Психология и социология/9. Психология развития

Агеев В.В.

Казахский Национальный университет им.аль-Фараби, Алматы

СЕМАНТИЧЕСКАЯ ПРИРОДА МИРА И ПРОБЛЕМА

ОНТОГЕНЕЗА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ДЕЙСТВИЯ

Многие исследователя рассматривают взаимодействие как системный механизм природы, за счёт которого отдельные её объекты приобретают (или обнаруживают) общие свойства, что связывает все объекты в единую систему и делает природу внутренне целостной [1, с. 250].

Само взаимодействие, распространяясь на всё большее пространство объектов, приобретает статус всеобщего отношения (закона), что даёт возможность предсказывать поведение взаимодействующих объектов и, тем самым, упорядочивать мир взаимодействующих объектов. Таким образом, взаимодействие представляет собой механизм упорядочивания хаоса, способ превращения хаоса в имеющее форму пространство.

История развития природы, которая нам известна на сегодняшний день, даёт основание сделать вывод о наличии нескольких базовых исторических типов взаимного (совместного) действия, задающих несколько соответствующих исторических типов предметного мира [2].

Первое. Это реактивный тип взаимодействия, лежащий в основе физического типа предметного мира («физиосфера»). Второе. Это интенсивный тип взаимодействия, лежащий в основе химического типа предметного мира («химиосфера»). Третье. Это рефлекторный тип взаимодействия, лежащий в основе биологического типа предметного мира («биосфера»). Четвёртое. Это целесообразный тип совместного действия, лежащий в основе социального типа предметного мира («социосфера»). Четвёртое. Это находящийся в настоящее время в процессе своего интенсивного становления креативный тип совместного действия, который будет положен в основу исторического типа предметного мира («историосфера»).

Стремление находить общее в различном побуждает нас сделать анализ всех известных типов взаимного (совместного) действия с тем, чтобы найти между ними общее. Такая работа необходима для того, чтобы, во-первых, ещё ближе подобраться к пониманию всеобщих исторических законов генезиса взаимного (совместного) действия; и, во-вторых, на основании понимания этих законов построить модель такого образования, которое «производило» бы человека, способного не только принимать участие в социальных или исторических процессах развития природы и общества, но самому эти исторические процессы проектировать, конструировать и практически осуществлять.

Уже самый предварительный анализ даёт основания предположить, что такое общее у всех исторических типов взаимного (совместного) действия есть. И это общее есть адекватность вступающих во взаимное (совместное) действие объектов. Адекватность, определяющая возможность любого взаимодействия, лежит в основе принципа, удивительно прозорливо сформулированного ещё в 1947/48 г.г. великим подвижником науки С.Л.Рубинштейном [3]. Как известно, в его формулировке этот принцип выглядит следующим образом: «внешние причины действуют только через внутренние условия» [4].

Конечно, этой формулировке, впрочем, как и многим его другим формулировкам, не хватает конкретности, определённости и необходимой ясности, но всё же главное было сказано. Можно по-разному интерпретировать «внешнее» и «внутреннее», можно по-разному интерпретировать «внутренние условия», можно по-разному понимать тезис «внутреннее – из внутреннего», сформулированный в пику его оппоненту Л.С.Выготскому [5]. Но нельзя не отдавать должного научному мужеству С.Л.Рубинштейна, который в совершенно не способствовавшей свободному творчеству «внешней» научной атмосфере того времени смог гениально сформулировать этот всеобщий принцип [6].

Из этого принципа непосредственно следует следующее фундаментальное положение: вступать во взаимодействие могут только адекватные объекты. Это значит, что непременным условием любого взаимодействия является наличие отношения между «внутренней» формой подвергающегося воздействию объекта и «внешней» формой воздействующей причины.

