Тахтарова С.С.

Волжский, ВГИ ВолГУ

Митигативные характеристики русского коммуникативного стиля

Написано при финансовой поддержке ФЦП "Научные и научно-педагогические
кадры инновационной России 2009-2013" (Госконтракт № П-737)

В настоящее время аксиоматичным является тот факт, что всем культурам мира присущи некие правила, обеспечивающие успешное протекание коммуникативного контакта и предписывающие участникам общения те или иные нормы поведения. Указанные нормы и правила, в основе которых лежат определенные культурные ценности, находят свое отражение в структуре коммуникативного сознания представителей конкретного этносоциума в виде коммуникативных категорий и концептов, детерминирующих национальное коммуникативное поведение. В этой связи возрастает роль исследований, посвященных изучению национальной специфики коммуникативного поведения говорящих субъектов, определению доминант вербального поведения той или иной лингвокультуры, под которыми мы, вслед за Т.В. Лариной, понимаем речевые особенности, характерные для представителей определенного этносоциума, которые проявляются в разных, но однотипных коммуникативных ситуациях [Ларина 2007: 71]. Ю.Е. Прохоров определяет указанные речевые особенности термином «речевой стереотип» [Прохоров 2003: 98]. Речевые стереотипы связаны с операцией правильного выбора средств, в соответствии с целью высказывания. Этот выбор определяется национально-культурными ценностями, системами концептов того или иного этносоциума, социальными конвенциями и правилами, в том числе, максимами вежливости. Речевые стереотипы или коммуникативные доминанты выступают важнейшими составляющими национального коммуникативного стиля как доминирующей модели общения, проявляющейся в большинстве коммуникативных ситуаций.

По мнению Т.В. Лариной, разделяемому в настоящем исследовании, указанные доминанты теснейшим образом связаны с категорией вежливости, характерной для конкретной лингвокультуры, формируясь в результате регулярного использования предписываемых максимами вежливости коммуникативных стратегий и тактик, что, в свою очередь, позволяет считать категорию вежливости регулятором коммуникативного поведения [Ларина Ibid]. Вместе с тем, в настоящее время не вызывает сомнения тот факт, что конкретные стратегии реализации норм вежливости, несмотря на определенную универсальность основных прескрипций вежливого поведения, обнаруживают этнокультурную специфичность, которая особенно ярко проявляется в межкультурном сопоставлении, обнаруживая в каждом отдельном этносе присущие только ему уникальные знания, представления и ассоциации, создающие своеобразие поведения (вербального и невербального) в данном обществе. Тем самым вежливость, с одной стороны, лежит в основе формирования национального коммуникативного стиля, с другой стороны, сама определяется культурными ценностями и этическими нормами той или иной лингвокультуры. Все вышесказанное в полной мере применимо, по нашему мнению, к категории коммуникативного смягчения, или митигации, понимаемой как коммуникативная категория, основным содержанием которой являются стратегии интенционального смягчения, служащие оптимизации речевого контакта [Тахтарова 2008: 59]. Исходя из того, что смягчение включено в парадигму вежливости, можно предположить, что стратегии смягчения, определяя во многом коммуникативный стиль конкретного этносоциума, детерминированы ценностями и нормами последнего.

Как известно, ядро ценностной картины мира той или иной культуры составляют культурные доминанты - наиболее значимые для данной культуры концепты, совокупность которых образует определенный тип культуры, поддерживаемый и сохраняемый в языке [Карасик 2004: 142]. Изучение культурных доминант различных этносоциумов является в настоящий момент, несомненно, актуальным и имеет прикладное значение, которое трудно переоценить, так как оно лежит в основе формирования межкультурной коммуникативной компетенции. Так, например, важнейшими концептами, предопределяющими многие правила и нормы коммуникативного поведения англичан и русских, являются, по мнению Т.В. Лариной, privacy и соборность или общинность соответственно [Ларина 2003: 65]. К числу лингвоспецифичных концептов, присущих англосаксонскому менталитету и тесно связанных с вышеназванным концептом privacy, относится и концепт understatement. [Падучева 2007].

