Кравцов
Николай Александрович
доцент кафедры теории и
истории государства и права Южного федерального университета (Ростов-на-Дону,
Россия)
Искусство и его деятели в истории древнееврейской
государственности
Сведения,
которые мы на сегодняшний день имеем о государственном регулировании сферы
искусства у древних евреев, незначительны.
Прежде
всего, следует констатировать факт: древнейший письменный источник – Танах,
который мы именуем Ветхим Заветом совершенно определённо указывает на время, с
которым древние евреи связывали происхождение музыкального искусства. Как
известно, согласно Священной Истории, братоубийца Каин, после совершения им
преступления, был изгнан Богом, и поселился вместе с семьёй на земле Нод, что
на востоке от Эдема. Там он построил город, который назвал по имени своего сына
Еноха.
Енохия –
первый город, упоминаемый в Библии. Именно с его основанием древние евреи,
следовательно, связывали происхождение политической власти и государственности.
Далее, излагается последование потомков Каина, среди которых называется Иувал.
Согласно Писанию, «Иувал… был отец всех играющих на гуслях и свирели» (1. С. 4).
Несколько
по-иному излагает этот эпизод истории еврейский историк эпохи эллинизма Иосиф
Флавий: «Этот город он назвал по имени старшего сына своего, Геноха, Генохиею.
У Геноха же был сын Иаред, а у последнего Маруил (Мегияэль), от которого
родился сын Мафусаил; сыном этого был Ламех, у которого было семьдесят семь
сыновей, рожденных ему его двумя женами,
Селлой и Адой. Из них Иовел, сын Ады, воздвигал палатки и любил скотоводство, а
единоутробный брат его Иувал занимался музыкой и изобрел лютни и арфы»(2).
Для нас
важно не расхождение в деталях, а сам момент. Следует обратить внимание на то,
что Иувал – не просто изобретатель. Согласно Библии, он «отец всех играющих», а
согласно Флавию, он «занимался музыкой». То есть – перед нами не просто мастер,
изготавливающий инструменты, а «профессиональный» музыкант.
Ещё важнее,
что в представлении древних евреев происхождение музыкального искусства, и
искусства вообще, связывается с происхождением политической организации.
Искусство возникает не до, а после основания первого в истории города. Хотя,
вроде бы, было бы вполне естественно, скажем, приписать изобретение свирели
пастуху Авелю. Таким образом, мы можем заключить, что в древнееврейском
представлении искусство есть явление общественное и, поскольку оно возникает
вслед за государственной властью – в каком-то смысле политическое.
Другое
изобретение Иосиф Флавий приписывает пророку и законодателю Моисею. В
«Иудейских древностях» сказано: «Моисей изобрел также нечто вроде серебряной
трубы, которая имеет следующий вид: длиною она немногим меньше локтя, а трубка
ее узка, лишь немного шире, чем у флейты; наконечник ее достаточно объемист,
чтобы вбирать в себя всю массу воздуха, который вдувает в нее играющий;
оканчивается же она широким отверстием, наподобие охотничьего рога. На
еврейском языке инструмент этот носит название асосры. Таких труб было сделано
две: одною пользовались для созыва и сбора народа в общее собрание, другою
приглашались старшины на совещание; если же единовременно трубили в обе, то все
без исключения должны были собираться на сходку. Когда имелось в виду
передвинуть на другое место скинию, то поступали следующим образом: при первом звуке
труб должны были сниматься с места все те, которые жили на восточной стороне,
при втором звуке те, которые занимали пространство к югу от скинии. Затем уже
снималась и самая скиния, которую везли таким образом, что она помещалась между
двенадцатью коленами; из них шесть предшествовало ей, шесть замыкало шествие,
все же левиты окружали святыню. При третьем трубном звуке выступали жители
западной стороны, а четвертый служил сигналом к выступлению для тех, которые
занимали северную сторону лагеря. Этими же трубами пользовались также по
субботам и другим дням для созыва народа к жертвоприношениям. Тогда же Моисей
впервые после выступления народа из Египта принес в пустыне и так называемую
пасхальную жертву»(2).
Прежде
всего, бросается в глаза, что описываемая труба очень напоминает
древнеегипетские серебряные трубы – те, которыми пользовались храмовые трубачи.
Такое сходство более чем объяснимо, если иметь в виду, что описываемые события
происходили вскоре после исходя из Египта, а изобретатель Моисей был, как
известно, близок в своё время к египетской правящей верхушке.