Другими словами, любое взаимодействие возможно только в том случае, когда форма воздействующей причины имеет значение формы результирующего следствия. В противном случае, подвергающийся воздействию объект, «не видит», «не воспринимает», а потому и не взаимодействует с пытающейся воздействовать на него причиной. Иными словами, воздействующая причина, не имеющая значения для причиняемого объекта, для него попросту не существует (Замечательное подтверждение этому принципу, но уже из жизни людей, мы находим в человеческой истории. В исторической психологии и культурологии известны примеры того, что для первобытных людей предметы, которые не имели значения для их жизни, буквальным образом для них просто не существовали [7])

Фундаментальным и далеко идущим выводом из этого важнейшего положения является вывод о том, что взаимодействующий внутри себя предметный мир имеет семантическую природу. А вот это утверждение уже открывает дорогу к пониманию того, каким образом из взаимодействия естественных объектов в результате исторического развития типов взаимодействия возникает совместное человеческое действие. Уверенность в возможности решения этой проблемы даёт гипотеза о том, что и взаимодействие естественных (природных) объектов, и совместное действие искусственных (социальных) субъектов (людей) имеет общую (одну и ту же) – семантическую – природу.

Это значит, что многовековые и противоречивые поиски единой внутренней логики истории развития природы и истории развития человечества были оправданы. Теперь можно с большой долей уверенности утверждать, что внутренним стержнем исторического развития природы является логика генезиса семантических отношений. Это утверждение позволяет сцементировать все исторические явления в единую бесконечную цепь развития и снять проблему на сегодняшних день ещё непреодолимого разрыва между неживой и живой природы, между естественной природой и искусственной культурой и т.д. В конце концов, открывается перспектива снять проблему исторического разрыва между объектом неживой природы и организмом животного, между животным и человеком.

С этой точки зрения становится понятным, что не человек произошёл от обезьяны, а знаковое семантическое отношение произошло из превращённого в результате исторического генезиса сигнального семантического отношения. Как высказался один философ: человек произошёл не от обезьяны, а от природы [8]. Теперь можно было бы добавить: от природы, у которой все её взаимодействующие объекты имеют одну – семантическую – природу и процесс исторического развития которой есть процесс развития её семантической сущности, на каждом этапе своего исторического развития приобретающей всё большую универсальность.

После привёдённых выше предварительных высказываний можно было бы попытаться смоделировать предварительную версию единой логики исторического развития взаимодействия как семантического отношения. Схема нашего рассуждения такова. Вначале мы анализируем различные исторические типы взаимодействия и формулируем их существенные отличия друг от друга. Затем синтезируем сформулированные различия и рассматриваем каждый исторический тип взаимодействия как конкретно-исторический этап развития по существу одного и того же (семантического) отношения. В результате применения такого метода (мы бы его назвали креативно-генетическим) просматривается следующая схема.

1. Исторически первый тип взаимодействия – реактивное. Его участники – физические объекты. В качестве предмета взаимодействия выступает энергетическое состояние отдельного объекта и совокупного множества взаимодействующих объектов в целом. Результатом реактивного взаимодействия является количественное перераспределение состояний отдельных объектов при неизменном количестве общего тотального состояния всего множества взаимодействующих объектов.

Физический объект вступает в реактивное взаимодействие только в том случае, когда воздействующая на него физическая причина приобретает для подвергающегося воздействию объекта «физическое значение» его будущего результирующего состояния. Возможность физического взаимодействия определяется наличием семантического отношения физического типа. Только в этом случае физическое взаимодействие может быть практически осуществимо.

Здесь состояние воздействующего объекта-причины имеет значение «физического образа» результирующего состояния подвергающегося воздействию объекта. Тем самым, состояние объекта-причины выступает в качестве физического образа будущего состояния («физической цели») следствия физического воздействия.

А поскольку обоюдные воздействия в условиях физического взаимодействия происходят одновременно, постольку прообразом результирующего состояния каждого из взаимодействующих физических объектов является их общее (обобщённое) состояние как общий «физический мотив» каждого из индивидуальных воздействий. «Физической целью» каждого индивидуального физического воздействия становится то конкретное «физическое значение», какое приобретает общий «физический мотив» для каждого из взаимодействующих объектов в отдельности.

