К. соц. наук Панков А. А.
Прежде всего следует сказать о том, что понятие «религиозность»
является категориальным для социологии религии, и его анализ и
эмпирическая интерпретация, согласно точке зрения российского
социолога Д. М. Угриновича, есть важнейшая
методологическая предпосылка научной программы любого
конкретно-социологического исследования в области религии [11, с.
127]. Содержательно религиозность может быть понята как определённое
состояние отдельных людей, групп и общностей, верующих в
сверхъестественное и поклоняющихся ему. Согласно трактовке
И. Н. Яблокова, «религиозность — качество индивида и группы,
выражающееся в совокупности религиозных свойств сознания, поведения,
отношений» [12, с. 460]. По мнению Р.А.Лопаткина, «под
религиозностью понимается
определённое состояние индивидов и человеческих общностей различного масштаба,
отличительной чертой которого является вера в Бога (и
сверхъестественное) и поклонение ему, их приверженность к религии и
принятие её вероучения и предписаний» [2, с. 194]. Это соотносится с
определением П. Бергера, согласно которому
«то, что обычно называется религией, включает в себя набор
установок, верований и действий, связанных
с двумя типами опыта — опытом сверхъестественного и опытом священного» [1, с.
346].
Факт религиозности субъекта устанавливается в соответствии с некоторыми критериями религиозности, считающимися необходимыми
и достаточными для признания её как существенного качественного
состояния личности или группы. Исследователи религиозности признают, что
«вопрос о критерии религиозности разными социологами решается по-разному,
он нуждается в дальнейшем обсуждении и согласовании» [3,
с. 195]. Суммируя различные подходы и точки зрения на то, что же является необходимым и достаточным критерием
религиозности, можно выделить следующие группы признаков
этого явления:
1. Самоидентификация респондента. Это наиболее распространенный
и популярный среди исследователей религиозности критерий определения
отношения к религии, но он является сложносоставным. В нём, в
свою очередь, выделяются: а) определение
отношения человека к религии вообще — религиозная самоидентификация, обычно
определяемая по инвариантной шкале
типа «верующий — индифферентный — неверующий» или «верующий — колеблющийся —
неверующий — атеист»; б) определение отношения человека к
конкретному религиозному вероисповеданию — конфессиональная самоидентификация. Первая компонента считается
базисной, вторая — «важным конкретизирующим признаком религиозности, получающим выражение и в
религиозном сознании, и в религиозном поведении»
[3, с. 194].
2. Определенный круг мировоззренческих представлений, характерных для
данного вероисповедания. В качестве
соответствующего критерия чаще всего употребляется
следующий набор признаков: вера в Бога (представление или допущение
существования Бога как сверхъестественного субъекта, влияющего на мир и человеческую жизнь); вера в прочие сверхъестественные реалии, как-то: ангелов,
бесов, рай, ад, реинкарнацию, возможность
магического воздействия на предметы и
явления мира; признание основных положений (догматов) того или иного религиозного вероучения.
3. Совокупность определенных практик (повторяемых социальных
действий, элементов поведения и образа жизни), свойственных
данной религиозно-культурной традиции. К данному критерию чаще всего относятся: факт и
частота молитвы; посещение храма
(молитвенного дома); чтение вероучительной литературы; исполнение основных ритуалов
(таинств); практика обращения за советом к духовному наставнику; практика посещения святых мест (паломничество); участие в особых культовых
действах, таких, как, например, крестные ходы в христианстве; наличие
дома предметов культа.
Таким образом, признаков религиозности, применяемых социологами в
качестве её критерия, набирается достаточно много. В этой связи весьма
любопытным представляется замечание Р.А. Лопаткина о том, что «использование
всего набора признаков для установления религиозности индивида
излишне» и что в качестве её критерия достаточно выделить «либо один определяющий признак,
либо минимальный набор таковых» [3, с.194].
Соответственно, проблема определения религиозности /нерелигиозности
социального субъекта сводится к тому, какой признак (совокупность признаков)
следует считать тем «рубиконом», переход которого
означает качественный скачок субъекта из состояния «вне религии» в религию.
А вот по
данному вопросу среди исследователей религиозности сегодня существуют серьезные
разногласия. Можно сказать, что в работах ведущих украинских и российских
социологов религии на настоящий момент чётко обозначены две принципиально
различающиеся методологические позиции.
Первая
позиция представлена группой исследователей в лице Д.Е. Фурмана, С.Б. Филатова,
Р.Н. Лункина, Л.М. Воронцовой, Н.А. Митрохина и
некоторых других. Анализируя их аргументы, можно выделить два важных момента
для определения религиозности. Во-первых, таким моментом выступает
практическое подтверждение религиозной позиции субъекта, выражающееся в
регулярных культовых действиях, — «когда вера приводит к регулярному посещению
церкви, причащению, соблюдению постов и т.д., то есть когда человек ради неё готов
чем-то поступиться, если его поведение как-то меняется» [9, с. 27]. Напротив,
«культурная религиозность, или религиозная самоидентификация», по мнению
исследователей данной группы, «является мировоззренческой, идеологической позицией,
но не религиозностью в прямом смысле этого слова. Самоидентификация не
предполагает, что данный человек разделяет соответствующие религиозные
верования и следует религиозным практикам» [8, с. 39-40]. Во-вторых, данной
группе исследователей свойственна тенденция к комплексности критериев. Так,
например, Н.А. Митрохин не склонен считать разделяющими православную веру даже
значительную часть (от трети до четверти) людей, регулярно посещающих богослужения,
по причине того, что они воспринимают православные святыни, требы и таинства
чисто магически и не проявляют никакого интереса к их аутентичному
содержанию [4, с. 43]. Мы в отношении подобного восприятия религиозных ритуалов
используем определение «наивно-магическое» восприятие [6]. Таким образом, исследователи данной группы считают
критерием религиозности полноту религиозного образа действий и образа мысли.
