Философия / 3. История философии

 

Д-р.ф.н. Круглов В.Л.

Красноярская государственная академия музыки и театра, Россия

Проблема творчества как тема русской философии

 

Характерно, что в первой трети прошлого столетия – в лицедейски праздничной и, в то же время, гнетущей атмосфере пестования духа коллективизма и массовой истерии гонения «личностей», – на перепутье вопросов о природе творчества и месте человека в современном мире оказалась и русская философская мысль: «Жизнь масс подлежит закону коллективной одержимости, в которой личность исчезает. Существование личности, выброшенное в массу, в массовое движение, в массовую одержимость и подражательность, в низость массовых эмоций и инстинктов, не возвышается качественно, а понижается. …В стихийно-бессознательных, исключительно-эмоциональных массовых состояниях «я» не испытывает одиночества совсем не потому, что оно общается с «ты», соединяется с другим, а потому, что оно исчезает, что угасает самочувствие и самосознание «я». …«Я» выходит из состояния одиночества через потерю себя. …Происходит рационализация безличных инстинктов и влечений» (курсив мой – В.К.) [1, С.311].

Мало того, Н.А. Бердяев уже в 1916 имел основания полагать, что «трагедия творчества и кризис творчества и есть основная проблема, переданная XIX веком веку XX» («Смысл творчества. Опыт оправдания человека»): «Задание всякого творческого акта – создание иного бытия, иной жизни, прорыв через «мир сей» к миру иному, от хаотически-тяжелого и уродливого мира к свободному и прекрасному космосу» [2, С.438]. Но акт творчества это не только вектор к будущему, но и преодоление посредственности настоящего: «…человеческая ограниченность делает относительное и временное абсолютным и вечным. Это есть одна из форм человеческого самоутверждения, человеческого довольства своей ограниченностью, человеческой боязни бесконечности духовного мира. Именно творчество и есть трансцензус, выход из человеческой замкнутости и ограниченности» [1, С.199].

Мотив путей творчества к Жизни, как укорененности и возвращения творчества к эстетическим формам полноты и целостности – личности как «я», и судьбы как человечества, – мы находим и у Ф.А. Степуна («Жизнь и творчество», в виде отдельных статей 1910-1913; книга 1923): «Форма личности есть, согласно нашему определению, такая форма, в которой полюс моего субъективированного «я», т.е. мое «я», как форма переживания, сочетается с полюсом моего объективированного «я», т.е. с моим «я», как переживаемым в переживании содержанием, в некое абсолютно нерасторжимое единство. А так как нерасторжимость формы и содержания является признаком их эстетического взаимодействия, то ясно, что в форме личности каждый человек становится художественною формою себя самого, а тем самым и творцом художественного произведения. Творя себя, как личность, всякий человек обретает, значит, то отношение к полюсу мистической жизни, которое вообще обретаемо в сфере искусства. Но обретая его, он обретает и большее. …каждая личность, будучи сама в себе вполне законченным художественным произведением, может органически слиться со всеми другими личностями, объединяя себя с ними в тех ценностях состояния, которые мы называем формами судьбы, конкретизуемыми в любви, семье, обществе, нации, церкви» [3, С.119-120].

Средоточие жизни культуры – пути творчества человека, распятого невменяемо рационализированными грезами эпохи «middling man» между обезличенной властью массы и сокровенным миром личного, – одна из центральных тем размышлений и В.Ф. Эрна: «Культура живет и созидается творчеством. Культуру всего правильнее определить как – солидарная преемственность творчества. Во что же она превращается, если рационализм обессмысливает ее primum movens [первое движущее] творчество? Она превращается в дело абсолютно бессмысленное. Так как истинного творчества, т.е. истинного преодоления материи формой, быть не может, то культура в своих основах призрачна. …Принципиально и до конца хаотизируя жизнь, рационализм необходимо обессмысливает и то цветение жизни, которое мы называем культурой. Острие рационализма устремляется на самую душу культуры, на творчество, и тот, кто действительно проникается рационализмом, тот уже не способен не только участвовать творчески в великом культурном делании человечества, но даже понимать то, что уже сделано, что делается и что должно делаться в будущем. …Культура есть собирание и высшая творческая организация самых глубинных стихий жизни» [4, С.282-283]. Еще более категоричен В.Иванов: «то, что мы за отсутствием иного слова принуждены называть культурой, – есть именно творчество» [5, С.65].

 

Литература

 

1. Бердяев, Н.А. Философия свободного духа: Я и мир объектов. Опыт философии одиночества и общения / Н.А. Бердяев. – М.: Республика, 1994.

2. Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества / Н.А. Бердяев. – М.: Издательство «Правда», 1989.

3. Степун, Ф.А. Сочинения / Ф.А. Степун. – М.: РОССПЭН, 2000.

4. Эрн, В.Ф. Сочинения / В.Ф. Эрн. – М.: Правда, 1991.

5. Иванов, В.И. Родное и вселенское: Кризис индивидуализма / В.И. Иванов. – М.: Республика, 1994.