Общий «физический мотив» есть совокупное состояние вступивших во взаимодействие физических объектов. Физическое взаимодействие возможно, если между «объективным физическим мотивом» и «субъективной физической целью» возникает отношение «физического смысла». В этом случае, единичная «физическая цель» как «субъективное физическое значение» «объективного физического мотива» определяется отношением «внешней физической причины» и исходного состояния индивидуального физического объекта («внутренними физическими условиями»).

«Физический мотив», сохраняя в результате взаимодействия своё неизменное исходное состояние, перераспределяется между взаимодействующими физическими объектами в зависимости от их исходных физических состояний. Исходное состояние каждого взаимодействующего объекта есть его «внутренние условия». Действие «физического мотива» как общего состояния взаимодействующих объектов, как их общей внешней причины на каждый из объектов в отдельности преломляется через их исходные индивидуальные («субъективные») состояния как внутренние условия.

«Физическая цель» каждого индивидуально действующего объекта определяется отношением «физического мотива» как общей внешней причины и исходного состояния конкретного объекта как его «внутренних условий». Отношение «внешних причин» и «внутренних условий», т.е. отношение совокупного состояния всего множества взаимодействующих физических объектов и состояния единичного физического объекта, определяет его результирующее (конечное) состояние.

2. Исторически второй тип взаимодействия – интенсивное. Его участники – химические объекты. В качестве предмета взаимодействия выступает предметная структура отдельного химического объекта и совокупного множества взаимодействующих химических объектов в целом. Результатом интенсивного взаимодействия является количественное перераспределение предметных структур между отдельными химическими объектами при неизменном количестве общей предметной структуры всего множества взаимодействующих химических объектов.

Химический объект вступает в интенсивное взаимодействие только в том случае, если предметная структура воздействующей на него химической причины приобретает для подвергающегося воздействию химического объекта «химическое значение» «образа» результирующей предметной структуры его как следствия. Возможность химического взаимодействия определяется наличием семантического отношения химического типа. Только в этом случае химическое взаимодействие практически осуществимо.

Здесь предметная структура воздействующего химического объекта-причины имеет значение «химического образа» результирующей предметной структуры подвергающегося воздействию химического объекта. Тем самым, предметная структура химического объекта-причины выступает в качестве «химического образа» будущего результата (химической «цели») химического взаимовоздействия.

А поскольку обоюдные воздействия в условиях химического взаимодействия тоже происходят одновременно, постольку прообразом результирующей предметной структуры каждого из взаимодействующих химических объектов является их общая (обобщённая) предметная структура как общий «химический мотив» их химического взаимодействия. «Химической целью» каждого в отдельности химического воздействия становится то конкретное «химическое значение», какое приобретает общий «химический мотив» для каждого из индивидуальных химических объектов в отдельности.

Общий «химический мотив» есть совокупная предметная структура вступивших во взаимодействие химических объектов. Химическое взаимодействие возможно, если между «объективным химическим мотивом» и «субъективной химической целью» возникает отношение «химического смысла» (химического сродства, как говорят химики). В этом случае, единичная «химическая цель» как «субъективное химическое значение» «объективного химического мотива» определяется отношением этого «химического мотива) (т.е. общей совокупной предметной структурой взаимодействующих химических объектов) и исходной предметной структурой конкретного взаимодействующего химического объекта («внутренними условиями).

«Химический мотив», сохраняя в результате взаимодействия свою исходную предметную структуру, перераспределяется между взаимодействующими химическими объектами в зависимости от их исходных предметных структур. Исходная предметная структура каждого взаимодействующего химического объекта есть его «внутренние условия». Действие «общего химического мотива» как общей предметной структуры взаимодействующих химических объектов, как их общей внешней причины на каждый из химических объектов в отдельности преломляется через их исходные индивидуальные («субъективные») предметные структуры как внутренние условия.

