История/ 1. Отечественная
история
Д. и. н. Гайдин
С.Т., к.и.н. Бурмакина Г.А.
Красноярский
государственный аграрный университет, Россия
Влияние рыбного
промысла на жизнь коренных народностей Енисейского Севера
в досоветский период
Проблема сохранения и развития
малочисленных народов приполярной зоны, в условиях её активного хозяйственного
освоения, относится к одной из приоритетных для многих стран. Эта проблема
имеет свои исторические корни, и она пока еще далека от своего решения. Поэтому
мы попытались выявить, каким образом шло освоение охотничьих и рыболовных
ресурсов Енисейского Севера и как это влияло на положение коренных
малочисленных народностей в досоветский период.
В исследовании мы использовали материалы
архивов, Памятных книжек Енисейской губернии, которые являлись официальными
изданиями губернской администрации, работы первого губернатора Енисейской
губернии
А.П. Степанова, знатока Енисейского севера, врача и этнографа
М.Ф. Кривошапкина, а также других авторов.
Как свидетельствуют летописи и
исторические исследования, русская колонизация Сибири обернулась обложением
коренного населения пушным ясаком в пользу Российского государства. Первый
губернатор созданной в
1822 г. Енисейской губернии А.П. Степанов в историческом обзоре писал, что за двести
лет до образования губернии отряд мангазейских казаков принудил восемнадцать
родов тунгусов платить дань от одного до тринадцати соболей в год [1, с.185].
Динамика добычи пушнины в Сибири в XVII в. в
счет уплаты ясака подробно проанализирована в монографии Н.П. Павлова [2].
Долгане, эвенки, эвены, кеты, селькупы и
другие коренные народности Енисейского Севера, которых А.П. Степанов называл
дикарями и относил к бродячим народам, изредка соприкасаясь с русскими,
продолжали жить своим традиционным укладом, совпадающим с природными циклами.
Весной по снежному насту они охотились на копытных животных, летом ловили рыбу,
осенью били диких оленей на переправах через реки, зимой добывали пушных
зверей. Они брали у природы ровно столько, сколько было необходимо для
поддержания их жизненных потребностей. У ряда северных народностей вплоть до XX в. сохранялась система родственной взаимопомощи, при
которой члены рода гарантированно получали свою долю в общей добыче.
Но, под влиянием русских, у коренных
жителей Севера сформировались новые потребности в продуктах, товарах и оружии,
для удовлетворения которых пришлось значительно увеличить добычу пушнины. В
течение одного из охотничьих сезонов в середине 20-х гг. XIX в.
охотники Туруханского края, расположенного в низовьях Енисея, по нашим
подсчетам, продали купцам 535207 шкурок разных пушных зверей, в том числе 5547
соболей, 14000 белых песцов, 200000 зайцев, 300000 белок. Проданные ими шкурки составили 60 % всего
объема продаж на территории Енисейской губернии [3]. На протяжении всего
рассматриваемого периода Туруханский край лидировал по объемам заготовки и
продажи пушнины. Вместе с тем и А.П. Степанов и впоследствии чиновники
губернской администрации вплоть до 1917 г. постоянно заявляли о том, что купцы
обманывали северных охотников, превращая их в своих должников.
Представители коренных народностей Севера,
наряду с русскими старожилами, зарабатывали средства к существованию, также
занимаясь выловом рыбы на продажу. В 1846–1851 гг. в Енисейск с низовьев реки
ежегодно вывозилось более трех тысяч пудов рыбы ценных пород
[4, с. 181]. Причем их право на пользование рыболовными участками, закрепленное
традицией, в тот период не оспаривалось ни купцами, ни другими рыбаками.
Существенные изменения в жизни коренных
народностей Енисейского Севера произошли в 1863 г., когда купцы, занимавшиеся
скупкой и доставкой рыбы в Енисейск, стали использовать для её вывоза пароходы.
На пароходе «Енисей» в навигацию 1864 г. за два рейса было вывезено столько же
рыбы, сколько её раньше вывозилось за целый год [5, с.89].
Это, в свою очередь, привело к увеличению
числа предпринимателей, занимавшихся скупкой рыбы у населения с целью продажи
владельцам пароходов. Они стали втягивать в рыболовный промысел представителей
коренных народностей, либо скупая у них рыбу, либо нанимая их в качестве
рыбаков. На их долю в Туруханском крае в начале 90-х гг. приходилось более 70 %
от общей массы населения обоих полов, которое немногим превышало 11000 человек
[6, с. 288]. Тем более, что предприниматели не могли рассчитывать на
привлечение русских крестьян в качестве работников на рыбный промысел. К этому
времени они, в большинстве своем, перестали заниматься охотой и рыболовством и
сами перешли к эксплуатации коренных северян. Крестьяне в течение зимы давали
им небольшое количество продуктов питания, за что нужно было отрабатывать в
сезон заготовки рыбы для продажи её на пароходы. Зависимость от русских
усугублялась тем, что северные народности быстро привыкли к употреблению
хлебопродуктов, без которых многие уже не могли существовать на традиционном
питании.
