования, а значит, – области адекватного информирования агентов
хозяйствования. Поэтому экономика реального социализма оставалась казённой и,
отсюда, объективно дефицитной и неинновационной. Расказёнивание экономики лучше
всего удалось осуществить в Китае, начиная с 1979 г., следствием чего явилось
китайское экономическое чудо конца XX – начала XXI в. Что касается СССР, то
союзные верхи, введя гласность и демократизацию, практически обрекли себя на
поражение в борьбе за сохранение Союза, поскольку в рамках половинчатых
рыночных метаморфоз, не децентрализовавших ценообразования, и на фоне
стремительно возраставших товарного и бюджетного дефицитов не могли (без
связанных кредитов западных "друзей") противодействовать
национал-сепаратизму республиканской номенклатуры, сросшейся с местными националистами
и теневиками, которые ввергли Северную Евразию в пагубный процесс всесторонней
дезинтеграции и разрушительной деградации общественно-хозяйственного
регулирования, вызвавших деиндустриализацию и упадок постсоветских стран.
Литература
1.
Гумилёв Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. - М.: Айрис-пресс, 2010. - 560 с.
2.
Данилевский Н.Я. Россия и Европа. - СПб.: Изд-во Институт русской цивилизации,
2008. - 816 с.
3.
История мировой экономики: Учебник для вузов / Под ред. Г.Б. Поляка, А.Н.
Марковой. - М.: ЮНИТИ, 2002. - 680 с.
4. Кривобороденко Г.П. Новая парадигма экономической
теории // Економiка i держава. – 2010. - № 2. – С. 34-37.
5.
Паршаков Е.А. Экономическое развитие общества. Концепция кооперативного
социализма: Историческое исследование. - Запорожье: Дикое Поле, 1997.
6.
Тойнби А.Дж. Постижение истории: Сборник / Пер. с англ. Е.Д. Жаркова; Сост.
А.П. Огурцов; Вступ. ст. В.И. Уколовой. - М.: Прогресс. Культура, 1996. - 607 с.
7.
Ленин В.И. К вопросу о диалектике // Полн. собр. соч. 5-е
изд. - В 55
томах. - М.:
Издательство политической литературы, 1967. - Т. 29. - С. 317.
8.
Маркс К. Маркс -
Анненкову, 28 декабря 1846 г. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - В 50 томах. - М.: Изд-во
политической литературы, 1955-1981.
-
Т. 27. -
С. 406.
9.
Паршев А.П. Почему Россия не Америка (Великое противостояние). - М.: OCR:
Мартин Норман, 1999.
10.
Хайек Ф. Индивидуализм и экономический порядок (Австрийская Школа). - М.:
Социум, 2009.