«Химическая цель» каждого индивидуального химического воздействия определяется отношением общей совокупной предметной структуры множества всех взаимодействующих объектов («химического мотива»; общей внешней химической причины) и исходной предметной структуры каждого конкретного химического объекта (его «внутренних условий»). Отношение «внешних химических причин» и «внутренних химических условий» определяет конечную предметную структуру вступивших в химическое взаимодействие химических объектов.

3. Исторически третий тип взаимодействия – рефлекторное. Его участники – «биологический субъект» рефлекторного (потребляющего; присваивающего) действия и биологически значимые объекты потребления (присвоения). В качестве предмета взаимодействия выступает биологическая натуральная форма отдельного объекта потребления и биологическая обобщённая (всеобщая) форма совокупного множества объектов потребления. Результатом рефлекторного взаимодействия является присвоение необходимого количества реальной биологической формы, задаваемого «идеальной» биологической формой как характеристикой субъекта рефлекторного (потребляющего; присваивающего) действия.

Субъект рефлекторного (присваивающего; потребляющего) действия вступает в рефлекторное взаимодействие только в том случае, когда реальная форма воздействующего на него объекта-причины приобретает для подвергающегося воздействию субъекта потребляющего действия значение «идеальной» формы результата его действия. Возможность рефлекторного взаимодействия определяется наличием семантического отношения биологического типа. Только в этом случае рефлекторное взаимодействие практически осуществимо.

Здесь форма воздействующего на субъект присваивающего действия объекта-причины, а именно, его естественная натуральная форма, имеет значение формы результата присваивающего действия подвергающегося воздействию субъекта. Тем самым, форма биологического объекта-причины выступает в качестве значения, т.е. «идеального» образа, будущего результата («биологической цели») присваивающего действия.

В условиях «биосферы», в отличие от «химиосферы» и «физиосферы», сигнальное воздействие объекта потребления и рефлекторное действие субъекта потребления уже не происходят одновременно. Это становится возможным потому, что прообразом результата рефлекторных действий является общий для всех рефлекторно действующих организмов генетическим образом воссоздающийся и передающийся от поколения к поколению «биологический мотив» видового присваивающего действия. «Биологической целью» каждого в отдельности субъекта присваивающего действия становится то конкретное биологическое значение, которое приобретает общий «биологический мотив» для каждого из индивидуально действующих биологических субъектов в отдельности.

Общий «биологический мотив» есть совокупная биологическая форма результата видового рефлекторного действия. Рефлекторное взаимодействие возможно, если между «объективным биологическим мотивом» (передаваемой генетическим образом и принадлежащей всему виду обобщённой («идеальной») формой результата видового рефлекторного действия) и «субъективной биологической целью» как единичной «идеальной» формой результата индивидуального рефлекторного действия возникает отношение «биологического смысла». В этом случае единичная «биологическая цель» как «субъективное биологическое значение» натурального биологического объекта определяется отношением «биологического мотива» (т.е. общей совокупной биологической формой результата видового рефлекторного действия) и натуральной формой конкретного сигнального (биологического) объекта потребления (присвоения).

Воссоздаваемый в результате рефлекторного видового действия «биологический мотив» определяет индивидуальные рефлекторные действия биологических субъектов в зависимости от воздействующих на них сигнальных объектов потребления. Исходная биологическая форма видового результата каждого единичного рефлекторного действующего субъекта («биологический мотив») есть его «внутренние условия». Действие «биологического мотива» как общей биологической формы результата видового рефлекторного действия, как общих «внутренних условий» каждого из индивидуальных субъектов в отдельности преломляется через натуральные формы воздействующих на них сигнальных объектов потребления как внешних причин.

«Биологическая цель» каждого индивидуально действующего биологического субъекта определяется отношением общей совокупной биологической формы видового рефлекторного действия («биологического мотива»; общих внутренних условий) и натуральной формы каждого конкретного сигнального объекта потребления («внешних причин»). Отношение «внутренних условий» и «внешних причин» определяет форму будущих конечных результатов индивидуальных рефлекторных действий единичных биологических субъектов присвоения.