В Памятной книжке на 1890 г. отмечалось,
что скупщики рыбы и пушнины закабаляют их через предоставление «обстановки», то
есть продуктов и товаров, за которые нужно было либо отрабатывать на рыбных
промыслах, либо расплачиваться шкурками пушных зверей. Скупка пушнины на
условиях «обстановки» давала купцам от 50 до 300 % прибыли [7, с. 297]. Причем
охотник или рыбак не только оставался в убытке, но его долг переходил по
наследству. В результате они оказывались почти в рабской зависимости. Коренные
северяне в основном жили в убогих чумах и земляных ямах. Из-за нехватки
продуктов питания в некоторые годы отмечались случаи каннибализма [7, с. 297].
Втягивание северных народностей в рыбный
промысел нарушило их традиционную модель заготовки продуктов питания. Они
вынуждены были обслуживать интересы предпринимателей в ущерб собственным. В
отличие от русских они не занимались засолкой рыбы на зиму. Тем более, что соль
для них была практически недоступной из-за её высокой стоимости. Из-за
хронического недоедания жители Севера были подвержены эпидемическим
заболеваниям. В начале 80-х гг. XIX в.
оспа унесла жизни многих остяков Нижне-Имбатского рода.
В
отчете о поездке губернатора Л.К. Теляковского в 1893 г. в Туруханский край
отмечалось, что на рыбных промыслах северянам платят мизерную плату. Это, к
сожалению, стало печальной традицией. Через пятнадцать лет специалисты по
рыбному промыслу Вл. Исаченко и С. Лавров указывали, что даже хорошим рыбакам
из коренных народностей Севера предприниматели платили за сезон не более 30 рублей,
тогда как русские рыбаки на хозяйском продовольствии получали 100 рублей. На
промыслах каждый русский, по их утверждению, от приказчика до простого рыбака
считал вправе получить пользу за счет обмана представителей местных народностей
[8, с. 54].
Владельцев пароходов, заинтересованных в
получении прибыли, устраивало сложившиеся положение дел. Один из них - человек
с широким кругозором и гуманными воззрениями А.И. Кытманов в своей статье, опубликованной
в 1899 г., утверждал, что они вынуждены общаться со скупщиками рыбы, так как не
имеют достаточно средств для приобретения рыболовных снастей, найма рабочей
силы, строительства на промыслах жилья и складских помещений [9. с. 9]. Управление государственных имуществ
Енисейской губернии отмечало, что инородцы ограблены и находятся в чрезмерном
обнищании [10].
Жестокая эксплуатации коренных народностей
Севера была характерна для тех участков Енисея, до которых доходили пароходы, и
где осуществлялась коммерческая заготовка рыбы. Она являлась одним из
источников первоначального накопления капитала в условиях проникновения сюда
рыночных отношений. В Иркутской губернии в этот период, как показало знакомство
с «Материалами по исследованию землепользования и хозяйственного быта сельского
населения Иркутской губернии», отношения русских и коренных народностей Севера
строились на иных началах. Здесь не подвергалось сомнению их традиционное право
на промысловые угодья. Русские рыбаки и охотники брали участки в аренду не для
организации на них крупномасштабных заготовок рыбы и пушных зверей, а для
обеспечения собственных потребностей и продажи излишков [11, с. 271-272].
На Енисейском Севере еще в 80-е гг. XIX в.
значительная часть долган, селькупов, эвенков продолжала кочевать в тундре,
выходя в определенное время в несколько традиционных мест для продажи пушнины и
приобретения необходимых продуктов и товаров. Однако появление в низовьях
Енисея новых частных, а затем и казенных пароходов привело к перемещению рыболовного
промысла на сотни километров на север и втягиванию в него все большего
количества представителей коренных народов Севера. Увеличение числа
предпринимателей, крестьян, занимавшихся организацией рыбного промысла, скупкой
рыбы и пушнины привело, по утверждению одного из руководителей губернского
Управления государственными имуществами В.Т. Волкова, к разделу между ними не
только рыболовных угодий, но и самих коренных северян, которых можно было
использовать в качестве работников [12].
