Филологические науки / 7. Язык, речь, речевая коммуникация

канд. филол. наук Воронушкина О.В.

Алтайская государственная педагогическая академия, Россия

Актуализация скрытых смыслов

посредством риторического вопроса

Настоящая работа посвящена проблеме скрытых смыслов вообще и способам их декодирования в процессе коммуникации, в частности. Ввиду своей сложности и многоплановости явление скрытого смысла в лингвистике изучено недостаточно хорошо, что, в свою очередь, обусловливает наличие множества перспектив его изучения. Наиболее важными в этом ракурсе выступают вопросы изучения механизма порождения и механизма декодирования скрытых смыслов, что основывается на выявлении языковых форм с импликативным потенциалом и определении условий их адекватной интерпретации в пространстве немецкого языка.

Проблема смысла является одной из самых спорных в развитии научной мысли за последние тридцать лет и обсуждается не только в лингвистике, но и в логике, философии, психологии (Ю.Д. Апресян, Л. Витгенштейн, В.Г. Гак,
А.Ф. Лосев, Р.И. Павиленис, Г. Фреге и др.). Данная работа отличается особым подходом в изучении категории смысла, имеющим в последнее время особую актуальность, – подходом «от читательского восприятия», который заключается в рассмотрении данной категории в аспекте понимания (декодирования). Цель предлагаемого подхода – разработка определенной методики декодирования скрытых смыслов в разноуровневом языковом, а точнее, коммуникативном пространстве. Ведь именно реализация успешной коммуникации обусловливает необходимость обращения к смысловой картине. Идентификация смысловой картины происходит часто на подсознательном уровне в соответствии с интеллектуальной и языковой компетентностью субъекта речи.

Декодирование – это множество мыслительных операций, непосредственно связанных с нашей когницией. В сознании человека возникают мыслительные цепочки, состоящие из определённых звеньев – микроконцептов и концептов. Чаще всего возникающие в нашем сознании ассоциации и образы помогают нам понять истинный смысл, например, метафорических, аллегорических или фразеологических высказываний, что обеспечивает успешность коммуникации. Однако образное мышление не способствует выявлению скрытого смысла немецких высказываний, содержащих, например, грамматические формы с имплицитным потенциалом.

Возможность актуализации скрытого смысла посредством грамматики предложения можно рассмотреть на примере риторического вопроса, как средства выражения скрытого утверждения/отрицания.

«Риторический вопрос со средствами отрицания» в лингвистической литературе именуется нередко «лжевопросом» (Е.И. Шендельс) или «псевдовопросом» (С.А. Васильева, П.С. Вдовиченко). За основу дефиниции риторического вопроса в предлагаемом исследовании принимается общеизвестное определение, что имея форму вопросительного предложения, риторический вопрос не требует ответа, либо «на такого рода вопросы отвечает сам говорящий (автор)» (Е.В. Гулыга, М.Д. Натанзон). Часто он содержит ответ в себе, когда отрицательная форма включает утвердительное содержание, а утвердительная форма – отрицательное содержание. В данном случае наблюдается полная аналогия с коньюнктивом, который в сочетании со средством отрицания (СО) имплицирует утвердительное суждение, а в предложениях без СО имплицирует отрицательное суждение.

Вслед за профессором Л.М. Владимирской, риторический вопрос рассматривается как эмотивное средство выражения скрытого отрицания, но если в его грамматической структуре содержится СО, то его следует определить как средство выражения скрытого утверждения.

Риторические вопросы бывают различного вида, однако в процессе порождения утвердительного суждения важным фактором является интонационная оформленность высказывания.

(1) Berlin – wer kennt es nicht? – die häßlichste Großstadt der Welt, ganz offen gestanden. (B. Kellermann, 407)

СС: Alle kennen Berlin.

(2) Wohin den gehört er, wenn nicht hier, der Fürstbischof von Brixen?

(A. Zweig, 28)

СС: Hier gehört er.

Приведенные тексты демонстрируют один из видов риторических вопросов со СО, имплицирующих общее утверждение. Своей формальной организацией данные высказывания соответствуют настоящим вопросительным предложениям с местоименным вопросом. Лишь контекст позволяет понять омонимичность подобных предложений, в силу того, что в них утверждение возникает в результате утраты вопросительной семы и появления утвердительной. Кроме того, риторический вопрос, будучи парантезой в первом высказывании, актуализирует подтверждение, поскольку одна из функций парантезы – оказание подтверждения каких-либо воззрений.

Во втором высказывании в самом заключается ответ.

Следующим видом риторического вопроса со СО можно назвать неместоименный вопрос. Ключом понимания скрытой утвердительности в них является контекст (из-за наличия в речи омонимичных вопросительных предложений).