4. Исторически четвёртый тип взаимного (совместного) действия – целесообразное (репродуктивное) действие. Его участники – социальный субъект целесообразного (репродуктивного) действия и социально значимые предметы. В качестве предмета целесообразного действия выступает социальная форма предмета культуры и культурная (обобщённая; всеобщая; идеальная) форма совокупного множества воспроизводимых предметов культуры. Результатом целесообразного действия является воспроизводимые реальные формы предметов культуры, задаваемые идеальной (обобщённой) формой культуры.

Субъект целесообразного действия целесообразным образом действует только в том случае, когда форма воспроизводимого предмета культуры приобретает для действующего социального субъекта значение формы результата его репродуктивного действия. Возможность целесообразного действия определяется наличием семантического отношения социального типа. Только в этом случае целесообразное действие практически осуществимо.

Здесь форма воссоздаваемого предмета культуры имеет значение формы результата целесообразного действия репродуктивно действующего социального субъекта. Тем самым, социальная форма предмета действия выступает в качестве «идеального» образа будущего результата (индивидуальной цели) репродуктивного целесообразного действия.

В условиях «социосферы» знаковое воздействие предмета репродуктивного действия на его субъекта и целесообразное практическое действие социального субъекта не осуществляются одновременно. Это становится возможным потому, что социальной (идеальной) формой результата любого единичного целесообразного действия является общий для всех целесообразно действующих людей социальным образом воспроизводящийся социальный мотив родового целесообразного действия. Индивидуальной целью каждого в отдельности субъекта целесообразного действия становится то конкретное субъективное значение, которое приобретает воспроизводимый предмет культуры для каждого из индивидуально действующих социальных субъектов в отдельности.

Объективный социальный мотив есть идеальная форма результата родового целесообразного действия. Индивидуальное целесообразное действие возможно, если между объективным социальным мотивом (воспроизводимым и передаваемым от поколения к поколению социальным образом) и субъективной индивидуальной целью возникает отношение социального смысла. В этом случае, индивидуальная цель определяется отношением социального мотива и реальной формы предмета целесообразного действия.

В результате социального целесообразного действия социальный мотив воспроизводится и определяет индивидуальные целесообразные действия социальных субъектов в зависимости от реальных форм воспроизводимых предметов культуры. Социальный мотив есть обобщённая «внешняя причина». Действие социального мотива преломляется через индивидуальные цели как «внутренние условия». Идеальная форма воспроизводимого предмета культуры определяется отношением «социального мотива» («внешних» причин) и «индивидуальных целей» («внутренних» условий).

5. Исторически пятый тип взаимного (совместного) действия – порождающее исторические ценности (креативное) действие. Его участники – исторический субъект креативного действия и имеющая исторический смысл предметная культура. В качестве предмета креативного действия выступает единичная генетическая логика предметной культуры и всеобщая генетическая логика предметных культур. Результатом креативного действия является производимые реальные истории предметных культур, детерминируемые их генетическими логиками.

Субъект креативного действия продуктивным образом действует только в том случае, когда логика производимой истории предметной культуры приобретает для действующего исторического субъекта смысл логики истории результатов его продуктивного действия. Возможность креативного действия определяется наличием семантического отношения исторического типа. Только в этом случае креативное действие практически осуществимо.

Здесь логика производимой истории предметной культуры имеет смысл логики истории результатов креативного действия продуктивно действующего исторического субъекта. Тем самым, историческая логика порождаемой предметной культуры выступает в качестве «генетического образа» будущего результата (индивидуальной исторической цели) продуктивного (культуропорождающего) действия.