Однако время от времени дефицит рабочей силы на промыслах усугублялся из-за
эпидемических заболеваний среди коренных народностей Севера. Если в
1907 г. северяне использовали на промысле 550 собственных неводов, каждый из
которых обслуживало по четыре человека, то в 1908 г. из-за гибели рыбаков от
оспы число неводов сократилось до 250. Часть рыбаков, испугавшись эпидемии,
откочевала в тундру и перестала участвовать в рыбном промысле [8,с. 47].Соответственно
возросла нагрузка на оставшихся рыбаков.
И в целях воздействия на них предприниматели использовали либо спаивание, либо
физическое насилие.
Вовлечение в рыбный промысел новых
работников, наряду с другими факторами, позволило увеличить вывоз рыбы с
низовьев Енисея в первой половине 90-е гг. XIX в. до 30000 –
35000 пудов, а в 1897 г. – до 60000 пудов.
В 1902–1906 гг. ежегодный вывоз рыбы превысил 80000 пудов, в 1907 г. он
составил почти 128000 пудов, а в 1914 г. он вырос до 153000 пудов
[8, с. 43; 13, с. 117].
В начале XX в. к проблемам, с которыми столкнулись коренные
жители низовьев Енисея, добавилась такая форма дискриминации, как изъятие у них
рыболовных угодий. В это время была отменена плата за невод, которая позволяла
в какой-то степени следить за использованием рыболовных участков и защищать
интересы коренных народностей. Теперь же скупщики рыбы, владельцы пароходов,
русские рыбаки стали сгонять их с традиционных рыболовных угодий, что еще
больше усугубило положение северян [14]. Такое отношение к коренным народностям
Севера, судя по исторической литературе, складывалось повсеместно, где
начиналось коммерческое освоение ресурсов дикой природы.
Губернская администрация не только
констатировала бедственное положение коренных народностей Енисейского Севера,
но и предпринимала некоторые действия, направленные на её изменение. Еще в
начальный период существования губернии в низовьях Енисея стали создавать
хлебозапасные магазины, из которых на вполне приемлемых условиях можно было
брать муку. Но последствия этого оказались неоднозначными. С одной стороны,
представители коренных народностей получили возможность гарантированного
приобретения минимально необходимого количества продовольствия, с другой
стороны, многие из них, привыкнув к относительно дешевому хлебу, стали
утрачивать интерес к охоте и рыболовству [15]. В результате они оказались еще
более, чем прежде зависимыми от русского населения, особенно от купцов и
рыбопромышленников.
Еще в 1865 г. автор книги «Енисейский
округ и его жизнь»
М.Ф. Кривошапкин ради спасения коренных народностей Севера предлагал заставлять
их после работы на промыслах делать заготовки рыбы для собственных нужд. Рыбу,
по его мнению, для удобства хранения нужно было сушить и размалывать в порошок.
Сделанные запасы он предлагал хранить в специальных складах и выдавать
ежемесячно такое количество продуктов питания, чтобы их хватило на всю зиму [16,
с. 24].
Столь же неоднозначным по последствиям,
как и открытие хлебозапасных магазинов, был введенный в 1904 г. запрет на ввоз
в районы проживания коренного населения алкогольной продукции. Это было сделано
в целях защиты его от вымирания и грабежа со стороны купцов, рыбопромышленников
и русских крестьян. Однако дефицит алкоголя привел к ажиотажному увеличению
спроса и росту цен на алкоголь. Водку в Туруханский край, как отмечается в
одной из Памятных книжек Енисейской губернии стали завозить в банках, ящиках,
сундуках под видом варенья, овощей, кож, тканей и других товаров. Причем на
Север в большом количестве стали доставлять такие спиртосодержащие жидкости,
как одеколон, лак, политуру и денатурат. Стоимость бутылки водки поднялась до
трех, а спирта до шести рублей. Пуд стерляди, костера, нельмы или муксуна в эти годы в Туруханском крае стоил 4,00 руб.,
пуд ржаной муки – 1,50 руб., кирпич чая – 1,40 – 1,60 руб., пуд сахара – 12,00
руб. [8, с. 51]. Погоня за прибылью заставила торговцев спиртным пробираться на
те участки тайги и тундры, откуда охотники никогда раньше не выходили для
торговли с русскими. Как следствие, выросла смертность среди коренного
населения, вызванная потреблением некачественной алкогольной продукции [17, с.
47].
Поэтому в дальнейшем пришлось принимать
меры уже для защиты северян от употребления суррогатов. Акцизному губернскому
управлению было предложено открыть в Туруханском крае несколько винных лавок
для продажи ограниченного количества водки и спирта непосредственно
представителям коренного населения, минуя купцов, скупщиков, крестьян, которые
использовали их труд.
Столкнувшись с многочисленными случаями
сгоном коренных северян с их рыболовных участков, губернское Управление
государственных имуществ вынуждено было принимать меры по защите их интересов.
