Филологические науки / 3. Теоретические и методологические проблемы исследования языка

Д.ф.н. Щербакова Т.Д.

Северо-Осетинский государственный университет, Россия

Соотношение речевых и лексикографических параметров в определении грамматической специализации глагола

Давно воспринимается в виде общеизвестной аксиомы представление о том, что речевые условия свершения коммуникативного акта выступают действенной силой в формировании категориальной схемы предложения, перераспределения в нем его смысловых и грамматических составляющих. Памятуя, однако, о диалектическом характере внутрисистемных отношений между уровнем языка и уровнем речи и не принимая на веру утверждаемую многими исследователями корректность релятивистских воззрений относительно места в языковом анализе дискурсивно-речевого фактора, попытаемся дать сколько-нибудь объективную оценку этого последнего на примере рассмотрения каузативных отношений французского языка в их лексикографическом и речевом облике.

Значение каузативности, обусловленное акциональным характером глагола, - это самый важный аргумент в семантическом осмыслении его именного распространителя, занимающего в правой дистрибуции сказуемого его беспредложную позицию. Вместе с тем, лексико - семантическое понятие акциональности (иначе говоря, - «точечности») включает в себя представление не только об объекте, но и значение более обобщенной величины, именуемой непосредственной характеризацией глагольного действия и слагающейся из ряда более частных семантических значений. Все они обусловлены этимологической природой прямого дополнения, восходящего, как известно, к винительному падежу, который, в свою очередь, вобрал в себя более древнюю определительно-обстоятельственную функцию. А.Н.Савченко, исследуя генезис объектных отношений в индоевропейских языках и функциональную специализацию многообразных отношений определительно-обстоятельственной природы, пишет: «Весьма вероятно, что на более раннем этапе, когда понятие объекта еще не развилось полностью, аккузатив имел более широкое значение, определяя глагол в различных отношениях» [1:171].

Понятие грамматической переходности не накладывается, таким образом, на сферу семантической объектности, обретая силу закона об асимметрии языкового знака [2: 1-6]. И если взаимосвязь между объектностью и переходностью определять по схеме «часть» и «целое», тогда остается только констатировать самоочевидный вывод: каждый без исключения объектный глагол является неизбежно переходным, но далеко не всегда переходное значение завершается созданием в нем объектных отношений. Все дело в том, что точечные глаголы обладают неодинаковой степенью акциональности и формируют, таким образом, два вида объектности – действительную и мнимую, объединяемую в общем понятии непосредственной характеризации действия.

В действительности, вопреки различной степени акциональности таких, например, глаголов, как construire, aimer, chanter, haïr, dire и т.д., все они помещаются в пределах одной и той же грамматической категории и единой структурной модели (в данном случае это прямо-переходная трехчленная структура), адекватность которой проверяется тождественной схемой местоименной замены ее именных составляющих. Следовательно, неодинаковая степень акциональности упомянутых глаголов не превышает того предела, за которым начинается сфера других мыслительных оценок, воплощаемых в иные грамматические формы. Абстрагирующая сила обобщенной грамматической модели удерживает имя - дополнение при названных и им подобных глаголах в рамках той функции, которая предопределена направленным характером действия и квалифицируется как непосредственная характеризация сказуемого в варианте действительного или мнимого объекта.

Вместе с тем, многозначность, присущая любому естественному языку, ощутимо осложняет определение грамматического статуса многих глаголов. Во французском языке функционально значимое противопоставление процесса и действия, не находящее опоры в морфологической форме слова, подобно тому, как это наблюдается во многих флективных языках (например, в русском и немецком: краснеть/краснить, чернеть/чернить, гибнуть/губить, умирать/умервшлять, liegen/legen и т.д.), способствует обретению многозначным глаголом различных грамматических значений одновременно. Причем, если в русском языке морфологические превращения заканчиваются не только грамматическими преобразованиями, но и заметными сдвигами в содержательном объеме слова, то во французском языке лексические процессы протекают несколько иначе.

Наблюдения показывают, что чаще всего обобщенное лексическое содержание слова не разрушается при изменении его грамматической ориентации. Так, например, глаголы типа pendre (висеть/вешать), saigner (кровоточить/пускать кровь), crever (лопнуть/продырявить, раздавить) сохраняют целостность своего лексического смысла в любом грамматическом значении, которое они приобретают, включаясь в состав различных грамматических форм. Как правило, грамматические превращения глагола не сопровождаются омонимическими процессами на уровне его лексического содержания. Так, многозначный глагол sentir отмечен целым множеством самых разнообразных частных значений: пахнуть, вдыхать, чувствовать, ощущать и т.д. И все они настолько различны, что каждый из них располагает собственным синонимическим рядом (embaumer и puer для первого с указанием на приятный/ отталкивающий запах, renifler - для второго) или же имеет какие-либо особые структурные приметы, – например, способность присоединить придаточное предложение, присущее лишь тому смыслу, который сближает глагол sentir с группой лексем мыслительной деятельности (il se sentait que…). Вопреки этим обстоятельствам, глагол sentir не знает распада полисемии. В данном случае целостность обобщенного лексического объема поддерживается единой семой, вычленяемой не только в каждом из конкретных смыслов этого слова, но и в комплексе тех синонимов, которыми оно располагает.