(3) Georg sagte: «Ist das nicht ein komisches Gefühl?» (A. Seghers, 239)

СС: Das ist ein komisches Gefühl.

(4) «Ist er nicht ein reizendes Wesen?» fragte Frau Zalewski mit schwimmendem Blick. (E.M. Remarque, 77)

СС: Er ist reizend.

Контекст приведенных примеров показывает, что вопросы используются героями произведений как таковые только для создания прагматического эффекта и не требуют ответа, так как содержат его в себе. Используя данные риторические вопросы, авторы, как бы отрицая, подчеркивают сущность тех или иных явлений. Таким образом, скрытым смыслом высказываний становится их утверждение.

В то же время положительно оформленный риторический вопрос является средством выражения имплицитного отрицания:

(5) Was war zu tun? (B. Kellermann, 367)

СС: Nichts zu tun.

(6) Aber, ob er, Ackermann, die Strafkompanie vergessen habe?

(B. Kellermann, 375)

СС: Er hat die nicht (nie) vergessen.

(7) Schriftsteller meiner Nation! – Muss ich mich noch deutlicher erklären?

(G.E. Lessing, 10)

СС: Ich muss nichts mehr sagen. (Ich habe genug gesagt)

Все приведенные высказывания демонстрируют огромный потенциал категории утверждения/отрицания, который направлен не просто на актуализацию экспрессии речи, но в большей степени на оказание прагматического воздействия, поскольку каждое из эмотивных средств, и, прежде всего, риторический вопрос, позволяет выразить множество дополнительной скрытой информации в отличие от нейтральных средств, типа «да/нет», что способствует развитию тенденции к экономии в немецком языке.

(8) Darum erinnerte er den Vater ruhig daran, wie wenig er ihm seit zwei Jahren wirklich auf dieser Tasche liege. «So», fuhr der Alte hoch, «und der Anzug, den du trägst, habe nicht bezahlt? …» (A. Zweig, 252)

СС: Der Alte hat den Anzug bezahlt.

Риторический вопрос со СО «und der Anzug, den du trägst, habe nicht bezahlt?» демонстрирует скрытое утвердительное суждение, так как старик совершал указанное действие, но в то же время данное высказывание представляет собой несогласие с пресуппозицией «wie wenig er ihm seit zwei Jahren wirklich auf dieser Tasche liege», в которой можно отметить слабое утверждение, поэтому все высказывание следует оценивать как утвердительное с дополнительным значением несогласия.

(9) «Was sollen wir schon machen?» entschuldigte er uns jetzt. «Befehl ist Befehl». (B. Uhse, 147)

СС: Nichts können wir schon machen.

Если пренебречь законами декодирования текста и обратиться лишь к эксплицитным средствам грамматики и лексики, то на поверхности находятся два утвердительных высказывания, исключая вопросительное предложение, которое, как известно, не содержит ни утвердительного суждения, ни отрицательного. Однако слова автора после вопроса свидетельствуют о том, что вопросительное предложение в данном случае является риторическим и, следовательно, имплицирует отрицательное суждение: «уже ничего не поделаешь» … «приказ есть приказ». В этом же контексте становится понятна позиция говорящего, поскольку он извинялся за то, что ничего нельзя сделать, т.е. отрицательно относился к событию/факту, отрицая его реальность, что явилось своего рода посылкой к последующему выводу, содержащемуся в сентенции «Befehl ist Befehl», что вновь порождает отрицательное суждение: «этот приказ не соответствует неким данностям/желаниям. Таким образом, диагностирующая роль контекста приводит к переосмыслению формально утвердительного высказывания, вскрывая имеющийся отрицательный прагматический потенциал и переводя его в отрицательное суждение.

«Принимая в качестве диагностирующего фактора коммуникативно-информационные традиционные единицы «Да» / «Нет», можно на фактическом материале убедиться, что они порой выражаются посредством понятий «Не нет» / «Не да», которые будучи в логическом плане отрицающими, имеют иное функционально-коммуникативное назначение. Именно таким образом преломляется закон единства и борьбы противоположностей при функционировании риторического вопроса, когда он, будучи положительно оформленным, выражает отрицание и, будучи отрицательно оформленным, выражает утверждение» (Владимирская 1997, 16).

(10) «Ich würde mir das verbitten an eurer Stelle!» tat Feck großmäulig, «aber», puffte er mich, «was sagst du nun? Bin ich nicht ein guter Kamerad? Hab ich mich nicht bei deinem Alten für dich eingesetzt?! Na, siehst du!» (J.R. Becher, 304)

СС: Ich bin ein guter Kamerad. Ich habe mich für dich eingesetzt.

