Право
Истории отечественного государства и права
НИКУЛИН В.В.
Организационно- правовые методы борьбы с церковью в советской
России. 1917-1930г.г.
В арсенале
большевиков в качестве сильнейшего средства воздействия на умы и одновременно средством
ликвидации враждебного мировоззрения,
был атеизм воинствующего типа. Религия отвергалась как иррациональное
явление, а атеистичность возводилась в
принцип. Главное содержание атеизма
состояло в том, что религия была
серьезным конкурентом в борьбе за души человека, тем более что многие ее
постулаты прямо противоречили постулатам марксизма. Конкурент, да еще столь
опасный, должен быть убран. С религией уничтожалось и гражданское общество, в
котором религия выполняет роль связующего звена между человеком и государством.
Особое внимание уделялось религиозным объединениям, и в первую очередь, русской
православной церкви.
Принципиальная позиция
советской власти в отношении религии и церкви были изложены в декретах СНК
«О свободе совести» (20 января
1918г.) и «Об отделении церкви от государства» (23 января
1918г.). Они провозглашали отделение
церкви от государства, национализацию церковного имущества. В целом
декреты носили, безусловно,
прогрессивный характер. Они содержали декларативно - институционную часть,
которая укладывалась в буржуазно-демократические правовые рамки. С другой
стороны, провозглашая свободу вероисповедания
и свободное исполнение религиозных обрядов, законы одновременно ставили церковь в рамки жестких ограничений имущественного
характера, направленных на уничтожение правовых основ материального
существования церкви. Она теряла юридическое лицо, лишалась собственности и
право приобретать ее. Имущество церкви национализировалось. В статье 12
декрета « О свободе совести, церковных и религиозных обществах» указывалось, что никакие церковные и
религиозные общества не имеют права владеть собственностью.[1] Церковь как единый
организм, а в правовом отношении как юридическое лицо для советского
государства перестало существовать. Теперь существовали « общины верующих»,
которые получают во владение церковные здания, предметы культа и тем самым, де-
факто, становятся « субъектами права», но данный специфический субъект права не
признается ни юридическим, ни физическим лицом. Это абсурдная с юридической
точки зрения ситуация и оставалась «правовой основой» отношений церкви и
государства. Церковь была лишена
гарантий правовой защищенности. Статьи декретов разъяснялись другими
подзаконными актами. Эти нормативные акты издавались и распространялись пятым
отделом НКЮ, который получил название « ликвидационный». «Ликвидация»
заключалась, в первую очередь, в
изъятии из ведения церкви всех юридических правомочий. Так, ведение актов гражданского состояния по
декрету ВЦИК и СНК от 18 декабря 1917г.» О гражданском браке, о детях и о
ведении книг актов гражданского состояния» и последующих декретов перешло к государству. Декрет о браке признавал только гражданские
браки, признавая церковный брак частным делом брачующихся.[2]
Церковь вначале
сопротивлялась действиям властей,
пытаясь сохранить свое влияние и
положение в обществе. Священный Собор, Синод и высший Церковный Совет
Российской церкви в марте 1918г. объявил поруганием религии акт прекращения
гражданами брака, заключенного по законам Республики. Все расторгнувшие
брак объявлялись преступниками,
подвергались церковному проклятию, а
отношения между мужчиной и женщиной без церковного благословления прелюбодеянием. Столь решительное заявление
церкви отрезвляющее подействовало на многих людей, число разводов уменьшилось.
И хотя постановление Собора от 28
февраля 1919г. вводило новые поводы для
развода, не бывшие ранее в числе канонических: сифилис, отлучение от православия,
проказа, противоестественные пороки, душевная болезнь, снохачество, сводничество,
проституция и т.п., это не снизило противостояния церкви и власти в вопросах
семьи и брака. Власть посчитала действия церкви как попытку воспрепятствовать
исполнению советских законов. НКЮ в
циркуляре от 24 мая 1920 г. такой подход
к советским законам, единственно признанных регулировать гражданские отношения
между гражданами России и упорная позиция церкви сохранять за собой
установления в духе старых законов норм семейного права, расценил, как «приносящий страдания гражданам и
дезорганизацию личной жизни»[3].