Выразителями
второй позиции в отечественной социологии являются такие исследователи, как
В.Ф. Чеснокова, Ю.Ю. Синелина,
3.И. Пейкова и некоторые другие. Они склонны считать
ключевым признаком религиозности именно самоидентификацию, осознание человеком
себя как принадлежащего к данной конкретной религии. В этой
связи, по словам Ю.Ю. Синелиной, даже «вопиющая
религиозная безграмотность не может служить основанием, чтобы отказывать людям
в праве именовать себя православными, если они так себя определяют, поскольку
эти люди на пути к целям, установленным Церковью
(целям, которые они сами для себя обозначили, назвав себя православными), находятся в процессе духовного самосовершенствования» [7, с. 95]. В.Ф. Чеснокова
объясняет это тем, что главным измерением религиозности является её направленность. Что же касается таких признаков религиозности, как поведение,
знание догматов, благочестие, которые
другие исследователи обычно квалифицируют как показатели уровня и степени
религиозности, то они относятся «к глубине
и формам верования, а не к его направленности» [10]. Глубина верования, согласно концепции В.Ф. Чссноковой, описывается применительно к православному христианству другим понятием — «воцерковленностью» — и выявляется целым рядом признаков (в идеале их может быть великое множество).
Направленность же содержит только
одно измерение: православный - неправославный [10]. В
соответствии с этим критерий
религиозности заключается в самоидентификации: так, «"православные"—
это те, кто: а) признал, что верует
в Бога; и б) сам отнес себя к православным» [10].
И первая, и вторая позиции имеют как существенные
недостатки, так и существенные достоинства. Так, к достоинствам
первой позиции относится комплексный характер критерия религиозности
и требование подтвердить самоопределение респондента на словах
аргументами объективного характера. Слабое место этой позиции —
это сам предлагаемый её сторонниками способ такого подтверждения
— увеличение числа фильтров в виде формальных требований к верующему.
Подобный метод, во-первых, на практике зачастую ведет к
произвольности выбора таких критериев, и, во-вторых, не имеет принципиальных
ограничений на их количество. Логика данного подхода закономерно
приводит к выводу, что «настоящих» верующих ничтожно мало.
Соответственно
к недостаткам второй позиции следует отнести односторонность, одномерность
предлагаемого критерия религиозности. Здесь имеет место смешение категорий
необходимого и достаточного оснований. Самоидентификация, действительно,
выступает необходимым условием отнесения человека (группы) к верующим и в этом
качестве — к субъектам данной конфессиональной религиозной
культуры, но для достаточности этого основания требуется дополнить его другими
весомыми аргументами. Достоинство же этой позиции видится во внимании к особенностям
конкретной, например, православно-христианской или исламской религии, к поиску
адекватных «инструментов» её изучения, которого сегодня, по мнению И.В. Налетовой, «очевидно недостает» социологии [5, с. 135].
Таким образом, в поисках критериев современной
религиозности исследователь должен либо принять за основу одну из сложившихся
на сегодняшний день методологических позиций, либо попытаться их синтезировать.
Литература:
1.
Бергер П. Религиозный опыт и традиция // Религия и
общество: Хрестоматия по социологии религии / Сост. Гараджа В.И., Руткевич Е.Д. - М.,
1996. - С. 339-364.
2.
Государственно-церковные отношения в России (опыт прошлого и современное
состояние) / Отв. ред. Овсиенко Ф.Г., Одинцов М.И., Трофимчук Н.А.
- М., 1996.
3.
Дубов И., Ослон А., Смирнов Л. Экспериментальное
исследование ценностей в Российском обществе (1994) // Десять лет
социологических наблюдений. - М., 2003. - С. 543-583.
4.
Митрохин Н. Русская православная церковь: современное состояние и актуальные
проблемы. - М., 2004.
5.
Налетова И.Н. «Новые православные» в России: тип или
стереотип религиозности // Социологические исследования. - 1999. - № 5. - С.
130-136.
6. Панков А.А. Современные
трансформации религиозного сознания и религии как социального института // Проблеми розвитку соціологічної
теорії. Матеріали першої Всеукраїнської соціологічної конференції. - Київ,
2001. – С.218-224.
7.
Синелина Ю.Ю. О критериях определения религиозности
населения // Социологические исследования. - 2001. - № 7. - С. 89-96.
8. Фурман
Д.Е., Каариайнен К. Религиозная стабилизация:
отношение к
религии в современной России // Свободная мысль-ХХІ.
Теоретический и политический журнал. - 2003. - № 7. - С. 19-31.
9. Чеснокова
В.Ф. Воцерковленность: феномен и способы его изучения
//Десять лет социологических наблюдений.
- М., 2003. - С. 112-145.
10. Чеснокова
В.Ф. Число православных в России увеличивается [online]. Date of access: 28.10.2005. <http://club/fom/ru/article/php?id=10>
11.
Угринович Д.М. Введение в религиоведение: 2-е изд.,
доп. - М., 1985.
12. Яблоков И.Н.
Религиоведение: учебное пособие и словарь-минимум по религиоведению. - М.,
1998.