Философия / 2. Социальная философия

Шатула Т.Г., аспирантка 3-го года обучения

Новосибирский государственный университет экономики и управления,

Россия

Редуцирование общественной добродетели

в русле трансформации утопического сознания

Сравнительно недавно – пятнадцать-двадцать лет в хроноисторическом опыте текущего поколения пока что не выходят на достаточно удаленную перспективу, хотя и обладают, возможно, большей событийной вместимостью за счет информационной энтропии – по миру прокатывалась самая мощная из всех демократическая волна. И не на том важно акцентироваться, что местами она приобретала отчетливый завоевательный характер, – важнее и интереснее то, что несомые ею либеральные ценности, отглаженная «для всех» гуманистическая мораль начали приниматься с универсализуемой «общепланетной» экстраполяцией, с готовностью к обновленной идеалистической парадигме на ближайшее будущее.

Наиболее иллюстративным отражением этой предполагавшейся новой зари в истории человечества стал объявленный «конец истории» – казалось бы, в результате распространения во всем мире идеалов либеральной демократии не останется поводов к серьезной политической и военной вражде между государствами, и полная противостояний история такого беспокойного и никак не утихомиривающегося человечества, стало быть, просто-напросто придет к своему концу.

Следующих пяти-десяти лет в рамках того же упомянутого выше хронологического периоде с избытком хватило, чтобы продемонстрировать, что «холодная война» охватывала далеко не весь мир и что глобализационные процессы оказываются намного проще, нежели рациональная универсализация социальных идеалов, – собственно, как и повелось с тех давних времен, когда впервые зарождалась социально-философская мысль, избравшая своим предметом общественный идеал и индуцировавшая с течением времени такой значительный социокультурный феномен, как утопическое мышление.

Либеральная демократия современного розлива – это не только разновидность общественного идеала, но и эмпирическое воплощение ценностей христианства, ибо оно, без сомнения, также является существенным «источником» утопического мышления. Христианство сыграло свою роль в провозглашении североамериканскими поселенцами «вечных прав человека и гражданина», произросших на почве святости отношения человека к Богу, в отмене рабства и крепостничества, в распространении идеалов справедливости, вплетавшихся в ткань социальной жизни европейских стран, в формировании, в конечном счете, тех контуров социального и правового порядка, который становился новой цивилизационной формацией и вместе с тем являл возможность ускоренного продвижения к лучшему типу общественного устройства. Образ совершенного общества переходил из метафизической и рационально-идейной плоскости (самый хрестоматийный умозрительный «строитель» идеала – Платон) в поле практического осуществления (развитие утопической мысли в направлении критического отношения и корригирования действующего строя и различного рода реальные социальные проекты). Для классической утопии христианство выступало одним из важнейших стимуляторов, поскольку христианская религия предполагает не только обращение к душе верующего, но и совершенствование социальных учреждений с точки зрения их соответствия христианским ценностям. Вероятность воплощения этих ценностей в социальной эмпирии – пожалуй, тот основной вопрос, на который в различных вариациях пытались дать ответ в большинстве своих проектов создатели идеальных социальных систем, которые можно найти в утопических произведениях Нового времени – эпохи еще не секуляризовавшейся.

Особенно интересно поразмышлять, оставаясь на утопической периферии, над сопоставлением гуманистических воззрений эпохи Возрождения и эпохи нынешней. Современный гуманизм склоняется к иным выражениям, нежели средневековый, вследствие частичной девальвации «классических» христианских ценностей. Ранее доминировали идея «неминуемого» спасения либо наказания – в теологически предустановленной «закономерной» зависимости от добродетелей, которым следует в своей жизни человек, – и вера в панацею христианской любви, которая «лечит всё». Сейчас же идея обязательного, по-миссионерски несомненного «причинения» добра трансформировалась в опциональную, «плавающую» мотивацию на уже не монолитной базе общечеловеческих ценностей. Другими словами, если ранее утопия в целом рассматривалась как способ осчастливления каждого в отдельности и всех вместе – светский гуманизм эпохи Возрождения тяготел к мнению, что освобождение личности происходит путем приобретения контроля над всей средой, что ее окружает, и помещения всех людей в равноценные условия (что позже дает повод толковать утопическую «уравнительную» и «ограничительную» мысль в отнюдь не положительном тоталитарном смысле), – то, по мере эскалации научно-технического прогресса и увеличения числа государств в мире уменьшается объективированность и универсализованность утопий. Социальная стратификация в человеческой ойкумене до того диверсифицируется, что идеал совершенного устройства имеет все меньше точек пересечения с эмпирической реальностью, не получает необходимой реализации в ходе прогресса и грозит и вовсе превратиться в параллельную прямую в современном «разочарованном» мире.

Страны западной цивилизации могут продолжать на уровне официальной риторики апеллировать к тем самым «вечным» христианским ценностям и добродетелям, но на уровне народа, на уровне вычлененного из толпы мыслящего обывателя они, на мой взгляд, конвертируются в самостоятельное осознание личной ответственности и самодисциплины, а также идею благотворительности, близкую концептуально к постулату «спасись сам, и вокруг тебя спасутся многие». То есть утопическое сознание локализуется, спускает флаг «счастья для всех и каждого, и чтобы никто не ушел обиженным» и обращается внутрь доступных пределов жизненного пространства индивида, избирает близкие и осуществимые цели, питающиеся стремлением к улучшению, облагораживанию, усовершенствованию – к любой превосходной степени в ситуациях с этическим и нравственным наполнением, – это активное саморазвитие и самообучение, социальная деятельность, реальная помощь нуждающимся, насколько позволяют возможности.

Утопическое сознание индивида одновременно и определяет границы его возможностей, и остается при этом способным вести его по дороге мечты, даже если в этой роли выступает совершенно неконкретизируемый образ. Естественно, что при этом усугубляется разница в частных видениях идеала, тем более в условиях быстро меняющихся общественных состояний, и зачастую большинство людей не находят возможным определиться, что именно стоит рассматривать в качестве идеала.

Литература:

1. В. А. Лекторский. Христианские ценности, либерализм, тоталитаризм, постмодернизм. – Вопросы философии. – 2001. – №4. – С. 3-9.

2. Е. Л. Черткова. Метаморфозы утопического сознания (от утопии к утопизму). – Вопросы философии. – 2001. – №7. – С. 47-58.