Для прекращения « незаконной деятельности церковников» всем
губисполкомам предписывалось
«прекращать деятельность бывших консисторий. За попытку вернуться к старым
законам - привлекать к уголовной ответственности «всех лиц, принадлежащих к духовенству и
церковникам всех религий, по
обвинению в
контрреволюционных выступлениях,
нарушении декрета об отделении церкви от государства, корыстное использование
религиозных верований с помощью обмана обновление икон и т.п.[4]
Таким образом, власти на местах прямо ориентировались на организационно
– правовые методы борьбы с церквью.
Правовая незащищенность
церкви привела к усилению антицерковной деятельности, сопровождавшееся
рядом громких кампаний. Череда кампаний
началась с кампании по "ликвидации культа мощей" в 1919 году, целью
которой объявлялась борьба с религиозными предрассудками. «Борьба"
вылилась в откровенный вандализм. Вскрытые могилы, разбросанные тут и там
останки, мумифицированные и не совсем сгнившие трупы, брошенные и оставленные
в церквах – такая картина предстала после кампании. Подобное вызывало гнев
крестьян и ожесточенное сопротивление с их стороны, прямые столкновения с
властями. НКЮ в августе 1920г. был
вынужден приостановить кампанию, которая в условиях и без того напряженных
отношении властей с крестьянством усиливала противостояние.
Полосу антицерковных кампаний продолжила
кампания по изъятию ценностей, проходившая под лозунгом помощи голодающим.
Следует напомнить, что Русская православная церковь организовала сбор средств
для голодающих. Однако собранные средства были конфискованы.
Официальным началом
кампании стал декрет ВЦИК "Об изъятии церковных ценностей в
государственный фонд помощи голодающим" от 26 февраля 1922г. Вслед за
декретом губкомы РКП получили секретную директиву за подписью Троцкого, в
которой ставилась задача "извлечение из монастырей и церквей возможного
максимума драгоценностей».[5]
Изъятие ценностей сопровождалось массовыми беспорядками, выступлениями
верующих. Участились случаи грабежей, хищений из церквей. В связи с этим было
предложено всю ответственность за хищения возлагать на священнослужителей.
«Обязывать попов быть ответственными за хищения. Арестовывать виновных попов
для привлечения к суду за расхищение народного достояния» - указывалось в
директиве из Москвы.[6]
В апреле 1922г. все дела по укрывательству церковных драгоценностей изымались из подсудности народных судов и передавались особым сессиям нарсудов. НКЮ требовал все судебные процессы по данным делам проводить публично.[7]
Одновременно от судов
требовалось применять наказание лишь в
отношении деяний, точно указанных уголовным кодексом. Изъятие из этого правила
допускалось лишь в случае, когда деяние подсудимого, хотя и точно не
предусмотрено УК, но суд признает его явно опасным с точки зрения нового
сознания, установленного советской
властью. В этом случае необходимо было применять наиболее сходные по важности и роду
преступления с соблюдением общей части УК.[8]
В результате кампании у церкви были изъяты значительные ценности.
