Философия / 3. История философии
Д-р.ф.н. Круглов В.Л.
Красноярская государственная академия музыки и
театра, Россия
Проблема творчества как тема русской философии
Характерно, что в первой трети прошлого столетия – в
лицедейски праздничной и, в то же время, гнетущей атмосфере пестования духа
коллективизма и массовой истерии гонения «личностей», – на перепутье вопросов о
природе творчества и месте человека в современном мире оказалась и русская
философская мысль: «Жизнь масс
подлежит закону коллективной одержимости, в которой личность исчезает.
Существование личности, выброшенное в массу, в массовое движение, в массовую
одержимость и подражательность, в низость массовых эмоций и инстинктов, не
возвышается качественно, а понижается. …В стихийно-бессознательных,
исключительно-эмоциональных массовых состояниях «я» не испытывает одиночества
совсем не потому, что оно общается с «ты», соединяется с другим, а потому, что
оно исчезает, что угасает самочувствие и самосознание «я». …«Я» выходит из
состояния одиночества через потерю себя. …Происходит рационализация безличных
инстинктов и влечений» (курсив мой – В.К.) [1, С.311].
Мало того, Н.А. Бердяев уже в 1916 имел основания
полагать, что «трагедия творчества и
кризис творчества и есть основная проблема, переданная XIX веком веку XX» («Смысл творчества. Опыт оправдания
человека»): «Задание всякого
творческого акта – создание иного бытия, иной жизни, прорыв через «мир сей» к
миру иному, от хаотически-тяжелого и уродливого мира к свободному и прекрасному
космосу» [2, С.438]. Но акт творчества это не только вектор к будущему, но и
преодоление посредственности настоящего: «…человеческая ограниченность делает
относительное и временное абсолютным и вечным. Это есть одна из форм
человеческого самоутверждения, человеческого довольства своей ограниченностью,
человеческой боязни бесконечности духовного мира. Именно творчество и есть
трансцензус, выход из человеческой замкнутости и ограниченности» [1, С.199].
Мотив путей творчества к
Жизни, как укорененности и возвращения творчества к эстетическим формам полноты
и целостности – личности как «я», и судьбы как человечества, – мы находим и у
Ф.А. Степуна («Жизнь и творчество», в виде отдельных статей 1910-1913; книга
1923): «Форма личности есть, согласно нашему определению, такая форма, в
которой полюс моего субъективированного «я», т.е. мое «я», как форма
переживания, сочетается с полюсом моего объективированного «я», т.е. с моим
«я», как переживаемым в переживании содержанием, в некое абсолютно
нерасторжимое единство. А так как нерасторжимость формы и содержания является
признаком их эстетического взаимодействия, то ясно, что в форме личности каждый
человек становится художественною формою себя самого, а тем самым и творцом
художественного произведения. Творя себя, как личность, всякий человек
обретает, значит, то отношение к полюсу мистической жизни, которое вообще
обретаемо в сфере искусства. Но обретая его, он обретает и большее. …каждая
личность, будучи сама в себе вполне законченным художественным произведением, может
органически слиться со всеми другими личностями, объединяя себя с ними в тех
ценностях состояния, которые мы называем формами судьбы, конкретизуемыми в
любви, семье, обществе, нации, церкви» [3, С.119-120].
Средоточие жизни культуры – пути творчества человека,
распятого невменяемо рационализированными грезами эпохи «middling man» между обезличенной властью массы и
сокровенным миром личного, – одна из центральных тем размышлений и В.Ф. Эрна:
«Культура живет и созидается творчеством. Культуру всего правильнее определить
как – солидарная преемственность творчества. Во что же она превращается, если
рационализм обессмысливает ее primum movens [первое движущее] творчество?
Она превращается в дело абсолютно бессмысленное. Так как истинного творчества,
т.е. истинного преодоления материи формой, быть не может, то культура в своих
основах призрачна. …Принципиально и до конца хаотизируя жизнь, рационализм
необходимо обессмысливает и то цветение жизни, которое мы называем культурой.
Острие рационализма устремляется на самую душу культуры, на творчество, и тот,
кто действительно проникается рационализмом, тот уже не способен не только
участвовать творчески в великом культурном делании человечества, но даже
понимать то, что уже сделано, что делается и что должно делаться в будущем.
…Культура есть собирание и высшая творческая организация самых глубинных стихий
жизни» [4, С.282-283]. Еще более категоричен В.Иванов: «то, что мы за
отсутствием иного слова принуждены называть культурой, – есть именно
творчество» [5, С.65].
Литература
1. Бердяев, Н.А. Философия
свободного духа: Я и мир объектов. Опыт философии одиночества и общения / Н.А.
Бердяев. – М.: Республика, 1994.
2. Бердяев
Н.А. Философия свободы. Смысл творчества / Н.А. Бердяев.
– М.: Издательство «Правда», 1989.
3. Степун, Ф.А. Сочинения / Ф.А.
Степун. – М.: РОССПЭН, 2000.
4. Эрн, В.Ф. Сочинения / В.Ф. Эрн. –
М.: Правда, 1991.
5. Иванов, В.И. Родное и вселенское:
Кризис индивидуализма / В.И. Иванов. – М.: Республика, 1994.