К.филос.н., Желтикова И.В.

Орловский государственный университет, Россия

Образ будущего как исследовательская парадигма

В последнее время в сфере гуманитарных исследований все чаще встречается обозначение предмета изучения в качестве определенного «образа» – «образа человека», «образа культуры», «образа детства», и т.д. Подобное обозначение позволяет исследователю включить в ракурс своего рассмотрения, не только то, что, собственно, представляет собой предмет изучения (например, детство), но и то, как этот предмет видится в определенной социокультурной обстановке (например, «образ детства» как представление о детстве, создаваемое советской литературой). Подобную тенденцию мы считаем далеко не случайной – она отражает стремление современной культуры к визуализации функционирующих в ней понятий, даже в тех областях, где традиционно господствовало слово. С одной стороны, смещение акцентов от слова к образу отображает процесс перехода от категориальной расчлененности познаваемого объекта к целостности восприятия окружающего мира, заявивший о себе еще в начале прошлого века. С другой же, данное смещение акцентов свидетельствует в пользу феноменологического тезиса о «самоочевидности сущего», способности предметов и процессов раскрывать свое содержание в явлении, проявлять свою сущность через видимость.

Одним из проявлений указанной исследовательской установки является появление в социально-философском дискурсе понятия «образ будущего». Одним из первых, кто стал использовать это словосочетание в качестве самостоятельной категории, был, очевидно, нидерландский социолог Ф. Полак. В своей работе 1961 года «The Image of the Future» он определил «образ будущего» как позитивную модель ожидаемого будущего, проводя аналогии между образами будущего, существующими в нашем сознании, и образами искусства. Подчеркивая образный, а не рациональный характер представлений о будущем, он писал: «Искусство – высокочувствительный культурный барометр. Это не только индикатор настоящего, но и прогнозист будущего. Образ будущего, представляемый искусством, имеет решающее значение для понимания будущего развития культуры. На деле искусство и есть образ будущего» [4, c.220]. Образы будущего позволяют, по Полаку, зримо вообразить возможные перспективы, убедительность которых основывается на свободе фантазии в противовес рациональной ограниченности расчета.

Несмотря на то, что книга Полака осталась почти незамеченной современниками, сама идея выделения в настоящем состоянии культуры комплексных образов будущего нашла продолжение. Схожие с Полаком мысли о приоритете художественного представления будущего высказывал польский фантаст и ученый С. Лем, указывая это как «одну из наиболее значительных для научной фантастики тем». В книге «Фантастика и футурология» он пишет: «Научная фантастика в предложенном диапазоне проблем в состоянии создать сюжеты, подтверждающие определенные формы осуществления автоэволюции, а также предостеречь нас, прогнозирую те коллизии, которые ждут нас, если культура, сняв охрану с аксиологии и со входа в лабиринты произвольных трансформаций человека, позволит овладеть нами технологическому прогрессу…» [2, c.277].

Для Полака, как и для Лемма важна корреляция образа будущего и реального будущего. Этот же подход, подразумевающий, что «существующие в нашем сознании образы будущего способны оказывать активное воздействие на реальный ход событий», можно встретить в работах Р.Мертона [3], современных исследованиях будущего (futures studies). Указывая место умозрительных образов будущего в социальном конструктивизме, Е.Н. Князева пишет: «не просто отражать мир, ожидать и выжидать (с опущенными руками и блуждающим спекулятивным взглядом) будущее (каким оно будет?), но созидать ближайшую и более отдаленную социальную среду и конструировать желаемое будущее; не столько жить настоящим, сколько жить, понимая различные варианты путей в будущее, имея различные образы будущего» [5].

В отличие от Полака и его последователей, мы хотели бы подчеркнуть значимость «образа будущего» для исследования социального настоящего вне зависимости от того, насколько удачным оказался его прогностический потенциал. Данное понятие, на наш взгляд, целесообразно использовать для указания на обобщенную модель будущего, которая функционирует в конкретном обществе конкретного времени. В данном словосочетании «образ» обозначает не только и не столько художественный образ, закрепляющий воззрения на будущее в произведениях искусства, а скорее умозрительность и целостность представлений о будущем. По существу, образ будущего – это обобщение исследователя, выделяющего медиану ожиданий отдельных социальных групп, общества в целом, в конкретной исторической и социокультурной ситуации.