Например, в Тамбовской губернии к началу
кампании насчитывалось 1240 храмов, из них 23 закрытых. Общий итог изъятия составил: серебра-630 пудов, золота-11
фунтов,76 золотников; золотых орденов-2; камней драгоценных - 2416 штук, общим
весом 32 фунт; серебряных монет - 202 рублей
и т.д.[9] Комиссиям по изъятию ценностей "рекомендовалось"
производить замену полноценных церковных предметов, особенно из золота,
малоценными. «Замену следует производить
в самых широких размерах, используя для этого свободные малоценные предмета из
других церквей и монастырей, также из бывших магазинов церковной утвари».[10]
В результате такой замены были безвозвратно утрачены многие культовые
предметы, представлявшие огромную культурную ценность. Отголоски кампании по
изъятию церковных ценностей еще долго
звучали в риторике и действиях местных властей, переходя иногда в административный раж. Так, по решению СНК
Наркомат финансов в 1925 году вел через свои органы скупку у
населения предметов религиозного культа
из драгоценных металлов. Цель акции была чисто экономическая – не хватало
драгоценного металла для чеканки монет. Местные власти препятствовали скупке,
дело доходило до ареста скупленного у населения
драгоценного металла, рассматривая его как укрытый при изъятии церковных
ценностей. В связи, с чем НКЮ 25 июня 1925г. издал циркуляр, требовавший от
областных и губернских прокуроров прекратить практику изъятия скупленных
ценностей.[11]
Одной из целей кампании
заключалась в ослаблении "враждебной идеологии", церкви в целом,
путем углубления раскола в ней, что в целом укладывалось в рамки нового курса в
отношении церкви: толерантность в церковных делах, опираясь на искусственно
созданное « обновленческое движение» в
православии. Голод оказался удобным предлогом для активизации действий в этом
направлении. Через "прогрессивное духовенство" - обновленцев, власти
стремились поставить под контроль церковь и верующих. На местах поощрялись
раскольнические действия, власти, стравливали представителей духовенства.
Кампания проводилась как агитация против попов - стяжателей, якобы из-за
алчности не желавших помочь голодающим. Тамбовский губком РКП (б) в апреле
1922г. в директиве укомам предписывал "немедленно начать кампанию по
расколу церковной иерархии, положив основанием и поводом изъятие церковных
ценностей и процесс Тихона. В эту кампанию необходимо широко привлекать женщин
и развивать через них широкую агитацию".[12]
Но инициировать раскол не всегда и не везде удавалось. В частности,
долго этого сделать не удавалось в Тамбове. Тамбовский губком в мае 1922г.
сетовал, что с расколом церковной иерархии дело идет слабо." Тамбовское
духовенство оказалось косно. До сих пор не можем нащупать твердое ядро
прогрессивного духовенства. Местный епископ держит паству в руках". «Решили
подойти к нему с другой стороны», -
отчитывался губком. «Нашли компрометирующий материал. Если удастся епископа
скомпрометировать и после этого отправить на покой, мы будем иметь группу
прогрессивного духовенства, которое сейчас же выступит». [13]
В первой половине ноября 1922г. органами ОГПУ в Тамбове была арестована
группа духовенства, «ведущих активную борьбу с "живой церковью".
Президиум губкома вначале принял решение организовать открытый политический
процесс над духовенством, предъявив обвинение в контрреволюционной
деятельности. Но после обсуждения было решено придать делу уголовный характер
"с наибольшим разоблачением политики церкви, используя весь судебный
материал и применить наиболее суровое
наказание".[14] В результате группа духовенства во
главе с бывшим Тамбовским епископом Зиновием была привлечена к ответственности
"за укрывательство и кражу церковных ценностей". Они получили различные
сроки заключения. Процесс был полностью сфальсифицирован с целью дискредитации
церкви. Церковные учреждения были подвергнуты обыскам с изъятием
"значительного количества антисоветской литературы.
Антицерковная кампания
принимала на местах неуправляемый характер. Незаконные аресты, закрытие церквей
по мотивам неисполнения административных распоряжений, путем голосования на
собраниях с участием одних коммунистов, за невыполнение налогов приняли
повсеместный характер. Встречались и "уникальные" случаи. Так, в с.
