Карагандинский
государственный университет им. Е.А. Букетова, Казахстан
Прагматика как специфическая область
семиотики стала осваиваться фольклористикой сравнительно недавно, что
подтверждается немногочисленными, но известными работами [1].
Предметом прагматики в фольклоре является
фольклорный текст в «прагматической» ситуации, т.е. в условиях своего «живого»
функционирования, «живой» связи между исполнителем и слушателем. С определенной
долей условности прагматику фольклора можно обозначить как «текст в живой
речи», «текст в дискурсе». В данном случае важна не столько терминологическая
точность, сколько точность сущностная. Попытаемся в ней разобраться, сопоставив
два вида вербального текста: литературный и фольклорный.
Фольклорный текст – специфическое явление,
отличное от литературного текста. Специфична природа фольклорного текста,
принципы его порождения, особенности бытования и сохранения в памяти народа.
Даже «слово», которое принято считать объединяющим началом фольклорного и
литературного текстов, в итоге оказывается «одним» в литературе и «другим» в
фольклоре. Отсюда и прагматика фольклорного текста, т.е. его передача и
восприятие, также отличается от литературной прагматики.
В основе прагматики любого текста лежит коммуникативный
процесс, процесс связи между источником информации и его потребителем, между
писателем и читателем в литературе, исполнителем и слушателем в фольклоре. С
точки зрения теории информации, сам процесс коммуникации включает несколько
обязательных процедур: передача информации, ее восприятие и сохранение. Эти
общеизвестные положения оказываются по отношению к фольклорному тексту
применимы с особыми оговорками.
Первое, что, как говорится, лежит на
поверхности, – это тип коммуникации. В фольклоре процесс коммуникации
осуществляется «вживую», в результате прямого контакта исполнителя (информанта)
и слушателя, то, что, по традиции, в западной фольклористике принято называть «face to face», а в отечественной науке – «из
уст в уста». В основе этого типа коммуникации лежит основополагающее отличие
фольклорного текста от литературного, которое заключается в устной форме
бытования фольклорного текста и письменной форме существования литературного
текста. Это отличие кардинально меняет дальнейшие составляющие прагматики
текста в фольклоре и литературе. Иначе говоря, «слово» в литературе и фольклоре
начинает идти разными путями к сознанию читателя и слушателя. Конечный
результат этого «пути» также различен.
Так,
литературный текст, существующий в материализованном и готовом виде (книга,
напечатанный текст, компьютерная версия и т.д.) передается читателю только при
условии инициативы со стороны самого читателя. Поэтому прагматика литературного
текста всецело обусловлена читательской активностью. Литературный текст, будучи
прочитан, существует уже в читательском сознании. Восприятие его читателем не
может влиять на сам текст. Он каноничен (неизменяем), устойчив.
Исследовательская практика литературоведов, интерпретации литературного текста
могут оказать влияние только на сознание, эстетические взгляды и вкусы
читателя. Однако сам текст от этого не изменится: он существует в своем
первоначальном виде независимо от количества и качества его прочтения.
Исключение составляют редакторские купюры, правки уже изданного текста,
обоснованность которых является областью исследования литературных текстологов.
Другими словами, литературный текст
существует как некая пространственно и графически организованная структура, а
сам процесс чтения литературного текста представляет собой последовательное и
целостное его восприятие. Конечно, возможно возвращение к прочитанному, чтение
литературного текста «с конца», с любой или любимой страницы – все это
расценивается как моменты восприятия текста, обусловленные разными причинами:
исследовательскими целями, эстетическими вкусами, настроением читателя и т.д.
В этой связи К.В. Чистов, говоря о
специфических особенностях восприятия литературного текста, отмечает, что
читатель «получает предварительное впечатление об общих очертаниях структуры
текста по целому набору внешних признаков: количество страниц, которые занимает
текст, графическим его особенностям – членению на части, главы, абзацы,
стихотворные и нестихотворные строки, строфы, диалогические сегменты и т.д. В
некоторых случаях эти внешние признаки особенно легко и одномоментно обозримы –
рассказ, помещающийся на одной странице, небольшое стихотворение… <…>
Разумеется текст не комикс (повествовательная серия рисунков), а условная форма
фиксации человеческой речи, которая мыслится как протяженная во времени. Однако
это одновременно форма материальной стабилизации речевой деятельности» [2].
В
противовес литературному, прагматика фольклорного текста сродни речевому
процессу – это прежде всего разовый, сиюминутный акт. Сам текст не существует в
материальной форме (не путать с письменными формами фольклора: альбомами,
анкетами, письмами, надписями, граффити и т.д., которые бытуют по законам
устных жанров). Он существует только в
момент его передачи, до этого момента фольклорный текст хранится в памяти и
сознании исполнителя. Безусловно, слушатель (в частности собиратель фольклора)
может внести коррективы в процесс исполнения фольклорного текста: попросить
повторить его часть или весь текст, но это будет уже другой текст – изменится
слово, интонация, жест, реакция исполнителя или слушателей, окружающая
обстановка (кто-то вошел, окликнул, поправил, зазвонил телефон, проехала машина
и т.д.).