Знаменательно
и то, что, среди упоминаемых в Библии древнееврейских деятелей искусства особое
место занимает второй царь, и одновременно музыкант и псалмопевец Давид. Важно
уже то, что своё восхождение к власти он начинает, как придворный музыкант царя
Саула, а после восшествия на престол не прекращает своего музыкального
творчества, а, напротив, берётся за него ещё более интенсивно. Сама история
царя Давида говорит нам о том, что в национальном мышлении занятия, по крайней
мере, музыкальным искусством, не воспринимаются, как нечто позорное,
недостойное представителей знати, и, тем более – царя. Возможно здесь также
сказалось египетское влияние. Ведь в Египте деятели искусства, скорее, относились
к верхушке общества, нежели к его низам.
Если верить
Иосифу Флавию, Давид не только сам занимался искусством, но и заботился о
привлечении к нему других представителей социальных верхов. «Давид взялся за
сложение хвалебных в честь Господа Бога гимнов в разнообразных размерах, в
одних из них употреблял трехстопный размер, другие писал пятистопными. Вместе с
тем он велел заготовить массу музыкальных инструментов и научил левитов
аккомпанировать себе при воспевании славы Предвечного по субботним и всем прочим
праздничным дням. Устройство этих музыкальных инструментов было следующее:
кефара имела десять струн, по которым ударяли палочкою, набла была снабжена
двенадцатью струнами, и на ней играли непосредственно пальцами, кимвалы,
наконец, представляли из себя большие, плоские, медные тарелки. Этих данных
будет достаточно для нас, чтобы мы могли себе составить некоторое понятие о
вышеуказанных музыкальных инструментах»(2). В другом месте «Иудейских
древностей» указывается также: «царь велел сшить священнические облачения из
виссона и сделать к ним десять тысяч поясов из пурпура. Равным образом он
распорядился заготовить, по предписанию Моисееву, двести тысяч труб и столько
же одеяний из виссона для певчих из левитов. Наконец, он приказал соорудить из
электрона сорок тысяч самостоятельных музыкальных инструментов, а также таких,
которые служат для аккомпанемента при пении, т. е. так называемых набл и
кинир»(2).
Наконец,
третий любопытный фрагмент хроники Флавия гласит: «так как около того времени к
царю было доставлено из так называемой золотоносной страны множество
драгоценных камней и соснового леса, то он употребил часть дерева на сооружение
перил у храма и строений, входивших в состав царского дворца, а другую на
изготовление музыкальных инструментов, цитры и арфы, дабы левитам была
предоставлена возможность славословить Всевышнего под звуки музыки»(2).
Если даже
приводимые Флавием цифры увеличены в разы, масштаб деятельности Давида
производит впечатление. Очевидно и другое. Для изготовления такого громадного
количества музыкальных инструментов необходимо множество хорошо подготовленных
мастеров. А для игры на них – не меньше хорошо подготовленных исполнителей.
Несомненно, что и то и другое нельзя представить, если не существует серьёзной
«программы» их подготовки, осуществляемой на государственном уровне. Нельзя не
обратить внимания и на то, что на эти цели государство расходовало весьма
значительные средства. Один только электрон – серебряный сплав – должен был
обходиться весьма недёшево.
Итак,
государственное регулирование искусства, государственная опека над ним,
несомненно, имели место. Если даже мы не станем относиться к свидетельствам
Библии и Флавия с полной серьёзностью в том, что касается деталей, то нельзя
отрицать, что они не могли появиться на пустом месте, и в их основе должны были
лежать реальные исторические процессы.
Если
государство действует в сфере искусства, то может иметь место и контроль над
его формами и содержанием. Наличие такого контроля в государстве древних евреев
мы можем также предположить. Прежде всего, имеет смысл упомянуть об иудейских
религиозных ограничениях в изобразительном искусстве. Это важно, поскольку мы
ведём речь о цивилизации, в которой действовала система религиозного права, и,
применительно к ней религиозные предписания следует одновременно считать
правовыми.
Ограничения
в сфере изобразительного искусства вытекали из библейского запрета изображать
живых существ. Этот запрет в наиболее чёткой форме сформулирован в Книге
Исхода: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху,
и что на земле внизу, и что в воде ниже земли»(1. С. 79).
