Крючкова Я. Р.

           Творчество В. Пелевина в оценке русской литературной критики

         Виктор Пелевин – один из наиболее популярных и противоречивых писателей современной эпохи, наиболее характерный представитель  «постсоветской словесности» [4, с. 210]. Творчество данного писателя называют настоящей энциклопедией «интеллектуальной и духовной жизни России» XX-XXI веков [6]. Определяя место писателя в современной литературе, «чаще всего его относят к постмодернистскому направлению» [22]: «постмодернистской ориентации Пелевин не скрывает, а наоборот, настаивает на ней, понимая, по всей видимости, привилегированность такого статуса» [26]; «постмодернизм – это то, как пишет Пелевин» [16]. Однако есть и другие мнения о его творчестве: «полное название Пелевинской школы будет Русский Классический Пострефлективный Постмодернизм» [10]; Пелевин довольно успешно применяет «поп-артистские литературные стратегии» [1, с. 26-27; 36, с. 432]. По мнению К. Макеевой, «творчество писателя настолько разнообразно, что не укладывается в строгие рамки какого-либо одного направления» [14].

Критические отзывы о специфике авторского творчества представлены в русскоязычных монографиях о постмодернизме, а также в учебных пособиях по современной русской литературе:  «Русская проза второй половины 80-х - нач. 90-х г.г. XX века» Г. Нефагиной [18], «Русская проза конца XX века» под редакцией В. Агеносова, Т. Колядич и др. [22], «Русская постмодернистская литература» И. Скоропановой [24], «Современная русская литература» Н. Лейдермана и М. Липовецкого [12], «Эстетика постмодернизма» Н. Маньковской [15], «Русский литературный постмодернизм» В. Курицына [11], «Постмодернизм в контексте современной русской литературы (60-90-е годы XX века – начало XXI века)» О. Богдановой [2], «Современная русская литература» М. Черняк [30] и др. Литературная критика творчества В. Пелевина, главным образом, посвящена вопросу изучения стилевых и структурных особенностей его сочинений.

Современные литературные критики сформировали несколько подходов к рассмотрению творчества В. Пелевина как целостного единства.

1. Творческую систему писателя возможно рассматривать как единый метароман с инвариантной структурой. Н. Тульчинская и Т. Ананина, анализируя творчество В. Пелевина с данной перспективы, отмечают: «Произведения Пелевина тесно связаны между собой, образуя единый «метароман»: различные сюжеты и обстоятельства действия не мешают видеть наличие единой инварианты. Векторы различных точек зрения устремлены к действительности, причём, «иновидение» стремится «поглотить» эту действительность» [25]. В результате анализа творчества писателя авторы приходят к выводу о том, что структурной основой «метаромана» является не что иное, как «инвариантная антитеза закрытого и открытого пространства, многократно повторяющаяся и варьирующаяся» [25]. Попытка нахождения единства творческой системы В. Пелевина в данном анализе присутствует, однако очевидная слабость исследовательской работы Н. Тульчинской и Т. Ананиной заключается в том, что авторы, прежде всего, не достаточно ясно излагают своё представление о термине «метароман». Данное понятие в действительности включает в себя очень широкий спектр различных областей знаний: по определению В. Зусевой, в данном жанре воплощена «проекция борьбы поэзии и прозы, искусства и действительности, литературы и реальности» [8]. Как справедливо отмечает автор диссертации, осмысление творчества любого писателя как единого метаромана осложняется отсутствием чёткого разграничения в современном литературоведении между понятиями «роман» и «метароман». Так как последний «обладает всеми признаками романа», тогда в сравнении с ним, «метароман повышает меру своей каноничности» [8]. В целом, в современной науке о литературе проблема данной художественной формы недостаточно освоена: её «законы и возможности, равно как и место в общей системе жанров, еще только предстоит по-настоящему осознать» [8].  