Хитрово Тамбовской губернии местные "безбожники" решили вскрыть
склепы. Вскрыв склепы, вывалили трупы из цинковых гробов, которые доставили к
избе-читальне. Содранную с гробов бахрому использовали для сцены. Ботинки,
снятые с покойника, также предлагали использовать для сцены. Затем гробы были
направлены с красными флагами и гармошкой в г. Рассказово и сданы в
утиль."[15]
Бесчинства властей, оскорбление религиозных
чувств верующих вызывали резкое
недовольство населения, особенно в сельской местности, вели к острой
конфронтации власти и крестьян. Стали
возникать сомнения в целесообразности жесткого курса в отношении церкви и у
части коммунистов. Красин на XII съезде высказался по поводу проводимой
политики весьма скептически: «Насколько развязывает мировую революцию политика
преследования попов – трудно сказать".[16]
Действительно, кампания мировую революцию не приближала, но определенно
усиливала напряженность в стране. Не желая дальнейшего обострения отношений с
крестьянством, власти пошли на смягчение репрессий в отношении церкви.
Были предприняты меры по охлаждению
антирелигиозного пыла на местах. Начинается религиозная « оттепель». В марте
1923г. ВЦИК принимает постановление
запрещавшее закрывать без оснований « молитвенные помещения, а
государственные потребности в помещениях
по возможности удовлетворять
другим путем. Требовалось прекратить « изъятие предметов, священных для
верующих (иконы, облачения и другое) для клубов, театров, а также практику
принятия на местах собственных постановлений, ограничивающих свободное
отправление обрядов».[17]
Начинают принимать меры и на местах. В августе 1923г. Тамбовский губком
инструктирует укомы об исправлении'
"перекосов в антирелигиозной пропаганде", справедливо отмечая, что
"успех в деле разложения церкви и искоренения религиозных предрассудков
зависит не только от гонений на верующих – гонения только укрепляют религиозные чувства, а от
тактичного отношения к верующим, при терпеливой и вдумчивой критике в
отношении церкви и религиозных предрассудков".[18]
В сентябре 1924 года ВЦИК
властями на местах еще раз напоминается, что статья 13 Конституции РСФСР обеспечивает
за «трудящимися свободу совести путем отделения церкви от государства на
началах, указанных в декрете СНК от 23.01.1918г. Статья 5 декрета гарантирует
"свободное исполнение рел. обрядов", а ст.2 гласит о том, что все
церковные и рел. общества подчиняются положениям о частных обществах и союзах,
запрещает установление каких-либо преимуществ со стороны государства
какому-либо культу или религиозному течению.[19] Напоминалось также, что советское
законодательство (ст.125 УК)
приравнивает к уголовной ответственности (преступлению) всякое действие,
препятствующие исполнения религиозных обрядов, поскольку они не нарушают
общественного порядка и не сопровождаются нажимом на права граждан. Органы
советской власти на местах должны
следить за тем, чтобы эти положения закона никем не нарушались.
Свободному исполнению религиозных
обрядов (крестные ходы и т.п.) не должны чиниться препятствия. Ограничения допустимы только в
исключительных случаях - эпидемия и т.п. Всякое постановление о закрытии храмов
или молитвенных домов- всех культов без различия должны иметь в своей
основе серьезную государственную
потребность, которая должна быть указана
в протокольном постановлении. В
случаях обжалования таких постановлений, фактическое закрытие храмов не должно иметь места до разрешения
жалоб.[20] Но возможности закрытия
оставались. В циркуляре НКВД от
23.04.24г. к таким условиям, относилась, например, ситуация, когда религиозное
объединение, заключило договор на пользование молитвенным домом, а фактически им
пользуется более широкий круг лиц, то закрыть его можно было путем голосования граждан. Другими
условиями были невыполнение административных распоряжений о регистрации
или невзнос налогов. Не могло быть
основанием ликвидации уголовных дел преступления за нарушение законов или
контрреволюционную деятельность. В 1924 году закрывается пресловутый
«ликвидационный» отдел НКЮ. Но принципиально политика властей в отношении