Более
пространная формулировка, поясняющая сам религиозый смысл запрета, содержится
во Второзаконии: «Твёрдо держите в душах ваших, что вы не видели никакого
образа в тот день, когда говорил вам Господь на Хориве из среды огня, дабы вы
не развратились и не сделали себе изваяний, изображений какого-либо кумира,
представляющих мужчину или женщину, изображения какого-либо скота, который на
земле, изображения какой-либо птицы крылатой, которая летает под небесами,
изображения какого-либо гада, ползающего по земле, изображения какой-либо рыбы,
которая в водах ниже земли»(1. С. 193).
Видно, что
первоначально этот запрет касался проявлений идолопоклонства, а также попыток
изобразить Бога в какой-либо из известных телесных форм. Однако, известно, что
библейские заповеди, во избежание их случайного нарушения, всегда толковались
иудейскими законниками расширительно. Хрестоматийный пример. Заповедь «не
варить козлёнка в молоке его матери» в её расширительном толковании
превратилась в запрет одновременного употребления мясной и молочной пищи, что
стало со временем одной из основ «кашрута» - иудейских правил употребления
пищи. То же самое произошло и с анализируемой заповедью: запрет на
идолопоклонство и попытку телесного изображения Бога обратился в запрет изображать
живые существа, независимо от цели такого изображения. Запрет этот, неуклонно
соблюдавшийся, по крайней мере, до романизации Иудеи, затем перешёл в Ислам.
Его отголоски также очевидны и в иконоборческом движении, одно время чуть было
не восторжествовавшем в Восточной империи, и в практике некоторых ветвей
современного протестантизма, отказывающихся от помещения изображений живых
существ в свои молельные дома, и вообще избегающих какого-то ни было их
украшения.
Поскольку
закон Моисеев с образованием государства стал не только религиозным памятником,
но и фактически кодексом права, религиозное регулирование, конечно, перешло в
сферу государственного. Однако вмешательство новых политических веяний вносило
свои изменения в практику применения этого запрета. С приходом к власти римских
ставленников начинается, как известно частичная романизация иудейской жизни,
которая проявилась, помимо прочего, и в эллинизации местной архитектуры. Ирод
Великий, виртуозно лавируя между римской властью, которой следовало всячески
угождать и местными ортодоксами, которых нельзя было довести до бешенства,
отстроил Иерусалим в греко-римском стиле, но при этом оградил святыни
национальной религии от притязаний римского благочестия. В результате, «как только Храм оказался очищен от
изображений чужеродного культа, и у власти твёрдо стала династия Асмонеев,
страх идолопоклонства прекратился, и строгие законы потеряли смысл»(4. Р.10).
Как
следствие, включение евреев в новую политическую среду сыграло важную роль в
развитии их искусства. «Его расцвет начинается только в эпоху Ирода Великого, и
после разрушения Храма»(4. Р.13).
На волне
этих политических в основе своей событий, иудейская художественная
общественность не только почувствовала большую свободу в сфере изобразительного
искусства, но и приобщилась к ранее недоступным сферам творчества. Например,
что было совершенно невозможным ещё недавно – к театру. «В Риме были актёры и
актрисы еврейского происхождения; при Нероне это был простейший способ
приблизиться к императору. В частности называют некоего Алитира, еврейского
мима, которого очень любили Нерон и Поппея; через его посредство Иосиф (Флавий
– Н.К.) получил доступ к императрице»(3.
С. 120).
Не стоит,
впрочем, считать, что политическая функция еврейского искусства проявилась
только в период римской оккупации и, благодаря этиой оккупации. Как и в любом
обществе, она изначально имела место. К примеру, строительство Храма каждый раз
было государственно организованным событием. Причём в первый раз царь Соломон,
как известно, не побоялся чужеродного культурного вторжения, пригласив
иностранных мастеров.
Некоторые
подробности этих событий доносит до нас Третья Книга Царств. В ней Соломон
обращается к ливанскому царю Хираму со следующими словами: «Итак, прикажи нарубить для меня кедров с
Ливана; и вот рабы мои будут вместе с твоими рабами, и я буду давать тебе плату
за рабов твоих, какую ты назначишь; ибо ты знаешь, что нет у нас людей, которые
умели бы рубить дерева так, как сидоняне…». Далее приводится ответ Хирама и
излагается дальнейшее развитие событий: «И послал Хирам к Соломону сказать: я
выслушал то, зачем ты посылал ко мне, и исполню всё желание твоё о деревах
кедровых и деревах кипарисовых. Рабы мои свезут их с Ливана к морю, и я плотами
доставлю их морем к месту, которое ты назначишь мне, и там сложу их, и ты
возьмёшь. Но и ты исполни моё желание, чтобы доставить хлеб для моего дома. И
давал Хирам Соломону дерева кипарисовые, вполне по его желанию. А Соломон давал
Хираму двадцать тысяч коров пшеницы для продовольствия дома его, и двадцать
коров оливкового выбитого масла. Столько давал Соломон Хираму каждый год… И был
мир между Хирамом и Соломоном и они заключили между собою союз. И обложил царь
Соломон повинностию весь Израиль; повинность же состояла в тридцати тысячах человек.