(11) «Wieso dein Vater? Ist meiner zu doof, zur Polizei zu gehen?»

(M. Grün, 82)

CC: Mein Vater kann selbst zur Polizei gehen.

Закономерность такого явления стала возможной в силу того, что «эффективная» сторона сообщения стала превалировать над логической, что повлекло за собой нерелевантность вопросительной функции и обеспечило актуализацию противоположного суждения. Обращаясь к процессу коммуникации, можно поставить вопрос о необходимости такой актуализации, что влечет за собой непременное внимание к адресату как лицу, инициирующему подобное высказывание противоположным мнением, с одной стороны, и созданием атмосферы противодействия, с другой стороны. Последний фактор стимулирует появление эмоционально насыщенных средств, способных обеспечить не только отрицательное/утвердительное содержание, но также дополнительное значение несогласия плюс отрицательные эмоции.

В этом плане возникает единство утверждения и отрицания, содержащихся в отрицательном или утвердительном риторическом вопросе, когда противоположные значения имеют общее созначение несогласия – это первое; и второе – с логических позиций оба суждения являются отрицающими. В то же время борьба противоположностей имеет силу, поскольку для адресата релевантным остается наличие отрицательного суждения в положительно оформленном риторическом вопросе или утвердительного суждения в отрицательно оформленном риторическом вопросе. Возможно, его даже не волнует настрой говорящего, который прибегает (порой на подсознательном уровне) к такой эмотивной форме высказывания с целью прагматического эффекта, чтобы в конечном итоге донести в обязательном порядке утвердительную/отрицательную информацию, хотя и скрытую грамматически.

Лишь удавшаяся коммуникация гарантирует решение коммуникативных интенций и обеспечивает необходимый результат, что существует и в условиях текстовой реализации значений, т.к. адекватное восприятие читающим содержания высказывания происходит при использовании разнообразных средств (в том числе и грамматических), способных вызвать у адресата правильное понимание смысла. Конечно, асимметричность формы и содержания не есть основополагающий фактор определения смысла всего высказывания, но есть способ фиксации средств выражения скрытого утверждения/отрицания, а также одно из средств прагматического воздействия.

Фактический материал свидетельствует о том, что риторический вопрос в немецком языке является определенным индексом скрытого утверждения/отрицания. Таким образом, его можно рассматривать как средство выражения скрытого смысла.

Грамматические средства позволяют определить моделированное утверждение/отрицание, тогда как все остальные способствуют отправлению и восприятию содержания высказывания в полном объеме. Таким образом, выражение скрытого смысла посредством грамматики носит чаще всего более формализованный характер, чем, например, с помощью таких стилистических средств как тропы, что, в свою очередь, способствует выработке определенной методики декодирования скрытых смыслов, а это особенно актуально для реализации успешной коммуникации в иноязычном пространстве. Речь идет, в первую очередь, о немецком языке, четком, ясном и достаточно предсказуемом в соответствии с национальным языковым сознанием, которое базируется на таких ключевых концептах, как Ordnung, Tradition, Toleranz, Sparsamkeit. Указанные качества немецкого языка могут способствовать выработке единой методики декодирования скрытых смыслов.

Литература:

1. Владимирская, Л.М. Философско-лингвистический потенциал категории утверждения/отрицания в современном немецком языке /
Л.М. Владимирская. – Барнаул : Изд-во Алт. гос. ун-та, 1997. – 183 с.

2. Becher, J.R. Werke in drei Banden / J. R. Becher. – Bd. 2. –
Berlin und Weimar : Aufbau-Verlag, 1976. – 559 S.

3. Grün, M. Friedrich und Friederike oder Ist das schon die Liebe? / Max von der Grün. – Rowohlt. – 95 S.

4. Kellermann, B. Ausgewählte Werke in Einzelausgaben. Der 9. November. Roman / B. Kellermann. – Berlin : Verlag Volk und Welt, 1968. – 555 S.

5. Lessing, G.E. Fabeln / G.E. Lessing. – Reclam – Leipzig.

6. Remarque, E.M. Drei Kameraden / E.M. Remarque. – M. : КАРО, 2004. –
205 S.

7. Seghers, A. Das siebte Kreuz / A. Seghers. – Berlin und Weimar : Aufbau-Verlag, 1967. – 413 S.

8. Uhse, B. Wir Söhne / B. Uhse. – Berlin und Weimar : Aufbau-Verlag, 1984. – 358 S.

9. Zweig, A. Die Zeit ist reif / A. Zweig. – Berlin und Weimar : Aufbau-Verlag, 1967. – 651 S.