Кочанов Н.П., ст. преподаватель кафедры

«Общие гуманитарные и социально-экономические дисциплины» филиала ГОУ ВПО Московский государственный технический университет «МАМИ» в г. Ликино-Дулево

НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ СТАНОВЛЕНИЯ ДЕМОКРАТИИ В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ

Начавшиеся в конце 80-х – начале 90-х годов политические процессы в пространстве бывшего Советского Союза имели, бесспорно, демократическую направленность. Вместе с тем демократические преобразования с самого начала оказались подверженными старому российскому методу – они осуществлялись властью и, в целом, в интересах власть предержащих. В результате, при полной смене политических лозунгов и переориентации внутри- и внешнеполитических приоритетов, общество не было ввергнуто в кровавый конфликт, как это случилось после известных событий октября 1917 года. Оно лишь реагировало на изменения, происходившие «наверху», и раскачивание его набирало амплитуду весьма замедленно.

Демонтаж прежней советской государственности был осуществлен без большого насилия над кем-либо, при последующей поддержки основных сил общества. Это показало исчерпанность ее исторической роли и, что в стране не нашлось никаких серьезных сил, готовых эту государственность защищать.

Посткоммунистическая демократия в бывшем Советском Союзе с самого начала имела не правовой, неконституционный характер, но именно потому, что сама союзная конституция была не документом правового государства, а лишь правовым фасадом режима, державшегося не на праве, а на насилии. Реформаторские возможности данной разновидности демократии были не очень велики, так как у власти находились по существу преемники тех же коммунистов.

Главная особенность посткоммунистической демократии заключается в том, что представительные парламентские органы возникают и начинают действовать при отсутствии нормальной экономики и зрелого гражданского общества. Применительно к России речь идет об обществе, где отсутствуют или почти отсутствуют частные и групповые производительные интересы и господствуют интересы потребительские. Когда в таком обществе вводится представительная демократия, то парламенты не могут не превратиться в собрания предвзято настроенных потребителей, которых заботит перераспределение доходов в свою пользу или пользу своих избирателей за счет остальных групп населения.

Между тем задачи, которые объективно возлагаются на посткоммунистические институты власти, заключаются вовсе не в совершенствовании механизмов распределения, а в глубоком реформировании производства, что на первых порах не только не улучшает жизни людей, но, наоборот, снижает жизненный уровень большинства из них. Опыт проведения экономических реформ в странах, выходящих из тоталитаризма, показывает, что наиболее уязвимым и хрупким элементом посткоммунистической демократии оказываются не президентская власть и не парламенты, а правительства, которые зачастую бессильны осуществлять задуманные решения. Однако президенты и парламенты тоже не могут чувствовать себя достаточно уверенно хотя бы потому, что они вынуждены, как правило, корректировать курс своих реформаторских правительств в сторону замедления темпов реформ, считаться с устаревшей структурой экономики и потребительской структурой интересов значительных слоев населения, идти им на уступки. Такое положение было особенно очевидным в России до «развязки» в октябре 1993 г., когда шла открытая конфронтация между фактически советским парламентом и реформаторской президентской властью.

Как известно, в тоталитарно-коммунистическом обществе большинство людей ждут улучшения своей жизни прежде всего от власти. Верхушечный и быстрый выход из прошлого не изменил этих настроений. Неукорененная в структуре производительных интересов посткоммунистическая демократия, вынужденная осуществлять непопулярные меры в социально-экономической сфере, таит в себе опасность порождать недоверие к самой идее демократии, вызывать разочарование в ней и провоцировать поиск иных, альтернативных ей ценностей. Российская интеллигенция в течение целого десятилетия в 90-е г.г. оставалась с убеждением, что Б.Ельцин и есть самый настоящий демократ. В результате была дискредитирована сама идея демократии. Получалось, что в числе ее «достижений» - инфляция, девальвация, дефолт, коррупция, безработица, обнищание населения. Но именно из-за такого убеждения демократическая оппозиция Ельцину была невозможна, и фактически единственной альтернативой существующему строю стал коммунистический реванш. Именно страх перед возвратом коммунистов обеспечил возможность победы действующего президента на выборах в 1996 году. Иными словами, посткоммунистическая демократия несет в себе внутренний потенциал антидемократизма, который при определенном стечении обстоятельств и просчетах в реформаторской политике может выйти наружу. Этот антидемократизм провоцируется тем, что переход к рыночной экономике связан первоначально с ущемлением интересов большинства.