И послал их на Ливан, по десяти тысяч на месяц, попеременно; месяц они были на
Ливане, а два месяца в доме своём… Ещё у Соломона было семьдесят тысяч носящих
тяжести и восемьдесят тысяч каменосеков в горах, кроме трех тысяч трехсот
начальников, поставленных Соломоном для надзора за народом, который производил
работу. И повелел царь привозить камни большие, камни дорогие, для основания
дома, камни обделанные. Обтёсывали же их работники Соломоновы и работники
Хирамовы Гивлетяне, и приготовляли дерева и камни для строения дома»(1. С. 364).
Ясно, что
перед нами событие одновременно религиозного, политического и культурного
значения. Строится центральный объект религиозного культа. Он же – главный
архитектурный памятник эпохи. Он же – символ политического централизма и
единства нации, а также – могущества царской власти. Одновременно –
международная хозяйственная сделка, позволившая приобрести выгодного союзника.
Рассуждая о политическом значении храма, как символа единства государства и
установления сильной царской власти, нельзя не обратить внимание на библейское
свидетельство о том, что и из тех же материалов, и, похоже, теми же мастерами
строился одновременно дворец самого Соломона.
Последствием
этого важного религиозного, политического и художественного акта было, помимо
прочего, обогащение национальной художественной культуры ливанским влиянием.
Ведь ливанские мастера «принесли с собой не только свои технические познания,
но и свою артистическую культуру, которой, как представляется, оказалось отмеченной
сооружение»(4. Р.16).
Эти события
представляются нам чрезвычайно важными. Известно, как серьёзно относился и
относится еврейский народ к сохранению своей культурной идентичности. Вместе с
тем, видно, что соображения политического характера привели к допущению
чужеродного художественного влияния. Несомненно, что по той же схеме и исходя
из тех же соображений, действовал Ирод Великий, эллинизируя внешний образ
Иерусалима.
В итоге мы
приходим к следующим выводам:
1.
Происхождение
профессионального искусства в представлении древних евреев совершается после
происхождения политической организации.
2.
Значимая
деятельность в сфере искусства приписывается традицией значительным
историческим деятелям – Моисею, Давиду и Соломону.
3.
Занятия
музыкальным искусством не считаются социально позорными. Им активно занимается
верхушка общества, в чём, возможно, проявилось влияние древнеегипетской
традиции.
4.
Государство
оказывало значительную поддержку развитию искусства, и, по-видимому, прилагало
усилия по подготовке его деятелей.
5.
Религиозные
запреты в сфере изобразительного искусства должны были постепенно принять
характер правовых. Вместе с тем, строгость их соблюдения корректировалась в
зависимости от политической ситуации.
6.
Древнееврейское
религиозное и национальное сознание предполагало подозрительное отношение к
чужеземному влиянию, поскольку другие народы однозначно трактовались как
«язычники». Вместе с тем, политические интересы могли корректировать это
отношение. Это проявилось в культурном влиянии ливанской цивилизации при строительстве
первого Храма и в частичной эллинизации еврейского искусства при династии
Асмонеев.
7.
Добавим,
что сведения о деятелях искусства, не относящихся к кругу высокопоставленных
музыкантов и певцов, а также об их статусе минимальны. Речь идёт о резчиках по дереву, скульпторах,
художниках, и пр. Текст Библии даёт многочисленные поводы рассуждать о том, что
их социальный статус был несравним со статусом священников, военачальников и
государственных деятелей. Во всех случаях, они действуют послушно по указанию
государственной власти и мобилизуются в неограниченном количестве в случае
необходимости. Но, тот же текст Библии не даёт оснований для того, чтобы
считать их рабами.
ЛИТЕРАТУРА
1. Библия. – Библейские
общества. Место и год издания не указаны.
2. Иосиф Флавий. Иудейские
древности - http://www.bukvaved.ru/istoria/9209-iosif-flavijj-iudejjskie-drevnosti.html
3. Ренан Э. Антихрист. –
СПб., 1907
4. Sed-Rajna Gabrielle. L’Art juif. – Paris, 1975