Как бы мы не противились, но приходится
согласиться, что даже самая точная, выполненная по всем правилам науки, запись
фольклорного текста не является его
письменным, аудио или видео воспроизведением. Фольклорный текст существует
только сейчас, только в момент исполнения, все остальное – более или менее
совершенные записи, фиксации одного из вариантов текста, с которыми имеют дело
слушатели и исследователи. Этим тезисом мы не склонны подвергнуть сомнению
научность многочисленных записей фольклора. Однако такова специфика фольклора,
в котором понятие точности, достоверности записей изначально относительно.
Показательным примером, подтверждающим это
положение, является современная традиция казахского айтыса – соревнования
певцов-импровизаторов. Многочасовые импровизации акынов, безусловно,
готовившихся к состязанию, изучавших уровень, стиль и манеры своих соперников,
в конечном итоге выливаются в разовые тексты, прозвучавшие в атмосфере зала
слушателей. Другие исполнители могут позднее воспроизвести понравившиеся
публике моменты айтыса – острые, критические, сатирические ответы, разящие
противника, более того, своим комментарием они воссоздают первоначальную
ситуацию исполнения текста, но это будет уже другая прагматическая ситуация.
Например, один из слушателей попытался
передать айтыс между известными в Казахстане певцами-импровизаторами Аманжолом
Альтаевым и Сарой Токтамысовой. Он цитирует наиболее удачные места из текста,
комментирует их, передает свои впечатления и реакцию зала: «Вежливо выслушав
приветствие Аманжола, Сара вдруг ответила ему такими словами, от которых не
только слушатели, наверное, земля вздрогнула… (упрекнула акына в непристойных намеках – С.Б.). Аманжол – это
современный Биржан. Это акын, от которого не
только грубого слова, неприветливого взгляда не увидишь. Но на этот раз он
ответил, как врагу: прямо и жестко» [3].
Познакомившись с полным
(без купюр) текстом айтыса, можно
только догадаться, что так разозлило Сару в словах Аманжола. С другой стороны, что
вывело из себя спокойного по характеру певца: непонимание его слов, неверная их
интерпретация? Трудно сказать ... Все это говорит о том, что только живое
восприятие текста, включающее силу и
тембр голоса, интонации исполнителя, возможно, взгляды и движения, общую
атмосферу и реакцию слушателей, даст понимание прагматики фольклорного текста.
Прагматика литературного текста
осуществляется по известной схеме: «текст – читатель». Компоненты этой схемы однонаправленны, а именно: восприятие литературного текста
читателем не влияет, как уже отмечалось, на качество самого текста, который в
новых схемах «текст – читатель» будет воспринят по-новому. Иначе говоря,
существует один литературный текст и «энное» количество его читателей. Подобный
тип прагматики носит технический характер, поскольку он обусловлен
тиражированием литературного текста, его обращенностью ко всем читателям и ни к
кому в частности.
Как известно, проблемы восприятия
литературы, отношения автора и читателя, психология читателя, его присутствие в
тексте художественного произведения составляют обширную область теоретического
литературоведения и широкого научного направления – рецептивной эстетики. И все
же ни сам автор, ни тем более созданный им литературный текст не могут
«выбрать» своего читателя. В свою очередь читатель не может влиять на читаемый
им текст.
Прагматика фольклора кардинально отличается
от литературной, поскольку слушатель фольклорного текста является его
потенциальным исполнителем. В этом случае даже его пассивность по отношению к
исполнителю будет носить активный характер. Как это понять? Исполнитель
фольклора сознательно или на уровне подсознания всегда ориентируется на
слушателя: на количество слушателей, на их уровень, реакцию, на настроение
слушателей, на окружающую обстановку и многие другие факторы, которые в литературоведении принято называть внетекстовыми,
контекстуальными, а в лингвистике – экстралингвистическими или фоновыми. В этом
случае прагматика фольклорного текста в определенной степени повторяет прагматику
речевого акта.
Действительно,
текст устной речи и фольклорный текст в универсальном плане однотипны как
проявления устной культуры. Однако генетическая природа указанных текстов
разная: устная речь (даже построенная на речевых штампах) – это авторская,
индивидуальная речь; фольклорный текст – это анонимный текст, результат
коллективного творчества. В процессе обыденной речевой деятельности людей
возникают «разовые» устные тексты, призванные выполнить единовременную
коммуникативную функцию. В противовес этому в фольклоре речь порождает
традиционные тексты, имеющие установку на многократное воспроизведение в каждом
творческом акте.