2. Творческая система В. Пелевина представляет «кинематографичное»  единство различных жанров [19] или, другими словами, жанрово-стилистическое единство. Система жанров, разнообразных как «разноцветная мозаика в калейдоскопе», по мнению И. Поздняковой, подчинена главному жанру – видоизмененной постмодернистской басне. При этом травестия, «основанная на гротескно-комическом «переиначивании» классических поэтических произведений», является главным художественным средством, благодаря которому произведения В. Пелевина приобретают стилистическое единство [19].

3. Природа пелевинского текста-книги может быть определена иначе: на основании феномена «художественной границы». А. Генис указывает на данный порождающий «центр» текста В. Пелевина при анализе ранних произведений писателя. Литературный критик, отмечая присущий В. Пелевину способ изображения художественного мира, называет его «бытописателем пограничной зоны. Он обживает стыки между реальностями. В месте их встречи возникают яркие художественные эффекты – одна картина мира, накладываясь на другую, создает третью, отличную от первых двух» [3]. Подобным образом вопрос о единстве творческой системы В. Пелевина решают К. Фрумкин [29]  и К. Макеева [14].

         Особенность раннего творчества – «обживание стыков между реальностями» [29] –  возможно считать отправной точкой всего творчества В. Пелевина. Подобный способ организации художественного пространства обуславливает особенность природы его текста-книги: множественные миры, в структурном плане, есть части общего пазла, которые писатель комбинирует в различных вариациях для того, чтобы многоразличным образом «освоить» границу между ними с целью  решения определённой художественной задачи. Как отмечает А. Генис, «граница – это провокация, вызывающая метаморфозу, которая подталкивает героя в нужном автору направлении. У Пелевина есть message, есть свой символ веры, который он раскрывает в своих текстах и к которому он хочет привести своих читателей» [3].

         Определение феномена художественной границы как смыслопорождающего центра позволяет интерпретировать творческую систему В. Пелевина как органическое единство, несмотря на очевидное смещение тематического акцента на втором этапе творчества, как было указано выше. Напротив, с данной перспективы, место романа «Generation П» в творчестве представляется закономерным: данный роман может считаться своеобразной границей, т.е. «переходным, пограничным» произведением, «разделяющим две фазы» творчества [28]. «Из всех «пограничных зон», изображённых в ранних произведениях, В. Пелевина теперь интересует только одна, которую можно было бы назвать «предгламурье»», – отмечает К. Фрумкин [28]. Сужение перспективы авторского взгляда на феномен художественной границы может свидетельствовать о своеобразном эволюционировании данного понятия в художественной системе: от многовариантных экспериментов по её созданию – к более специфичному освоению. С этой точки зрения, данный смыслопорождающий «центр» обуславливает органичность возникновения позднего творчества из раннего.

         Естественно, повышение значимости поэтической роли художественной границы в конструкции целостной художественной системы диктуется актуальной на рубеже XX – XXI веков тенденцией к игре «противопоставлениями и сближениями поэзии и прозы (и как аспектами действительности, и как формами авторской речи)» [8].         Однако после А. Гениса, констатировавшего значимость художественной границы в организации художественного единства пелевинского текста-книги на раннем этапе творчества, никто из литературоведов серьёзным образом не обращался к научному анализу «поэзии границы» [3] в произведениях писателя.

         Необходимость исследования данного феномена в творческом пути В. Пелевина приобретает большую актуальность в настоящее время, когда первый этап творчества завершён, и появляется временная дистанция, необходимая для того, чтобы вернуться к тому же вопросу, но на другом уровне: в сравнении с произведениями позднего периода. Симптоматична в этом отношении статья Д. Проскурякова о последнем романе Пелевина «Т», в котором критик, обобщая творчество писателя, обращает внимание на развитие творческого пути писателя во времени, «в русле злободневности». Пелевин, по мнению Д. Проскурякова, удачно совмещает своё видение того, как русская культура изменяется в процессе исторического времени, сохраняя при этом свою авторскую позицию между текущим временем и безвременной «потусторонностью»: «каждый новый пелевинский роман ждут как откровение, как объяснение нашей текущей ситуации. «Поколение П» растолковало нам многое и про Ельцина, и про Березовского, и про поколение homo zapiens. «ДПП(нн)» раскрыло тему непостижимого Путинского Пути и тотально иррациональную суть внешне столь рационального российского капитализма. «Священная Книга Оборотня» показала во всей красе оборотней в погонах. «Empire V» окончательно расставила точки над всеми i российской истории и ее тайных пружин» [20]. Устойчивость временной категории текста, на наш взгляд, является основой для научного анализа указанного выше феномена художественной границы: её структуры и функции в организации художественного пространства на идейно-образном и языковом уровнях текста. Естественно, данный анализ предоставит ограниченное представление о художественной границе в тексте В. Пелевина. Более основательное изучение понятия границы предполагает анализ сложного вопроса о синтезе поэзии и прозы в художественной литературе XXI века. Данный вопрос превосходит рамки нашей исследовательской работы, однако изучение различных форм пересечения и противопоставления временно-пространственных структур в тексте постмодернистского писателя может стать первым шагом к исследованию понятия художественной границы в более широком контексте литературы начала третьего тысячелетья.   