В условиях «историосферы» генерирование исторического смысла порождаемой истории предметной культуры опережает практическое креативное (культуропорождающее) действие исторического субъекта. Это происходит потому, что исторический смысл является единственно возможной детерминантой креативного действия. При этом исторический смысл генерируется на первом (теоретическом) этапе креативного действия, а затем определяет его практический этап. Исторический смысл исходно возникает в индивидуальной (междусубъектной) форме. Затем в процессе пространственного распространения креативного действования индивидуальная форма исторического смысла превращается в социальную. Социальный исторический смысл становится общим для всех людей, креативным образом производящих истории предметных культур, производя истории собственного развития. Поэтому исторической целью каждого индивидуального субъекта креативного действия является социальный исторический смысл, который приобретает производимая всеми людьми история предметных культур.

В результате креативного действия производятся исторические смыслы нового типа, которые определяют (детерминируют) родовое креативное действие и через него – историю предметных культур нового типа. Социальные исторические смыслы есть «внешне-внутренние детерминанты». Социальные исторические смыслы как внешне-внутренние детерминанты действуют согласованно с индивидуальными историческими смыслами тоже как «внешне-внутренними детерминантами». Генетическая логика производимой историческими субъектами креативного действия истории предметных культур определяется отношением «социальных исторических смыслов» («внешне-внутренних детерминант») и «индивидуальных исторических смыслов» («внешне-внутренних детерминант»).

Даже предварительное гипотетическое знание исторической логики генезиса семантического отношения даёт возможность иначе посмотреть на теоретические основания образования и рассмотреть его уже не как социальный, но как исторический институт. Как известно, классическое образование базируется на идее передачи социального опыта, который, как правило, представляет собой знания, умения и навыки, сформированные прошлыми поколениями. В качестве средств аккумулирования и передачи социального опыта выступают реально-идеальные артефакты (предметы культуры и знаковые системы).

По своей природе культурный артефакт представляет собой опредмеченное семантическое отношение, которое, по существу, и становится истинным предметом передачи – присвоения. Но для присвоения такого опредмеченного семантического отношения новым поколениям требуются адекватные ему способности.

Возникает противоречие, которое и является камнем преткновения при теоретическом анализе проблем современного образования. Противоречие состоит в том, что, с одной стороны, для того, чтобы присвоить передаваемый социальный опыт, необходимо уже иметь адекватную ему способность обозначать предметный мир. А с другой стороны, чтобы освоить адекватную присваиваемому семантическому отношению способность обозначать предметный мир, необходимо присвоить (т.е. распредметить) социальный опыт. Поскольку именно в нём и аккумулирована необходимая способность.

На самом же деле, на практике система образования строится на молчаливом предположении о том, что у учащихся уже есть способности, которые позволят ему присвоить прошлый социальный опыт. Две главные психологические парадигмы так теоретически обосновывают это молчаливо принимаемое предположение педагогов-практиков.

В социально-рефлекторной парадигме психики (Рубинштейн С.Л., Абульханова-Славская К.А., Брушлинский А.В. и др.) считается, что обучение – это и есть развитие. Поэтому новые способности учащихся возникают в результате осуществления актуально имеющихся [9]. В культурно-исторической парадигме психики (Выготский Л.С., Лоентьев А.Н., Гальперин П.Я., Эльконин Д.Б., Давыдов В.В. и др.) считается, что обучение детерминирует развитие и новые способности учащихся возникают в результате присвоения старого социального опыта [10].

Нам представляется, что ни та, ни другая парадигма, по существу, не даёт ответа на поставленный вопрос. С точки зрения социально-рефлекторной парадигмы психики, развитие есть «горизонтальное» развитие, формирование. Поэтому, конечно, осуществление способности приводит к возникновению новых способностей, но новых не по содержанию, а по форме. Причём, новизна формы состоит в её большей общности, обобщённости. Но, как уже давно известно, формальное (эмпирическое) обобщение не выводит за пределы имеющегося актуального содержания (имеющегося качества способности) [11].

