Филологические науки/3. Теоретические и методологические проблемы исследования языка

К.филос.н Куцова Э.Л.

Южно-российский государственный университет экономики и сервиса г.Шахты, Россия

Диалогическая природа понимания в лингвистической концепции М. Бахтина

Работы Михаила Бахтина прочно вошли в область классических семиотических и филологических исследований, при этом их значение выходит далеко за указанные рамки. М.М. Бахтин первым из филологов и лингвистов заговорил о коммуникативно-рефлексивной природе художественного творчества и восприятия художественной литературы вообще, как подлинного основания ее понимания, которое он не мыслит в отрыве от понимания автора и его замысла. Он достаточно конкретно описал интеллектуально-рефлексивные действия, делающие возможным понимание и ценностно-волевые установки, побуждающие читателя к этому. Однако, на наш взгляд, инновационное значение трудов Бахтина связано, прежде всего, с понятием «диалогичность», примененным им для характеристики процесса понимания. Что же вкладывает Бахтин в понятие «диалогичности»?

Для М.Бахтина диалог – это не просто обмен высказываниями, это – диалог позиций, цель которого выявить их соотношение, в частности, согласие или несогласие: «Слушающий, воспринимая и понимая значение (смысловое) речи, одновременно занимает по отношению к ней активную ответную позицию: соглашается или не соглашается с ней (полностью или частично), дополняет, применяет ее, готовится к исполнению и т.п.; и эта ответная позиция слушающего формируется на протяжении всего процесса слушания и понимания с самого его начала, иногда с первого слова говорящего. Всякое понимание живой речи, живого высказывания носит активно-ответный характер…всякое понимание чревато ответом и в той или иной форме обязательно его порождает: слушающий становится говорящим («обмен мыслями»). Пассивное понимание значений слышимой речи – только абстрактный момент реального целостного активно-ответного понимания, которое и актуализируется в последующем реальном громком ответе» [1, с.259-260].

Соответственно, и «высказывание – это не условная единица, а единица реальная, четко отграниченная сменой речевых субъектов, кончающаяся передачей слова другому…» [1, с.263]. Из этого можно сформулировать критерий структурной полноты, целостности и законченности высказывания; он определяется «тремя моментами (или факторами), неразрывно связанными в органическом целом высказывании: 1) предметно-смысловой исчерпанностью; 2) речевым замыслом или речевой волей говорящего; 3) типическими композиционно-жанровыми формами завершения» [1, c.270], которые и обеспечивают возможность ответа. На этой основе Бахтин критикует взгляды Соссюра, утверждая, что «высказывание при всей его индивидуальности и творческом характере никак нельзя считать совершенно свободной комбинацией форм языка…» [1, с.275]. То есть, Бахтин уже в то время фиксирует принципиальный отказ Соссюра учитывать в структуре языковых форм диалогический момент как обязательный, т.е. свертку коммуникативной рефлексии в речи.

Учет диалогического момента позволяет задавать объективно-функ-циональную трактовку языковым образованиям; так, о смысле предложения, взятого вне контекста, можно говорить только в потенциальном плане; но «если это предложение окружено контекстом, то оно обретает полноту своего смысла только в этом контексте, то есть только в целом высказывании, и ответить можно только на это целое высказывание, значащим элементом которого является данное предложение» [1, с.277]. Иначе говоря, внеконтекстуальный диалог невозможен, хотя для некоторых лингвистов это не так. Но чем должен определяться ответ на вопрос о минимальной полноте содержательного контекста диалога?

Если исходить из диалоговой природы языка вообще, то следовало бы отказаться от абстрактного редукционизма как метода построения языковых структур: от якобы простейших знаков через их сочетание ко все более сложным, по принципу «знакового атомизма». Такая «структурно-генетическая» схема удобна для обозрения «языковых структур», но совсем не удобна для их применения, поскольку не содержит в себе факторы (содержательные, смысловые или экспрессивные), задающие критерии полноценного сообщения, позволяющие реагировать на него: сочувствовать, соглашаться, не соглашаться, возражать, принимать решение, действовать и т.п. Такие факторы имеются в живой речи и в живом языке, а не в абстрактных теоретических построениях. Поэтому «можно сказать, что всякое слово существует для говорящего в трех аспектах: как нейтральное и никому не принадлежащее слово языка, как чужое слово других людей, полное отзвуков чужих высказываний, и, наконец, как мое слово, ибо поскольку я имею с ним дело в определенной ситуации, с определенным речевым намерением, оно уже проникается моей экспрессией… Слово в этом случае выступает как выражение некоторой оценивающей позиции индивидуального человека (авторитетного деятеля, писателя, ученого, отца, матери, друга, учителя и т.п.), как аббревиатура высказывания» [1, с.284].

Такой подход позволяет внести некоторую ясность в старую проблему интерпретации текстов: многие поколения исследователей разных мастей трудились над истолкованием древних классических текстов (например, библейских), но так и не смогли преодолеть разногласия. С точки зрения лингвистической концепции Бахтина, они ставили перед собой заведомо недостижимые цели, когда хотели получить абсолютно точную, единственно истинную интерпретацию, например, Апокалипсиса. Ведь всякая знаковая (языковая) система включает в условия своего использования сведения и коды учета и выражения разного рода факторов констектуальности, имеющих значение для понимания речи, в свою очередь, обеспечивающей коммуникацию в данном коллективе, обществе, культуре. Утрата этой культуры речи в истории, т.е. отрыв чисто знакового (письменного) выражения языка от речевого неизбежно ведет к утрате этих сведений и кодов: «Всякая система знаков (т.е. всякий «язык»), на какой узкий коллектив ни опиралась бы ее условность, принципиально всегда может быть расшифрована, т.е. переведена на другие знаковые системы (другие языки); следовательно, есть общая логика знаковых систем, потенциальный единый язык языков (который, конечно, никогда не может стать конкретным единичным языком, одним из языков). Но текст (в отличие от языка как системы средств) никогда не может быть переведен до конца, ибо нет потенциального единого текста текстов» [1, с.303]. В дальнейшем проявилось именно это стремление создать язык языков (или язык семиотики) как оригинальный, уникальный и единичный язык, обеспечивающий абсолютную интерпретацию всего. Но поскольку такие языки был созданы многими исследователями, то проблема выбора из них подлинного остается неразрешимой.

Таким образом, для Бахтина понимание – это активный процесс «ответа», диалогичный по своей сути. Эти две характеристики понимания – ответность и диалогичность – и составляют, на наш взгляд, специфику диалогического подхода Бахтина к пониманию. Идея Бахтина о диалогизме понимания оказалась близка современному анализу дискурса, целью которого является формирование метода понимания продуктов речевой деятельности. Стремление Бахтина разделять «другие слова», «слова другого собеседника» открывает, по мнению Ж. Отье-Ревю, большие возможности для лингвистических исследований. Всё это свидетельствует об актуальности и инновационном характере взглядов Бахтина на проблему понимания.

Литература:

1. Бахтин, М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук [Текст]/ М. Бахтин //СПб: Азбука, 2000.- С. 336.

2. Отье-Ревю, Ж. Явная и конститутивная неоднородность: к проблеме Другого в дискурсе [Текст]/ Ж. Отье-Ревю //Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса./ М.: ОАО ИГ «Прогресс», 1999,- с.54-94