         К вопросу о категории художественного времени в произведениях В. Пелевина обращались М. Липовецкий [13], И. Дитковская [7], Л. Филиппов [27], С. Гурин [6] и др. В рецензиях и статьях данных авторов указаны различные подходы к анализу данной художественной категории, намечены векторы дальнейших исследований. В результате анализа произведений различных  этапов творческого пути В. Пелевина учёные и критики отметили несколько традиционных и неклассических парадигм художественного времени.

1. Деконструированное историческое время. На рубеже веков традиционная модель линейного исторического времени подвергается деструктивным процессам, в результате чего время в поэтике постмодернистского произведения претерпевает различного рода деформации. Так, художественное время в романе В. Пелевина «Generation П», по мнению М. Липовецкого, лишено категории прошедшего. С точки зрения учёного, время в данном произведении устремлено исключительно в одном направлении: в «фантасмагорическое» будущее.  Писатель придаёт своему роману «значение ритуальных актов, которые должны символически стереть «работу Времени», а именно «время посткоммунизма вплоть до августовского кризиса 1998 года» с той целью, чтобы начать культурный процесс заново» [13].

2. Цикличное время. О данной модели времени упоминает И. Дитковская в диссертации «Интертекстуальность прозы В. Пелевина» (2002 г.) [7]. На материале анализа произведений, написанных в период 1989-1997 исследователь заключает, что «произведения В. Пелевина фиксируют бесконечное движение по кругу, постоянное возвращение к исходному» [7, с. 92]. Основой  такого движения является «дзенское и в целом восточное восприятие времени как надлинейности (круговое мышление)» в противопоставлении «традиционному западному как линейности (линейное мышление)» [7, с. 92]. Согласно данной точке зрения, принцип цикличного движения уничтожает временно-пространственную структуру: следствием «бесконечного движения по кругу в сжатом художественном пространстве,  – подчеркивает И. Дитковская, – является «подмена последовательности одновременностью, уничтожение пространства и времени» [7, с. 154].

3. Ретроспективное время. Данную модель необходимо выделить особо, несмотря на её очевидное сходство с цикличной временной структурой. Согласно Л. Филиппову, отличительная особенность данной модели в раннем творчестве В. Пелевина состоит в противопоставлении прошлого настоящему, причём первая категория времени играет главную роль в организации художественного мира. Анализируя характер движения времени, исследователь указывает на важную роль мотива припоминания детского, «невоплощенного, дочеловеческого, замладенческого состояния» в построении художественной системы писателя. «Картинка» чистого детства «существует заранее, до всякого акта творчества, дело же художника – лишь отыскать соответствие забытого фрагмента и чего-то в себе, то есть – припомнить» [27].