С точки зрения культурно-исторической парадигмы психики, развитие, которое детерминировано обучением, тоже есть «горизонтальное» развитие, формирование. В этом смысле, и к культурно-исторической парадигме относятся все претензии, приведённые выше в отношении социально-рефлекторной парадигмы. Но всё же отличие культурно-исторической от социально-рефлекторной парадигмы есть и состоит оно в том, что здесь ещё обсуждается вопрос о «вертикальном» развитии, о развитии не только в пределах возраста [12], но и о развитии как смене возрастов [13]. Вот только в качестве механизма возрастного развития предлагается созревание.

Такой ход характерен для культурно-исторической психологии, особенно для её основателя Л.С.Выготского. Хорошо известна его точки зрения о том, что высшие психические функции (сознание) имеют основание в низших психических функциях и «вызревают» из них. О том, что искусственный по своей природе знак своими генетическими корнями расположен в естественных (по сути дела рефлекторных, реактивных) процессах натуральной психики [5].

Думается, что на самом деле это не так и что переход от сигнальной функции – к знаковой, от сигнального семантического отношения – к знаковому не связан с «вызреванием» [5] искусственного из естественного. Каким образом совершается такой креативно-исторический переход, ещё предстоит изучить, но совершенно очевидно, что этот переход осуществляется не за счёт созревания.

Таким образом, ещё больше укрепляется наше убеждение в том, что за счёт предъявления образца прошлого социального опыта мы не только никогда не сможем обеспечить возникновение исторически новых типов способностей, но и не сможем теоретически объяснить возможность организации передачи прошлого социального опыта. Это невозможно сделать потому, что невозможно объяснить, откуда у учащихся берутся для этого необходимые способности?

Думается, что решение этих сложнейших вопросов, во-первых, не связано с идеей образования как трансляции прошлого социального опыта новым поколениям, и, во-вторых, напротив, связано с детальным изучением истории генезиса семантического отношения. Именно эта история генезиса семантического отношения и должна быть положена в основу образования нового типа, где предметом учебно-исследовательской деятельности является не прошлый социальный опыт прошлых поколений, а новые способности новых поколений создавать новый исторический опыт [14].

Литература:

1. Философская энциклопедия, т.1. М.: «Советская энциклопедия», 1960. 504 с.

2. Энгельс Ф. Диалектика природы / Маркс К., Энгельс Ф. Избранные сочинения. В 9-ти т. Т.5. – М.: Политиздат, 1986. – 779 с.

3. Абульханова-Славская К.А., Брушлинский А.В. Философско-психологическая концепция С.Л.Рубинштейна: К 100-летию со дня рождения. М.: Наука, 1989. – 248 с.

4. Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание. Человек и мир. – СПб.: Питер, 2003. – 512 с.

5. Выготский Л.С. Орудие и знак в развитии ребёнка / Собрание сочинений: В 6-ти т. Т.6. Научное наследство. – М.: Педагогика, 1984. – 400 с.

6. Рубинштейн С.Л. Принципы и пути развития психологии. М., 1959.

7. Шкуратов В.А. Историческая психология. М.: Смысл, 1997. – 495 с.

8. Диалектическая логика: Категории сферы сущности и целостности / Хамидов А.А.. – Алма-Ата: Наука, 1987. – 544 с.

9. Брушлинский А.В. субъект: мышление, учение, воображение. – М.: Издатешльство «Институт практической психологии»; Воронеж: НПО «Модэк», 1996. – 392 с.

10. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. – М.: Смысл; Издательский Центр «Академия», 2004. – 352 с.

11. Давыдов В.В. Виды обобщения в обучении: Логико-психологические проблемы построения учебных предметов. – М.: Педагогическое общество России, 2000. – 480 с.

12. Сапогова Е.Е. Психология развития человека: Учебное пособие. – М.: Аспект Пресс, 2001. – 460 с.

13. Психология развития: Учеб. для студ. высш. психол. Учеб. заведений / Под ред. Т.Д.Марцинковской – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Издательский Центр «академия», 2005. – 528 с.

14. Агеев В.В. Психология неадаптивного образования. Алматы, 2005. – 420 с.