По его инициативе в 1908 г. Иркутский генерал-губернатор утвердил «Временные
правила для рыболовства в низовьях Енисея», закреплявшие права коренного
населения на бесплатное пользование закрепленными за ними «песками» [8, с. 59].
В связи с тем, что действия в защиту
коренных народностей Севера, не всегда давали однозначно положительные
результаты, чиновники губернской администрацией, представители местной
интеллигенции стали склоняться к необходимости распространения среди них
элементарного образования
[9, с. 17]. А.И. Кытманов предлагал открыть на базе Троицкого монастыря школу с
интернатом для детей северных охотников и рыбаков с обучением в течение трех-четырех лет. Это было, скорее всего,
нужно для того, чтобы собрать вместе первых учеников и на время вырвать их из
под влияния необразованных сородичей.
Приобретенные знания должно были помочь
выпускникам школы стать защитниками их интересов. Выпускники школы должны были
доносить неискаженные распоряжения
губернской и местной администрации, разбираться с квитанциями на оплату ясака,
проверять расчеты с предпринимателями, которые давали северянам «обстановку».
Необходимость ликвидации абсолютной неграмотности коренных народностей Севера в
начале XX в.
стала настолько очевидной, что она затем легла в основу национальной политики
советской власти в районах Крайнего Севера. Эта политика не была оптимальной по
отношению к коренным народностям, но сегодня, в условиях становления рынка, к
сожалению, воспроизводятся некоторые элементы отношения к ним в области
эксплуатации живой природы, характерные для XIX–начала XX вв.
Литература:
1. Степанов, А.П. Енисейская губерния /
А.П. Степанов. – Красноярск: Горница, 1996. – 223 с.
2. Павлов, Н.П. Пушной промысел в Сибири XVII в. /
П.Н. Павлов. – Красноярск: КГПУ, 1972. – 410 с.
3. Подсчитано по: Степанов, А.П.
Енисейская губерния / А.П. Степанов. – Красноярск: Горница, 1996. – С. 99.
4. Латкин, Н.В. Енисейская губерния, её
прошлое и настоящее / Н.В. Латкин. – С-Пб.: тип. В.А. Тиханова, 1892. – 468 с.
5. Вторая памятная книжка Енисейской
губернии на 1865 и 1866 годы / издана Енисейским губернским статистическим
комитетом. – СПб.: тип. К. Вульфа, 1865. – 345 с.
6. Памятная книжка Енисейской губернии с
адрес-календарем, составленная по 1 января 1896 года / издание Енисейского
губернского статистического комитета. – Красноярск: Енис. губ. тип., 1896. – 418
с.
7. Памятная книжка Енисейской губернии на
1890 год с адрес-календарем / издание Енисейского губернского статистического
комитета. – Красноярск: Енис. губ. тип., 1889. – 395 с.
8. Материалы по исследованию Енисея в
рыбопромысловом отношении. Вып. I.
Предварительный отчет по исследованиям 1908 года. (Низовья р. Енисея и
Енисейский залив) / Вл. Исаченко, С. Лавров. – Красноярск: тип. М.И. Абалакова,
1908. – 64 c.
9. Кытманов, А.И. – Рыбный промысел и рыбная торговля в
низовьях Енисея) / А.И. Кытманов. – СПб.: тип. Исидора Гольдберга, 1899. – 17
с.
10. ГАКК. (Государственный архив
Красноярского края) Ф. 401. (Фонд Управления земледелия и государственных
имуществ) Оп. 1. Д. 160. Л. 23.
11. Материалы по исследования
землепользования и хозяйственного быта сельского населения Иркутской губернии.
Т. 2. Вып. 5-6. – Иркутск: тип. К.И. Витковской, 1892. – Вып. 5 – 406 с.; Вып.
6 – 508 с.
12. ГАКК. Ф. 401. Оп. 1. Д. 160. Л. 22.
13. Тюрин, В.П. Рыбное хозяйство/ В.П.
Тюрин // Сельское и лесное хозяйство Красноярского округа: сб. статей; под ред.
И.С. Дмитриева, В.П. Косованова. – Красноярск, 1927. – С. 116-120.
14. ГАКК. Ф. 401. Оп. 1. Д. 160. Л. 27.
15. ГАКК. Ф. 401. Оп. 1. Д. 160. Л. 18.
16. Кривошапкин, М.Ф. Енисейский округ и
его жизнь. Т.Т1. – 2. СПб: тип. В. Безобразова, 1865. – 378 с.
17. Памятная книжка Енисейской губернии на
1909/ издание Енисейского губернского статистического комитета. – Красноярск:
Енис. губ. тип., 1909. – 391 с.