         Общеизвестно, что природа художественного времени реализуется в целостной структуре хронотопа: в формах организации художественного пространства. Вопрос о пространстве в раннем и позднем периоде творчества писателя рассматривался в работах С. Корнева, И. Дитковской, А. Кискина, Л. Салиевой, М. Решетняк, К. Макеевой. В результате исследования их работ представляется возможным говорить о следующих типах художественного пространства:

1.    Природное пространство. В диссертации, посвящённой проблеме интер-текстуального анализа раннего творчества В. Пелевина, И. Дитковская анализирует природное пространство в романе «Чапаев и Пустота» в сопоставлении с поэмой А. Блока «Двенадцать» и романом А. Пушкина «Капитанская дочка». Отметив сходство времени («зима»), И. Дитковская указывает на роль символов «ветра» и «метели» в описании «провалившегося в царство холодного хаоса» мира: ветер «символизирует дух перемен» белый цвет снега «на метафизическом уровне трактуется как вечность, начало», а в символе метели «В. Пелевин видит прекрасную возможность разглядеть демонический лик революции» [7, с. 94]. И. Дитковская убедительно показывает, что пейзаж в художественном мире  Пелевина выполняет традиционную в русской литературе функцию: природное пространство, далекое от узкого эстетизма, наполнено множественностью смыслов, которые через ключевые символы передают сумбурную атмосферу «переходного периода», меняющееся настроение, духовное состояние героя.

2. Социальное пространство. О данном пространстве критики упоминают на протяжении всего творческого пути Пелевина, обращая внимание на  картину режимной жизни «тоталитарного государства» [5], на масс-медийное пространство, заполненное многочисленными текстами реклам» и материальными ценностями [14]. Особый интерес, на наш взгляд, заслуживает наблюдение Л. Салиевой, которая считает «принцип столпотворения» организующим фактором в конструкции социального пространства. Художественный мир пелевинских произведений отражает постсоветское культурное пространство, в котором смешивается всё: языки, персоналии, исторические факты. Это новая эра «смешения времен и пространств, в которой единственная мера – деньги, а всё остальное – товар. Товаром становятся даже пространство и время (они сдаются и продаются)» [23]. В итоге, социальное время-пространство в творчестве Пелевина представлено парадоксальным образом: как в виде макромира, так и в качестве одной из художественных деталей, заполняющей «большой» социальный хронотоп  изнутри (развитие известного принципа «матрёшки» в гибкую, «перетекаемую» структуру, способную «выворачиваться наизнанку» [25]).

Помимо природного, урбанистического пространства и пространства пустоты, исследователи творчества В. Пелевина выявляют в поэтике его произведений пространство мифологическое [6; 21], пространство сновидений [9; 17]  и виртуальное пространство [24, с. 437-438; 42]. Изучение литературно-критического анализа данных пространств позволяет ощутить сложность поставленных в нём проблем с разграничением и определением каждого пространства, а также с характером их взаимодействия в общей системе хронотопов.

Сложность определения каждого пространства вызвана прежде всего своеобразием использования категории  реальности/ иллюзорности в «неоромантической поэтике» [25] Пелевина. Данная категория играет основную роль в структурировании как «большого» хронотопа, так и каждого из «малых», так как, по мнению Н. Тульчинской и Т. Ананиной, «центральной антиномической доминантой художественного целого В. Пелевина является антитеза мира реального и мира иллюзорного» [25]. Сложность данной конструкции художественного мира заключается в отсутствии какого-либо ориентира, позволяющего отделить реальное от нереального: как замечает К. Макеева,  когда доминирует одна реальность (к примеру, пространство компьютерной игры), другая (природная) кажется иллюзорной, и наоборот [14]. Однако другие учёные видят закономерность иначе, полагая, что в основе пелевинской поэтики пространства лежит более сложный принцип: не  игровая смена реального и иллюзорного, но их  одновременное существование. Подобная синтетичность и многовариантность художественного пространства обусловлена своеобразием избранной автором точкой зрения. Н. Тульчинская и Т. Ананина называют её «объёмным зрением»: «пространственной и временной разнонаправленностью внутреннего взора» [25]. Исследователи подчёркивают: не смена, но одновременность различных «фокусов самонаблюдения составляет неизменную особенность сознания пелевинского героя. Такая многофокусность подобна многофацетности глаза насекомого» [25]. В результате, категории «здесь» и «теперь» (сиюминутность и локальность) сосуществуют с «всегда» и «везде» (вечным и бесконечным). При этом  «отстранённость ещё более усиливается, когда добавляется новое измерение: «всегда» и «везде» постепенно начинают осознаваться как «нигде» и «никогда», как экзистенциальная пустота. Но в какой-то момент – подобно «точке воронки» в песочных часах – механизм сознания резко переключается на иное восприятие» [25]. Данные наблюдения представляются нам ценными, так как они выявляют основу для целостного изучения особенностей времени-пространства в раннем и позднем творчестве В. Пелевина. Неизменный выбор автором «многофацетной» точки зрения на систему хронотопов обуславливает своеобразную закономерность: синтез времени, вечности и экзистенциального небытия осуществляется на границе. Данный вывод согласуется с упомянутым в начале главы утверждением  А. Гениса о конструктивной роли границы, и расширяет представление о роли границы в формировании авторского отношения со временем: это повествование о его лирическом «я», заключенном в «пограничном» мгновении.