церкви не изменилась и это показали вскоре дальнейшие действия властей. В конце
1920-х годов, в связи с обострением крестьянского вопроса, возобновляется и
антицерковные акции. Начались они с пропагандисткой кампании в печати, лейтмотивом которой стал тезис об антисоветских действиях церкви с целью « мобилизации
реакционных и малосознательных элементов страны» для контрнаступления на
советскую власть и коммунистическую партию. [21] Начались массовые аресты и судебные
процессы над священнослужителями, обвиняемых, как правило, в контрреволюции, в
борьбе с государственным строем, создании антисоветских группировок по статьям 58- 13(пропаганда и агитация,
выражающаяся в призыве к свержению советской власти), 58-14(использование
религиозных предрассудков масс с целью свержения власти или для возбуждения
масс сопротивлению ее законам и постановлениям), 58-17(изготовление, хранение с
целью распространения контрреволюционной литературы), 58-18(распространение в
контрреволюционных целях ложных слухов и
непроверенных сведений) УК РСФСР. Наказание
по этим статьям предусматривало лишение свободы не ниже одного года. При
недостатке обвинительного материала, дело, учитывая социальную опасность
обвиняемого», направлялось в Особое Совещание при ОГПУ обычно с ходатайством о
высылке. Вновь начинается закрытие церквей. На местах этот процесс приобрел
такой широкий размах, что в постановлении ЦК ВКП (б) от 14 марта 1930 года « О
борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении» содержалось
требование к местным властям « решительно прекратить практику закрытия церквей
в административном порядке».[22]
Требование было понятно, поскольку закрытие церквей подливало
масло в разгоревшийся конфликт
крестьянства и власти. К этому времени у церкви были изъяты практически
все наличные капиталы, все земли, все здания, храмы, было ликвидировано 722 монастыря. Здания монастырей использовались
различным способом, в том числе и под тюрьмы, концлагеря и даже под
пролетарские квартиры. Это была одна из самых бесчеловечных акций власти в
отношении церкви, сопровождавшаяся насилием, кощунством и алчностью. [23] К лету 1929г. все основное имущество
православной церкви было национализировано, то есть обращена в пользу государства или расхищена.
Только в Москве было изъято: 551 жилой дом, 100 торговых помещений, 52 школьных
здания, 71 богодельня, 6 детских приютов и 31 больница. [24].
В апреле 1929 года принимается важнейший
религиозный документ советской эпохи, определивший на долгое время политику
государства в отношении церкви. Этим документом стало постановление ВЦИК и СНК
« О религиозных объединениях», действовавшее,
с небольшими дополнениями, до 1990г. [25] Постановление
законодательно закрепило принципиальное положение о том, что религиозные общества не вправе заниматься
какой либо деятельностью, кроме как удовлетворение потребностей верующих в
рамках молитвенного дома. То есть религии запрещался выход в общество в какой-
либо форме. Деятельность религиозных организаций была обставлена множеством ограничительных и регламентирующих условий. Так им разрешалось проводить общие собрания
только с разрешения местных властей, запрещалось создавать кассы взаимопомощи,
кооперативы, заключать договора и сделки
и вообще пользоваться находившимся в их распоряжении имуществом
только для удовлетворения религиозных
потребностей, а также нельзя было
открывать библиотеки читальни, организовывать собрания, кружки, отделы,
организовывать санатории и лечебную помощь
и даже устраивать экскурсии детские площадки и т.д. .[26]
Все хозяйственные действия церкви облагались непосильными налогами,
устанавливалась повышенная плата за квартиры и т.п. Запрещался колокольный
звон. В мае 1929 г. на XIV Всероссийском
съезде Советов были внесены изменения в статью четвертую Конституции РСФСР: вместо признаваемой ранее
« свободы религиозной и антирелигиозной пропаганды» теперь признавалась
«свобода религиозных исповеданий и антирелигиозной пропаганды». Атеисты могли
изобличать церковь, а церковь должна была молчать. Собственно, Конституция
узаконила все то, что было прописано в апрельском постановлении ВЦИК и СНК.