Омонимические отношения сформируются в глаголе лишь при условии, если частные значения (во французской терминосистеме - acception) его обобщенного лексического содержания разойдутся настолько, что перестанут восприниматься коллективным языковым сознанием как элементы одного явления. Формальным показателем начавшегося или свершившегося процесса омонимизации может явиться парадигма глагольного спряжения в сложных временах. Например, глагол tomber в своем ближайшем значении передает непроизвольный процесс. Его переосмысление в акциональную лексему, сопровождающееся формальными изменениями в парадигме спряжения, происходило, очевидно, не прямо (от процесса «падать» к действию «убивать»), а через звено причиненного состояния. Метафоризация каузативного значения (заставить упасть – свалить – убить) ослабила смысл причинения и устранила, таким образом, необходимость в глаголе faire. Но полного забвения его былого присутствия не наступает, и каузируемый глагол приобретает парадигму спряжения в сложных временах давно отсутствующего слова-каузатора.

Межкатегориальные превращения глагола отражаются подчас не только на выборе вспомогательных элементов, но и в их свободном чередовании, свидетельствующем о тех внутренних противоречиях, через которые глагол проходит в своем скольжении между процессом и действием. Больше того. Выбор вспомогательного глагола может определяться целевой установкой говорящего лица. Так, например, в словарной статье глагола descendre содержится следующее пояснение: «Se conjugue normalement avec l’auxiliaire être ou parfois avec l’auxiliaire avoir quand on veut insister sur l’action et non sur l’état» [3:360]. Его антоним, глагол monter, имеет ту же помету: «Se conjugue généralement avec l’auxiliaire être et dans certain cas, avec l’auxiliaire avoir» [3:795], подкрепляемую примером «Le couvreur est monté (on a monté) sur le toit» [3:793].

Изложенные факты позволяют допустить, что морфологическая неустойчивость, проявляющаяся на фоне более упорядоченных лексических процессов, отражает не просто исторически изменчивую норму и ее бытование в виде суммы сложившихся вариантов, но становится свидетельством той своеобразной дистанции, которая объективно существует между лексическим и структурным уровнями языковой системы. Врéменное несоответствие грамматических форм и тех лексико-семантических процессов, которые они отражают, убеждают нас в том, что 1) грамматический потенциал языка является производным от его лексического и семантического уровней; 2) отмеченная дисгармония межуровневого порядка становится тем импульсом, который стимулирует поступательное движение языковой системы в целом; 3) процессирующее развитие языка обусловлено двумя равнодействующими силами как внешнего, так и внутреннего порядка. Внешние силы предопределены потребностями коммуникации, а внутренними оказываются те врéменные противоречия, которые слагаются на определенном этапе существования языка между единицами его системных уровней.

Тот факт, что в своем подавляющем большинстве лексико-грамматические переосмысления глаголов не завершаются их омонимическим распадом, позволяет несколько усомниться в правомерности чрезмерного размежевания обобщенного значения слова и суммы его конкретных смыслов. Если бы связь между этими величинами была, в действительности, такой отдаленной, то омонимические процессы захлестнули бы лексическую систему языка. Однако распад полисемии наблюдается во французском языке сравнительно не часто, поскольку узуальные смыслы многозначной лексемы являют собой не случайный и разрозненный набор ее употреблений, а их совокупность как некое органическое единство.

Вместе с тем, обобщенное лексическое значение слова, впитывая в себя сумму его частных смыслов, вовсе не подавляет их, а, напротив, оставляет за ними право устанавливать собственные синонимические, грамматические и дистрибутивные отношения. Таким образом, обобщенное лексическое значение слова выступает той цементирующей силой, без которой имелось бы не единое многозначное слово, а неопределенное множество соотносительных в своем информативном содержании лексических единиц. Но именно в этом случае системные связи словарного состава языка таили бы опасность саморазрушения. В языковой реальности наблюдается, однако, не распад лексической системы, а, напротив, ее бесспорное упрочение, обусловленное объединяющей силой обобщенного значения каждого входящего в нее слова. Как правило, даже самые глубокие функциональные переосмысления не подталкивают слово к

утрате своего ближайшего значения, целостность которого и лежит в основе единства его обобщенного лексического содержания.

Изложенные соображения дают возможность увидеть в узуально-речевых реализациях языковой системы ту неизбежную проекцию, которая прочерчивает потенциальную связь между ее виртуальными элементами, фиксируемыми лексикографической практикой, и их дискурсивным воплощением. В уже свершившемся (или свершающемся) речевом акте эта связь всегда вертикальная в варианте центробежной ориентации – от языка к речи, но она становится неизменно центростремительной, оставаясь при этом вертикальной, когда система языка нуждается в пополнении, изменении и совершенствовании своих материальных ресурсов. Выполнение этой задачи берет на себя коллективное языковое сознание, как правило, - стихийное и непредсказуемое.

Литература:

1. Савченко А.Н. Сравнительная грамматика индоевропейских языков. М., 1974.

2. Karcevski S. Du dualisme asymétrique du signe linguistique // Travaux du cercle linguistique de Prague, №.1., 1926.

3. Davau M., Cohen M., Lallemand M. Dictionnaire du français vivant. Paris: Bordas, 1972.