К коммуникативным ценностям русской лингвокультуры, позволяющим лучше понять русскоязычное межличностное взаимодействие, кроме вышеназванных соборности и общинности, традиционно относят искренность, естественность, общительность, эмоциональность, духовность, скромность [Кузьменкова 2005; Леонтович 2005; Прохоров, Стернин 2006; Сергеева 2007 и др.]. Высокая норма искренности русскоязычного общения проявляется, по мнению Ю.Б. Кузьменковой, в таких особенностях коммуникативного поведения, как прямолинейность критики, категоричность оценочных суждений, которые особенно распространены в ситуациях неформального общения, основанного на доверии и сердечности [Кузьменкова 2005: 218]. В исследовании Ю.Б. Прохорова и И.А. Стернина среди типических черт русского коммуникативного поведения также выделяются бескомпромиссность, категоричность выражения несогласия и высказываемых оценок, безапелляционность при выражении своего мнения: «Свою точку зрения русские по сравнению с представителями западной коммуникативной культуры могут выражать достаточно безапелляционно и решительно, без какого-либо смягчения. …Оценки высказываются открыто, без смягчения, в том числе и отрицательные» [Прохоров, Стернин 2006: 204]. Однако подобные определения не являются, на наш взгляд, бесспорными, так как сразу возникает вопрос, в каких ситуациях проявляются данные черты русского коммуникативного поведения, в каких видах дискурса, учитываются ли при этом социальные, гендерные характеристики коммуникантов и т.д. Кроме того, вышеназванные признаки русского коммуникативного поведения вступают в некоторое противоречие с такими доминантами русской лингвокультуры, как терпение и сострадание, бережное и взвешенное отношение к слову и действенное внимание к людям, сочувственное взаимопонимание и взаимоотношение [Кузьменкова ibid: 123]. Практически во всех исследованиях, посвященных анализу русского коммуникативного поведения, отмечается повышенное внимание к межличностной составляющей коммуникации, параметру отношения в общении, что проявляется, среди прочего, в стремлении получить даже от случайного собеседника подтверждение своей ценности, весьма распространенном в русском дискурсе [Анна А.Зализняк 2005: 382]. Как отмечает Т.В. Ларина, русские в процессе общения легко устраняют межличностные границы, сближаясь до интимной зоны общения, где можно говорить обо всем, обсуждая личные проблемы, давать советы, выражать сочувствие и т.п. [Ларина 2009: 87]. В таком стиле общения находит свое отражение особая значимость для русской культуры концепта «душа», проявляясь, прежде всего, в том, что родственная теплота, являясь образцом доброго отношения к людям вообще, обладает для русской культуры не только огромной ценностью, но и чрезвычайной эмоциональной насыщенностью [Левонтина 2005: 246]. Не случайно жанр разговора по душам характерен именно для русской культуры, соответствуя, по мнению К.Ф. Седова, основному постулату христианской морали – «Возлюби ближнего как самого себя» [Седов 2007: 229].

Все вышеизложенное свидетельствует о противоречивости установок и стереотипов русского коммуникативного поведения, в которых отражается противоречивость русского национального характера, отмечаемая многими исследователями (подробнее см.: [Маслова 2007]). По мнению А.В. Сергеевой, в русском человеке можно найти практически все: жестокость и необыкновенную жалостливость; способность причинять страдания и умение глубоко сострадать чужой боли; привычку повиноваться, уважение к власти и вольнолюбие, удальство, вплоть до анархизма [Сергеева 2004: 143]. Все эти качества, по мнению ученого, можно найти и в европейцах, но там они скрыты «корсетом» цивилизации, правилами этикета. «Жизнь по сердцу создает открытость души русского человека и легкость общения с людьми, простоту общения, без условности, без внешней привитой вежливости» [Лосский 1991: 292].

Это, конечно, не значит, что этикет, как и вежливость в целом, играют в русском межличностном общении менее значимую роль. Так, например, в работе И.А. Стернина, посвященной русскому речевому этикету, находим такую характеристику русского речевого поведения - «Не принято давать прямые негативные оценки действительности, мыслям, предложениям собеседника – их следует комментировать так, чтобы дать ему возможность «сохранить лицо», то есть уйти не обиженным» [Стернин 1996: 116]. Однако вежливость для носителя русской культуры это не столько соблюдение внешних манер и условностей, сколько демонстрация действенного внимания, выражение уважения и сочувствия [Ларина Ibid]. Так, например, в одном из романов Д. Донцовой содержится следующая характеристика вежливого человека:

- Тут оперативники приходили, бабкам у подъезда карточки показывали, так они его сразу узнали. Говорят, зимой тут все крутился, вежливый такой. Одной старухе вроде сумочку до квартиры доволок, потом до аптеки довез [Донцова].

В работе Т.В. Крыловой [Крылова 2006] отмечается тот факт, что в русской вежливости наиболее часто пересекаются между собой правила деликатности и уважительности. Деликатность, представляя собой бережное отношение к чувствам партнера, предписывает субъекту избегать всего, что может вызвать у адресата отрицательные эмоции и негативные ощущения.

Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод, что смягчение, несмотря на категоричность и прямоту русскоязычного коммуникативного стиля, играет важную роль в русском межличностном общении. Подтверждением этому служит, в частности, богатая парадигма разноуровневых языковых средств, служащих реализации митигативных стратегий и тактик, например:

- Вот только внутри у меня тут бедновато, но мне ничего и не надо. [HKPЯ].

- Ну, это уж ты того…приврал …[Шукшин].

- Можно я туда приеду? – В принципе, можно, - неуверенно ответила бывшая супруга Селиванова… [Донцова].

- Давно ты у Павла Львовича работаешь? – Достаточно, - обтекаемо ответила я [Донцова].

- Тут я затрудняюсь тебе сказать. Нинка у меня – не того, не очень [Шукшин].

Е.В. Падучева, анализируя какую мотивировку имеет understatement и в какой мере последний присущ английскому языку в большей степени, чем другим, приводит целый ряд русскоязычных примеров слабого утверждения, подтверждающих распространенность understatement в русском языке [Падучева, www.].

Кроме того, несомненный интерес в данной связи представляет мнение Ю.А. Рылова о том, что в число семантических доминант русской языковой картины мира следует включить диминутивность и неопределенность [Рылов 2006: 143]:

- Теть Нин, можно раньше на полчасика уйти? Такой случай удобный, на машине покачу, неохота через лес пехом топать [Донцова].

Е.В. Падучева отмечает, что в русском языке, по сравнению с другими языками, гораздо богаче поле неопределенности, что позволяет рассматривать данный концепт как семантическую доминанту русской лингвокультуры [Падучева 1996: 184]. Для передачи значения неопределенности, тесно связанного с приблизительностью или аппроксимацией, которые могут репрезентировать митигативную прескрипцию некатегоричности, в русском языке, кроме различных неопределенных местоимений, активно используется инверсия, являясь идиоэтническим митигативным приемом, характерным для русского национального стиля, например:

- И давно забор возвели? - Ну … может, месяцев пять-шесть назад, точно не скажу, я здесь недавно [Дoнцова].

- А долго ещё нам ехать? – Ещё километров тридцать с гаком. Да гак – километров десять [Шукшин].

В вышеназванных характеристиках русского коммуникативного стиля находит, как нам представляется, свое отражение этнокультурный параметр контекстности (Е.Наll), который лежит в основе противопоставления прямого и непрямого коммуникативного стиля. Как отмечает Т. Стефаненко, между культурами существуют значительные различия в использовании средств коммуникации в межличностном общении. Представители западных индивидуалистических культур больше внимания уделяют содержанию сообщения, фокусируясь на том, что сказано, а не на том, как сказано. Для таких культур, называемых низкоконтекстными (далее НК-культуры), характерен когнитивный стиль обмена информацией, ориентированный на точность использования понятий и логичность высказываний говорящего [Стефаненко ibid: 156]. В высококонтекстных культурах (далее – ВК-культуры) обращается внимание на контекст сообщения, на то, с кем и при какой ситуации происходит общение, что проявляется в придании особой значимости форме сообщения.

К ВК-культурам традиционно относят восточные культуры, для которых характерен расплывчатый и неконкретный стиль общения, превалирование некатегорических форм высказывания, модальных и семантических операторов, снижающих интенсивность иллокутивной силы формируемых высказываний. Тем самым можно предположить, что категория коммуникативного смягчения играет особую роль в данных лингвокультурах и относится к доминантам коммуникативного стиля.

Изучая особенности русского языка, Т. Стефаненко приходит к выводу, что русскую культуру можно отнести к ВК-культурам [Стефаненко ibid: 157]. Ю.Б. Кузьменкова также полагает, что характеристики ВК-культур вполне приложимы и к русской лингвокультуре – за одним, весьма существенным, исключением: в русской культуре отсутствует столь подчеркнутое внимание к невербальному компоненту общения, связанное с заботой о «сохранении лица» и обусловленное религиозными традициями восточных культур [Кузьменкова 2005: 170].

О.А. Леонтович, анализируя степень открытости русского и американского коммуникативного поведения, справедливо отмечает, что американская и русская открытость – это явления разного порядка. Американцы более открыты в выражении собственного мнения, а русские – в выражении эмоций [Леонтович 2005: 191]. Согласно Т.В. Лариной, отличительной особенностью русского коммуникативного стиля является свободное выражение эмоций и коммуникативная естественность – говорю, что думаю. Вместе с тем, в межличностном взаимодействии русские оказываются, напротив, более сдержанными и умеренными [Ларина 2005].