По данным опросов общественного мнения, проведенных еще до начала реформ, люди доверяли демократически избранным лидерам, но большинство ждало от них не непопулярных мер, даже вообще не перехода к рынку, а реального и быстрого улучшения жизни. Но так как это не происходит, так как в результате перемен жизненный уровень падает, то, вполне возможно включение психологического механизма массового сознания: «от демократов ничего хорошего ждать нельзя». Если этот психологический маховик раскручивается и набирает обороты, то на смену посткоммунистичекой демократии приходят правители авторитарной ориентации, что мы и наблюдаем сегодня в некоторых бывших советских республиках, в том числе и в России.

В литературе существуют разные определения современной российской демократии: «авторитарная демократия», «делегативная демократия», «фасадная демократия», «незавершенная демократии» и т.д.

Ключевыми чертами нынешней российской демократии являются авторитарная власть и демократический способ ее назначения. Одно противоречит другому. Но именно такое соединение несоединимого представляет отличительную черту не только российской, но всякой переходной демократии. В ней сохраняются старые традиции и пробиваются к жизни новые институты. Между ними идет незримая борьба с переменным успехом: победу одерживает то одна, то другая сторона. Оттого у зрителей политической схватки складывается ощущение ее неустойчивости, зыбкости. Многим кажется, что вот-вот эксперимент провалится и все вернется вспять – к тоталитарному обществу.

Это усугубляет и без того непростую ситуацию, суть которой заключается в том, что посткоммунистическая демократия в России в сравнении с развитыми современными демократиями недостаточно легитимна. Сила посткоммунистической демократии всегда состояла не столько в положительной, сколько в отрицательной легитимности, в ее способности противостоять старым властям. Позитивный этап деятельности демократов на первых порах был неубедителен. Распад СССР, парад суверенитетов, расцвет регионального феодализма, всплеск преступности, падение материального уровня жизни населения и экономический коллапс стали главным последствием анархической демократии ельцинского периода. Поэтому использование демократических процедур в обществе, живущем в период болезненных реформ, само по себе не гарантирует ни авторитет власти, ни политическую стабильность. К новым, в том числе избранным, властям могут начать относиться и уже относятся, так же как относились к старой власти – как к чему-то отчужденному от общества.

Еще одна существенная и в последнее время часто упоминаемая особенность поскоммунистической демократии в России заключается в ее ориентированности не на структуры, а на личности. В условиях тоталитаризма люди привыкли к нерасчлененности власти и не привыкли поэтому определять меру ответственности тех или иных ее ветвей. Такое положение не может исчезнуть сразу, оно сохраняется и сейчас. Ориентация на личности в какой-то степени призвана компенсировать дефицит доверия к существующим властным структурам и политическим партиям. Успех партий на выборах в Госдуму в решающей мере определяется популярностью их лидеров, а не программ. Да и доверие к главе государства и руководителю правительства определяется не столько их программами, сколько личными качествами (решительность, способность навести порядок и т.п.).

Важным внутренним фактором, который должен способствовать превращению поскоммунистической демократии в современную, является расчленение, дифференциация бывшего антикоммунистического потока, выделение в нем и структурирование различных сил, ориентирующихся на интересы разных слоев населения в ходе реформ и на разные способы и темпы их проведения.

Однако эшелонирование демократии затрудняется неструктуризованностью интересов, слабостью гражданского общества, а также тем обстоятельством, что в ходе осуществления демократически избранными органами непопулярных мер неизбежно падает статус и престиж избирательных процедур, появляется равнодушие к выборам, что опять-таки подтверждает недостаточно легитимный, в положительном значении этого слова, характер посткоммунистической демократии как таковой.

В такой ситуации чрезвычайно важны скорейшее самоопределение самого общества, дифференциация в нем политических сил не по случайным, а по ключевым, принципиальным для времени реформ параметрам, выделение в данных силах устойчивых группировок, представляющих интересы государственного капитала, частного бизнеса, широких социальных слоев населения.

В последнее время у значительной части российского общества возникает ощущение того, что реальные условия для демократического развития России заметно ухудшились. Действительно, процесс формирования в стране гражданского общества затормозился. Люди стали больше думать не о реформах, и даже не об улучшении своей жизни, а о порядке, личной безопасности и о сохранении достигнутого. Народ устал от анархии, произвола, преступности, обнищания.

Разумеется, такое динамичное в исторической перспективе общество как российское, обладающее мощным интеллектуальным потенциалом, преодолеет негативные последствия существующего положения. Проблема лишь в том, когда это произойдет и какую цену за это придется заплатить.