Понятие образ будущего вполне когерентно теории возможных миров, которая сегодня активно развивается в области семантики и модальной логики. Отталкиваясь от идей Г.В. Лейбница о бесконечном множестве вариантов возможных миров, содержащихся в божественном разуме, и мысли И. Канта о релятивизме возможного по отношению к действительному, основоположник семантики возможных миров Я. Хинтикка определяет их как «возможные направления развития событий» [6, c.26]. Концепт возможных миров в полной мере раскрывает свой потенциал по отношению к будущему. Будущее всегда множество альтернатив, его образует бесконечное количество возможных состояний, возможных миров. Однако как верно заметил Хинтикка в статье «В защиту невозможных возможных миров»: «…не все возможные миры равно важны для наших целей» [6, c.227]. С этой позиции образ или образы будущего функционирующие в обществе отражают выбор миров, возможность которых представляется предпочтительной. Семантика возможных миров, утверждающая ограниченность множества миров контекстом речевого акта, может быть рассмотрена как частный случай общекультурного выбора привилегированных возможностей, отражающегося в образах будущего. Анализ конкретного образа будущего является, по сути, осмыслением выбора или предпочтений конкретной социокультурной среды в пользу того или иного возможного мира.

Мы видим определенные параллели между понятиями «образ будущего» и «социальное воображаемое» К. Касториадиса. Последнее не есть образ чего-то существующего, а представляет собой «необусловленное творчество» в социально-исторической области [1, c.9]. Образ будущего видится нам по аналогии с «социальным воображаемым» как отражение социальных устремлений, надежд или страхов перед будущим, как интуиция социальных возможностей. Однако здесь следует иметь в виду, что Касториадис связывает свое «социальное воображаемое» с особенностями человеческой психики (автономизация субъекта), а не со спецификой социума. По его мнению, «социальное воображаемое» – это среднее между свободой индивидуальной фантазии и репрессивным нормированием ее со стороны социума. Мы также склонны употреблять понятие «образ будущего» для обозначения определенных позиций во взглядах на будущее, характерных для конкретных социальных групп. Однако природу образа будущего, на наш взгляд, следует искать не в области индивидуальной психологии, а скорее в «коллективном бессознательном» (в интерпретации Лакана) и феноменах общественного сознания.

Таким образом, понятие «образ будущего» мы раскроем как относительно целостную картину будущего, которая вырабатывается в определенное время у определенного социума. Он формируется на базе тех мыслей и чувств, которые вызывает будущее в группах современников. В отличие от конкретных прогнозов, например, в области развития науки или политики, комплексные социальные прогнозы никогда не оправдываются, что свидетельствует о возможности рационального расчета отдельных тенденций в процессе развития человечества, но невозможности создания на научной основе целостной перспективной картины мира. Поэтому в нашем определении «образ будущего» – это элемент социальной реальности, элемент настоящего, который выражает видение данным социумом темпорального горизонта социальных возможностей.

Образ будущего интересен нам не тем, что в какой-то степени предвосхищает или направляет будущее, а тем, что он характеризует настоящее, в котором функционирует. Достаточно подробно связь картин будущего с социокультурным контекстом их возникновения прослежена в исследованиях утопического нарратива (Ямпольский М., Аинса Ф., Паниотова Т.С., Суслов М.Д.) Из нее следует и интересующая нас обратная взаимосвязь – образ будущего как некий социальный проект, ожидание желательной или нежелательной, но вероятной перспективы, может служить одним из существенных параметров для характеристики порождающей его социальной реальности.

Литература:

1. Касториадис К. Воображаемое установление общества. / Пер. с франц. М.: Гнозис; Логос, 2003. – 480с.

2. Лем С. Фантастика и футурология: В 2 кн. – М.: ООО « издательство АСТ»: ЗАО НПП «Ермак», 2004. – 591,[1] с.

3. Мертон Р. Социальная теория и социальная структура. – М.: ACT: Хранитель, 2006. – 880 с.

4. Полак Ф. Образ будущего // Мир нашего завтра: Антология современной классической прогностики. – М.: Изд-во Эксмо, 2003. – 512с.

5. Сайт ассоциации футурологов. Футурология. Прогностика. Моделирование будущего: http://futurologija.ru/bibl/knyazeva-e-n-konstruirovanie-budushhego/

6. Хинтикка Я. Логико-эпистемологические исследования – М.: Прогресс – 1980. – 448с.