Внимание к контексту сообщений проявляется в богатстве языковых средств, служащих для выражения эмоций и способных передать все оттенки возникающих между людьми чувств. Эта особенность русского коммуникативного стиля находит свое отражение и в митигативных стратегиях, особенно в разговорном межличностном общении, проявляясь в тактиках выбора эмотивных форм обращений, ксеноденотативных диминутивов, митигативных операторов, различных формулах дейктического смягчения.

Таким образом, подводя итог анализу этнокультурной специфики митигативных параметров русского коммуникативного стиля, можно сделать вывод, что обращение представителей русской лингвокультуры к стратегиям смягчения обусловлено культурными доминантами, этноспецифичными для данного этносоциума, а также типом культуры, детерминирующим непрямоту, некатегоричность и терпимость к неопределенности соответствующей дискурсивной практики. Особенности проявления митигативных прескрипций в значительной мере зависят от идиоэтнической специфики национального коммуникативного стиля, в связи с чем можно говорить о разной степени выраженности митигативных параметров коммуникативного поведения представителей того или иного этносоциумов.

Литература:

1. Зализняк А. А. О семантике щепетильности (обидно, совестно и неудобно на фоне русской языковой картины мира) / А. А.Зализняк // Ключевые идеи русской языковой картины мира: Сб. ст. – М. : Языки славянской культуры, 2005. – С.378-397.

2. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс / В.И.Карасик. – М. : Гнозис, 2004. – 390с.

3. Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология: курс лекций / В.В.Красных. – М. : ИТДГК «Гнозис», 2002. – 284с.

4. Крылова Т.В. Наивно-языковые представления о вежливости и обслуживающая их лексика / Т.В.Крылова // Языковая картина мира и системная лексикография. Отв.ред. Ю.Д.Апресян. – М. : Языки славянских культур, 2006. – С. 241-402.

5. Кузьменкова Ю.Б.. Отражение доминантных черт культуры в стратегиях англоязычной коммуникации: дисс. ... доктора культурол.н. : 24.00.01. / Ю.Б.Кузьменкова. - Москва, 2005. - 430 c.

6. Ларина Т.В. Доминантные черты английского вербального коммуникативного поведения / Т.В.Ларина // Филологические науки. 2007. № 3. – С.71-81.

7. Ларина Т.В. Фатические эмотивы и их роль в коммуникации / Т.В.Ларина // Эмоции в языке и речи. Сб.статей/ Отв.ред.И.А.Шаронов. – М. : РГГУ, 2005. – С. 150-160.

8. Левонтина И.Б. Милый, дорогой, любимый… / И.Б.Левонтина // Ключевые идеи русской языковой картины мира: Сб. ст. – М. : Языки славянской культуры, 2005. – С. 238 – 246.

9. Леонтович О.А. Русские и американцы: парадоксы межкультурного общения: Монография. / О.А.Леонтович. – М. : Гнозис, 2005. – 352с.

10. Лосский Н.О. Условия абсолютного добра. / Н.О.Лосский. – М. : Изд-во политической литературы. Политиздат, 1991. – 368с.

11. Маслова В.А. Homo lingualis в культуре: Монография / В.А.Маслова. – М. : Гнозис, 2007. – 320с.

12. Падучева Е.В. Неопределенность как семантическая доминанта русской языковой картины мира. - Problemi di morphosintassi delle lingue slave, v .5. Determinatezza e indeterminatezza nelle lingue slave. Padova: Unipress, 1996. – р. 163-186.

13. Падучева Е.В. Understatement и смещенное отрицание [Электр. ресурс]/ Е.В.Падучева. 2007. – Режим доступа: http://lexicograf.ru/files/understatement_BASEES_Cambridge.pdf

14. Прохоров Ю.Е. Национальные социокультурные стереотипы речевого общения и их роль в обучении русскому языку иностранцев. Изд.3-е. / Ю.Е.Прохоров. – М. : Едиориал УРСС, 2003. – 224с.

15. Рылов Ю.А. Аспекты языковой картины мира: итальянский и русский языки / Ю.А.Рылов. – М. :Гнозис, 2006. – 304с

16. Седов К.Ф. Разговор / К.Ф.Седов // Антология речевых жанров: повседневная коммуникация. – М. :Лабиринт, 2007. – С. 220-230.

17. Сергеева А.В. Русские: стереотипы поведения, традиции, ментальность / А.В.Сергеева. – М. : Флинта: Наука, 2007. – 320с.

18. Стернин И.А. Русский речевой этикет / И.А.Стернин. – Воронеж: ВОИПКРО, 1996. – 128с.

19. Стефаненко Т.Г. Этнопсихология / Т.Г. Стефаненко. – М. : Институт психологии РАН, «Академический проект», 1999. – 320с.