         На основании исследования литературной критики творчества В. Пелевина позволяет сделать следующие выводы:

1. Одновременное существования реального и иллюзорного пространств в произведениях В. Пелевина является главной особенностью его поэтики.

2. Базовым понятием, обеспечивающим органическую связь различных типов времени и пространства, является многофацетная точка зрения, расположенная на границе полифонической структуры хронотопа. Подобный способ организации художественного пространства обуславливает особенность природы его текста-книги: множественные миры, в структурном плане, есть части общего пазла, которые писатель комбинирует в различных вариациях для того, чтобы многоразличным образом «освоить» границу между ними с целью  решения определённой художественной задачи.

3. Изучение роли границы в формировании авторского отношения со временем приводит к следующему выводу: его творческий путь как целостная система –  это повествование о лирическом «я», заключенном в «пограничном» мгновении.

4. В исследовательской работе учёных и литературных критиков, посвящённой анализу раннего творчества В. Пелевина, представляется нерешенной проблематика места и роли виртуального хронотопа в  полифонической структуре времён и пространств. Данная проблема заключается в том, что в сфере виртуального, которое по своей природе восходит к изобразительному искусству, лидирующей категорией является пространство – точнее, интерактивное пространство визуального образа. Виртуальный образ, при воплощении в материальный текст художественного произведения, должен определённым образом воздействовать на природу литературного слова.

 

Литература

1. Богданова О., Кибальник С., Сафронова Л. Литературные стратегии Виктора Пелевина. – СПб.: ИД «Петрополис», 2008. – 184 с.                           

2. Богданова О.В. Постмодернизм в контексте современной русской литературы (60-90-е годы XX века – начало XXI века). – СПб.: Изд. филол. факультета СПбГУ, 2004. – 388 с.

3. А. Генис. Беседа десятая. Поле чудес: Виктор Пелевин // Звезда. – М., 1997, №12                                                                                                          

4. Генис А. Виктор Пелевин: границы и метаморфозы // Знамя. – М., 1995. №12. – с. 210-214.         

5. Гинтс Ф. Ингредиенты страдания. Заметки о прозе Виктора Пелевина // Сайт творчества В. Пелевина. – http://pelevin.nov.ru/stati/o-ingr/1.html

6. Гурин С. Пелевин между буддизмом и христианством // Сайт творчества В. Пелевина. –  http://pelevin.nov.ru/stati/o-gurin/1.html

7. Дитковская И.Ю. Интертекстуальность прозы В. Пелевина. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. 10.01.02 – русская литература. – Днепропетровск, 2002. – 210 с. 

8. Зусева В. Б. Поэтика метаромана : «Дар» В. Набокова и «Фальшивомонетчики» А. Жида в контексте литературной традиции: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.08. – М., 2008. – 215 с. – http://www.dissercat.com/ content/poetika-metaromana-dar-v-nabokova-i-falshivomonetchiki-zhida-v-kontekste-literaturnoi-tradit

9. Кончеев А. С. Солипсистская притча Виктора Пелевина «Иван Кублаханов» – http://www.koncheev.narod.ru/k_kublahan.htm

10. Корнев С. Столкновение пустот: может ли постмодернизм быть русским и классическим? Об одной авантюре Виктора Пелевина // Новое литературное обозрение. – М., 1997. № 28. – с. 244-259.                                     