Поправка привела к широкомасштабной
атеистической пропагандистской кампании во главе с Союзом безбожников, лозунгом
которых стал лозунг «Борьба с религией – борьба за социализм» и
провозгласившим своей конечной целью
полное уничтожение религии. В феврале 1930г.
Комиссия по вопросам культов при
ВЦИК, созданная в 1929г предоставила право на закрытие молитвенных зданий краевым и областным советам ( ранее
это мог сделать только Президиум ВЦИК), что развязало руки местным властям в
борьбе с религией. В феврале 1930г. ЦИК и СНК приняли постановление «О борьбе с
контрреволюционными элементами в руководящих организациях религиозных
объединений». Местным властям предлагалось при регистрации органов центрального
управления этих объединений исключать из них кулаков, лишенцев и иных «
враждебных советской власти лиц». Так планомерно, шаг за шагом, в
законодательном порядке ограничивались возможности церкви в самоуправлении и
возрастали возможности административно – правового давления на нее.
Можно констатировать, что
в 1920-е годы властями велась антирелигиозная война, целью которой было
уничтожение идеологического врага, а ее теоретической основой стал тезис о
принципиальной невозможности сосуществования учений церкви и
марксизма-ленинизма. Результатом этой войны стало объявление Церкви «
незаконным собранием», то есть ее правовой статус не был определен, причем в
течение десятилетий. Всякая церковная деятельность, кроме богослужебной, причем
не далее ограды храма, была законодательно запрещена. Только за частными
гражданами государство признавало право верить в Бога, одновременно запрещая
любые формы религиозной пропаганды, которая рассматривалась, как антисоветское действие. За 1929-1933г.г. было репрессировано около 40
тысяч священнослужителей. Большинство из них подвергалось ссылке, как правило,
на Север. Идеологическая война с
религией была проиграна, но результат был горьким - духовное оскудение нескольких поколений,
уничтожение многих памятников культуры, унижение русской национальной культуры.
Примечания:
[1] Декреты Советской власти.Т.1. М.,. 1957.
[2] Там же.
[3] Государственный архив Тамбовской области (ГАТО).
Ф. Р.- 648. Оп 1. Д. 26. Л. 56.
[4] Там же.
[5] Государственный архив общественно- политической
истории Воронежской области. ( ГАСПИ ВО) Ф. 1. Оп.1. Д. 320. Л. 9
[6] Центр документации новейшей истории Тамбовской
области (ЦДНИТО). Ф. 840. Оп.1. Д. 1440. Л. 4.
[7] ГАТО. Ф.
Р. – 648. Оп 1. Д. 50. Л. 55.
[8] Там же.
[9] Там же.
[10] Там же.
[11] ГАТО. Ф. Р.- 655. Оп.1 Д. 20. Л. 22.
[12] ЦДНИТО. Ф. 840. ОП. 1. Д. 1446. Л. 60.
[13] Там же. Д. 1808. Л. 15.
[14] Там же. Д. 1465. Л. 100.
[15] Там же. Ф. 855. Оп.1. Д. 19. Л. 345.
[16] XII съезд РКП (б): Стенограф. Отчет. М, 1923. С. 117.
[17] ГАТО.Ф.Р-855.Оп.1.Д.132.Л.15
[18] ЦДНИТО, Ф. 840. Оп.1. Д. 1876. Л. 141.
[19]ГАТО.Ф.Р-65.Оп.1.Д.19.Л6-7.
[20] Там же.
[21] Правда. 1928. 27 сентября.
[22] КПСС в резолюциях
Т. 4.
[23] Зыбковец
В. Национализация монастырских имуществ в советской России(1917-1921).
М., 1993. С. 63.
[24] Революция и церковь. 1919. № 1. С. 27.
[25] СУ РСФСР .1929.№35.Ст.358.
[26]Там же.