Жилищный вопрос в городах Среднего Поволжья

Камардин И.Н.

Кузнецкий институт информационных и управленческих технологий

(Филиал Пензенского государственного университета), г. Кузнецк, Россия

Жилищный вопрос в городах Среднего Поволжья

Повседневное состояние социально-бытовой сферы, в которой протекала значительная часть жизни рабочих, опосредованно влияет не только на их производственную деятельность, но и на отношение к самой власти. Гарантируя бесплатное жилье и минимальную стоимость коммунальных услуг, партия большевиков и государство брали на себя большую ответственность. В Пензе на одного человека в среднем приходилось 0,93 кв. сажени при санитарной норме в 2 кв. сажени[1]. В Среднем Поволжье душевая норма на человека составляла 5 м². на человека, тогда как в среднем по РСФСР она равнялась 6,4 м². В промышленных городах эта норма была еще ниже: в Самаре 4,6м², Сызрани 4,5м². Многие рабочие проживали в общежитиях, где в одном помещении ютились сотни человек[2]. Совместное проживание в одном помещении нескольких семей рабочих было обыденным явлением, отрицательно сказывавшимся на моральном климате. В середине 20-х годов жилищный кризис в Среднем Поволжье обострился в связи с ликвидацией уездов, вызвавшей переброски работников из уездов в города, а также приходом в ветхость старых помещений[3].

В Ульяновской губ. рабочие патронного завода продолжали проживать в австрийских бараках[4]. В феврале 1927г. на втором съезде директоров и руководителей промышленности Ульяновской губ. констатировалось, что «жилищные условия рабочих остаются неудовлетворительными и далеко не достигают санитарной нормы 9,1 м² на человека»[5]. В Ульяновске 75% жилищного фонда требовало капитального ремонта[6].

Проверки и обследования, проводимые в первой половине 20-х годов, констатировали не только плохие условия проживания, но и удаленность мест проживания от мест работы. Имела место отдаленность жилищ от работы, доходящая до 15 км. Так, рабочие Самарской ватной фабрики каждый день ходили домой за 16 верст[7]. Рабочие лесоразработки проживали в землянках вповалку. По данным бюджетных обследований, в 1927г. всего лишь 40% рабочих семей имели на каждого члена семьи отдельную кровать. Остальные были вынуждены спать вповалку или ночевать на полатях, сундуках, а часто на полу[8]. Не лучше, чем у них, положение у рабочих — транспортников: Золотарева и Ивашкина. Эти живут по Н. Троицкой, №30, квартиры 10 и 12. Крошечные помещения в холодном и сыром полуразрушенном кирпичном полуподвале. Семьи состоят из 2-х взрослых и грудного ребёнка. Теснота в помещениях такая, что негде стул или табурет поставить. Даже зыбки повешены над кроватью. Ребёнок мочится в зыбке, и всё течёт на кровать. Грязь. Духота. Эти две семьи живут здесь по три года»[9]. Это лишь та небольшая часть, зафиксированная в архивных документах, свидетельств жилищных условий.

Дефицит жилой площади, недостаток денежных средств не позволяли приобрести предметы домашнего обихода, во многом определяли санитарное состояние помещений, их благоустройство. По обследованиям С.Г. Струмилина, 1/2 обследованных рабочих вообще не имели простыней, 1/4 - наволочек[10]. Системой канализации на территории Среднего Поволжья обладала только Самара. Водоснабжением и паровым отоплением пользовались лишь избранные. В Пензе электричеством пользовались всего лишь 10% населения[11]. Обычным явлением домашнего обихода середины 20-х годов были печь буржуйка, керосиновая лампа и отхожее место одно на несколько домов[12]. Это обусловило большой процент в регионе социальных заболеваний. В 1923г. в Пензенской губ. на 10 000 жителей больных туберкулезом приходилось 40,8 человек (по сравнению с 1913г. показатель удвоился).

Таким образом, жилищная проблема к концу 20-х годов в городах Поволжья не только не была сколько-нибудь разрешена, но и перспектива её разрешения при сохранении существующих темпов жилищного строительства и при неизбежном увеличении притока населения в города в связи с развёртывавшимся промышленным строительством отодвигалась в неопределённое будущее. Вряд ли этот фактор повышал социальное самочувствие рабочего класса и укреплял доверие к «пролетарскому государству», не сумевшему за более чем десять лет, прошедших после революции, приблизить решение этого столь больного для рабочего класса вопроса. Как в центре, так и на местах власть придерживалась в данной сфере социальной политики принципа максимальной экономии, выражавшегося в финансировании по «остаточному принципу».

Литература:

[1] Сажень, русская мера длины. 1 сажень = 2,1336 метрам

[2] Шарошкин Н.А. Промышленность и рабочие Поволжья в 20-е годы. – Пенза, 1998. - С.173.

[3] Бюджет и хозяйство Пензенской губернии 1925-1926гг. Пенза, 1926. - С.85, ГАПО. Ф.Р.2. Оп.4. Д.200. Л.150.

[4] ЦДНИ УО. Ф.1. Оп.1. Д.1012. Л.89.

[5] Резолюции по докладам 2-го губернского съезда директоров и руководителей промышленности Ульяновской губернии. – Ульяновск, 1927. - С.32.

[6] Отчет Ульяновского исполкома с12.04.1925-01.02.1927гг. – Ульяновск, 1927. - С.54.

[7] СОГАСПИ. Ф.1. Оп.1. Д.2060. Л.80. Верста - русская мера длины, равная 1,0668 км.

[8] Струмилин С.Г. Бюджет рабочих и служащих. - В.1. - М., 1929. - С.67.

[9] Трудовая правда, №112, 24 мая, 1923. (Пенза).

[10] Струмилин С.Г. Домашний быт. /Проблемы экономики труда. - М., 1981. - С.242.

[11] Бюджет и хозяйство Пензенской губернии 1925-1926г. – Пенза, 1927. - С.85.

[12] ГАПО. Ф.Р.85. Оп.1. Д.667. Л3-23, Д.789. Л.1-54.