Особое влияние на исполнительский текст
может оказать тактика собирателя фольклора, который своими наводящими вопросами
может либо помочь информанту вспомнить текст, либо спровоцировать его на
исполнение не «своего» текста, а такого, который необходим и ожидаем
собирателем. Корректность подобных вопросов по ходу исполнения – понятие
относительное, зависящее от цели собирательской работы. В среде
профессиональных фольклористов-полевиков подобные «заказные» записи фольклора
однозначно квалифицируются как не аутентичные.
Механизм
прагматики фольклорного текста также специфичен. В общих чертах он, как любой
информационный процесс, по необходимости проходит следующие стадии: кодирование
информации – ее передача – и декодирование. В литературе этот процесс можно
условно обозначить следующими
составляющими процесса: авторское творчество – чтение – понимание. Каждый из
указанных компонентов носит практически автономный характер: творчество
конкретного автора, в результате которого появляется литературный текст, не
зависит от чтения (гипотетично можно предположить, что этот текст вообще никто
не будет читать), чтение, как уже отмечалось, не влияет на текст, понимание
текста также не обязательно наступает после прочтения. Поэтому можно бесконечно
рассуждать о со-творчестве, со-переживании читателя произведения,
читателе-авторе, читателе-адресате, воображаемом, имплицитном читателе,
читателе, вступающем в диалог с автором и т.д.
– все это не меняет суть механизма прагматики в литературе.
Литературный текст и его восприятие
читателем – одноактный процесс, в котором информативность текста и извлекаемая
из текста читателем информация не зависят друг от друга и не могут оказать
влияние на последующие процессы «прочтения» литературного текста.
В фольклоре процесс кодирования и
декодирования текста максимально приближен к речевой деятельности. В этой связи
значительные достижения коммуникативной лингвистики позволяют экстраполировать
компоненты речевого акта на устный фольклорный текст. К примеру, Н.Ф.
Алефиренко, рассмотрев коммуникативную природу речевой деятельности, приходит к
следующему заключению: «Итак, выполнить речевой акт значит: произнести
членораздельные звуки; построить высказывание из слов данного языка по правилам
его грамматики; соотнести его с действительностью, осуществив речение
(локуцию); придать речению целенаправленность (иллокуцию) в соответствии с
коммуникативным намерением говорящего; вызвать у слушающих определенные
последствия (перлокуцию)» [4].
Однако в этой цепи речевого акта важным является ее «мыслительное звено»: слово
(речевой сигнал) произнесено и услышано, но как и почему
произнесено именно это слово, как и почему оно понято – это
вопросы, на которые сложно, а, зачастую, и невозможно дать ответ, но на которые
все же пытается ответить современная интеграционная наука – психолингвистика.
Психолингвистическое изучение
речемыслительной деятельности, во многом восходящее к исследованию жанров
устного творчества, проводимым в XIX веке А.Н.
Веселовским и А.А. Потебней, позволяет выстроить механизм прагматики
фольклорного текста. Как отмечалось нами выше, текст устной речи и фольклорный
текст, обладая единой устной природой, генетически и функционально представляют
собой разнородные явления. Отсюда и механизм их передачи будет различным.
Фольклорный
текст – это традиционный текст, поэтому он возникает и функционирует только
благодаря, на основе и в соответствии с фольклорной традицией, явлении самом по
себе сложном и многоаспектном. В самом общем смысле слова фольклорная традиция
– это процесс передачи, преемственности творческого опыта, коллективная память
народа, его поэтическое знание и фонд художественных средств, реализующиеся при
определенных условиях в различных текстах устного творчества. Поэтому
исполнитель фольклорного текста не свободен в выборе способов его передачи.
Другими словами, если исполнитель не может воспроизвести когда-то
услышанный им текст – значит он не владеет традицией. Если слушатель не
понимает услышанный им текст – значит он также пребывает вне традиции жанра. В
этой связи зададим себе вопрос: почему мы часто не понимаем иностранного юмора
или смысла паремий другого народа? Например, распространенная и понятная
русскоязычному слушателю поговорка «дождь льет как из ведра» в английском языке
звучит довольно странно: «it rains cats and dogs» [5]. Чтобы ответить на
этот вопрос, необходимо усвоить традиции английского фольклора.
Таким образом, прагматика
фольклорного текста – это показатель его особой двуединой природы,
обусловленной, с одной стороны, традиционностью фольклора, с другой –
естественной формой его бытования в исполнительской среде.
Литература:
1.
Адоньева
С. Прагматика фольклора. – СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 2004. – 312 с.
2.
Чистов
К.В. Фольклор. Текст. Традиция: Сб.ст. – М.: ОГИ, 2005. – 272 с.
3.
Айтыс
(Аманжол и Сара). – Астана: Фолиант, 2007. – 64 с.
4. Алефиренко Н.Ф. Современные
проблемы науки о языке – М.: Флинта: Наука, 2005. – 416 с.
5. Словарь английских пословиц и фразеологических
выражений. – Смоленск: Русич, 2001. – 560 с.