11. Курицын В. Русский литературный постмодернизм. – М.: ОГИ, 2000. –

с. 288.

12. Лейдерман Н. Л., Липовецкий М. Н. Современная русская литература. 1950 – 1990-е годы. В 2 тт. – М.: Академия, 2003. – 688 с.

13. Липовецкий М. Голубое сало поколения, или два мифа об одном кризисе. –

http://www.srkn.ru/criticism/lipovetskiy.shtml

14. Макеева К. Творчество Виктора Пелевина // Сайт творчества В. Пелевина. –

http://pelevin.nov.ru/stati/o-mak/1.html

15. Маньковская Н. Б. Эстетика постмодернизма. – СПб.: Алетейя, 2000. – 347 с

16. Минкевич А. Поколение Пелевина // Русский Журнал, 8 апреля, 1999 // Сайт творчества В. Пелевина. – http://pelevin.nov.ru/stati/o-mink/1.html

17. Некрасов С. Субъективные заметки о прозе Виктора Пелевина // Сайт творчества В. Пелевина. – http://pelevin.nov.ru/stati/o-nekr/1.html

18. Нефагина Г.Л. Русская проза конца XX века. – М.: Флинта: Наука, 2003. – 320 с.

19. Позднякова И. Ю. Жан де Лафонтен в контексте культурных ассоциаций романа Виктора Пелевина «Жизнь насекомых» // XVII век в диалоге эпох и культур: Материалы научной конференции. Серия «Symposium». Выпуск 8. СПб: Изд-во Санкт-Петербургского философского общества. 2000. с. 71-73.

 – http://www.anthropology.ru/ru/ texts/pozdn/symp08_26.html

20. Проскуряков Д. Найди в себе Читателя, или Метафизика и онтология Текста (рецензия на роман Виктора Пелевина «Т») // Сайт творчества В. Пелевина. – http://zhurnal.lib.ru/p/proskurjakow_d/pelevin-t.shtml

21. Решетняк М. Мифологическая основа романа В. Пелевина «Шлем ужаса»// Сайт творчества В. Пелевина. – http://pelevin.nov.ru/stati/o-myth/1.html

22. Русская проза конца XX века: Учебное пособие для студ. высш. учеб. завед./ В.В. Агеносов, Т.М. Колядич, Л. А. Трубина и др.; Под ред. Т. М. Колядич. – М.: Академия, 2005. – 420 с.

23. Салиева Л. К. Мифы 90-х или «Вечные ценности нового поколения» (на материале романа В. Пелевина «Generation “П”) // Сайт творчества В. Пелевина. – http://pelevin.nov.ru/stati/o-myth90/1.html

24. Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература: Учебное пособие – М.: Флинта: Наука, 2001. – 608 с.  

25. Тульчинская Н. И., Ананина Т.В. Проблема творчества В. Пелевина: семиотика текста // Вестник КАСУ, 2006. №2. – http://www. vestnik-kafu/journal/6/229

26. Ульянов С. Пелевин и Пустота. – Русский Журнал. 13 апреля, 1998 // Сайт творчества В. Пелевина. – http://pelevin.nov.ru/stati/o-ulan/1.html

27. Филиппов Л. Что-то вроде любви: критическая статья по Пелевину // Сайт творчества В. Пелевина. – http://pelevin.nov.ru/stati/o-filip/1.html

28. Фрумкин К. От буддизма к капитализму. – http://www.pereplet.ru/text/ frumkin05ju109.html

29. Фрумкин К. Эпоха Пелевина // Сайт творчества В. Пелевина. – http://pelevin.nov.ru/stati/o-frum/1.html

30. Черняк М. Современная русская литература. – СПб., М.: ААГА: Форум, 2004. – 336 с.

31. Щучкина Т. В. Циклическое единство малой прозы В. Пелевина (сборник рассказов «Синий фонарь») // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9: Филология. Востоковедение. Журналистика. – Выпуск 3. – СПб., сентябрь 2009. – с. 116-121.