Филологические науки / 7. Язык, речь, речевая коммуникация

К. филол. н. Соболева И. А.

Луганский национальный университет имени Тараса Шевченко, Украина

Современная украинская медиаполитическая метафорика

Чтобы раскрылось бытие

во всей своей потаенной явленности,

слушающий должен свободно отдать себя власти образа.

Хайдеггер

Последние два десятилетия в Украине характеризуются политическим антагонизмом и поляризацией мнений, когда партнеры не столько не слышат (или не хотят слышать) друг друга, сколько не всегда адекватно понимают собеседника, оппонента и т. д. В этой ситуации необходимость поиска общего языка приобретает решающее значение. Действительно, в тех случаях, когда коммуникация идет свободно, никто, как правило, не задумывается над значениями слов и их коннотациями, но когда в общении возникают преграды и барьеры, самое время задаться вопросом, понимают ли друг друга разные стороны, пользуются ли они общими понятиями и не получается ли так, что употребляя на первый взгляд одни и те же слова, они говорят на самом деле на «разных» языках.

Цель статьи — анализ метафорической картины политического мира современной Украины, в значительной степени влияющей на интерпретацию событий и реалий нашей жизни.

При анализе использовались как журналистские публикации в русскоязычных СМИ Украины, так и высказывания политиков.

Медиаполитическая метафора всегда была одним из наиболее влиятельных языковых средств, позволяющих сделать информацию не только общедоступной, но и оперативно воздействующей и спонтанно воспринимаемой. Описывая системообразующие признаки политического дискурса, Е.И. Шейгал обосновала, на наш взгляд, абсолютную зависимость этого вида дискурсивной деятельности от тропеического принципа организации. Так, специфика информативности политического дискурса влечет за собой «примат ценностей над фактами», преобладание иррационального и эмоционального; смысловая неопределенность приводит к размытости семантических границ и идеологической полисемии, которая, как всякая полисемия, является базой для создания метафоры. Фантомность, фидеистичность (проявление магической функции языка), эзотеричность (тайноречие) и др. свойства медиаполитического дискурса свидетельствуют о том, что его невозможно представить без метафоры [14, с. 44—58].

Во все времена метафора в СМИ выполняла роль маркера, дающего готовую ситуативно-смысловую модель оценки. Безусловно, в постсоветскую эпоху публицистическая метафора радикально изменилась и внешне и внутренне. Появилось много работ, посвященных языку медиа и метафоре в «новом» языке «новых» СМИ (см. работы М.Р. Желтухиной, А.П. Чудинова, В.И. Шейгал, Э.В. Будаева, Э.В. Михалевой и др.).

Что же происходит с метафорой в украинском медиаполитическом дискурсе? Современная технология дискурс-анализа позволяет выйти за пределы эмпирически-интуитивного понимания политических текстов и ответить на этот вопрос. Первый вывод, который мы можем сделать после такого анализа: в отличие от российских СМИ, где метафора активизируется и затухает циклично, в зависимости от конъюнктуры политического рынка, метафора в украинских медиа продуктивна и востребована перманентно. Второй вывод: украинская медиаполитическая риторика построена как риторика обид, угроз, оскорблений и раздела на «своих» и «чужих». Отсюда и специфика метафорики украинского политического дискурса, определяемая, на наш взгляд, комплексом дискурсивных процессов: появилось огромное количество образных средств, созданных не книжными, а сниженными (разговорно-просторечными, жаргонными, арготическими и даже обсценными) средствами. По сравнению со сниженными метафорами в российских медиа они имеют свои яркие отличительные особенности и в словарном составе, и в парадигме сфер-источников или метафорических фреймов. Однако роднит их то, что эти тропы выполняют помимо аксеологических и манипулятивно-софистические задачи, прагматично внушая и формируя у адресата выгодные определенным политическим силам представления, оценки, идеи и т. д. Современная концептуальная метафора стала орудием в разнообразных манипулятивных технологиях, с помощью коннотативного компонента безнравственности структурируется социальная действительность, формируется оценка, точка зрения, позиция. Поэтически выраженная мысль играет огромную роль в программировании поведения людей, она стала поистине материальной силой современной идеологии.

Медийной метафоре свойственно выступать в функции ярлыка, метки, пропагандистского штампа, навешиваемого на политического оппонента — лицо или группу лиц, которым приписывают вину за сложившуюся ситуацию. Многие современные исследователи языка СМИ говорят о том, что «наклеивание ярлыков» — обязательный ритуал для общественных, социально-политических конфликтов. Особо следует отметить, что «репертуар» таких ярлыков-метафор будет отличаться в зависимости от политической ангажированности различных медиа. Так, к примеру, в региональных луганских газетах, с их явно преобладающим вектором тяготения к Партии регионов, преобладают метафоры, определяющие события 1994 года в Киеве как дьявольский шабаш, оранжевую чуму, переворот, а участников этих событий, соответственно, как обманутых, обдуренных, кинутых, обкуренных, стоящих там за деньги, майданутых… В идеологически полярных Партии регионов СМИ, напротив, аксиологическая составляющая метафорики, посвященная этим же событиям, прямо противоположна: демократическая оранжевая революция, взрыв народного самосознания, борьба за независимость и демократические ценности и соответственно, герои революции / Майдана, борцы за свободу, цвет нации и т.д.

Как показывает наш анализ, в украинском медиаполитическом дискурсе регулярно используются следующие фреймовые источники метафор: 1) фрейм «Театр, цирк, шоу» (политическое шоу, силовой сценарий, театр абсурда, топ-игроки, политики на манеже, политическое представление, кульбиты власти, политический стриптиз); 2) фрейм «Война, армия» (ударная сила, минное правовое поле, жажда реванша, заложники ситуации, предвыборная атака, агитационный штурм); 3) фрейм «Природа, животные» (тушки коалиции, собачьи бои в Раде, политический вольер, крыло партии, белые вороны в партии, затхлая атмосфера, рассадник коррупции, политики превратились в овощей-конформистов); 4) фрейм «Болезнь» (оглохшая к мнению граждан страна, вскрыть гнойники коррупции, буйные депутаты, эпидемия диктатуры); 5) фрейм «Спорт» (избирательный марафон, сойти с предвыборной дистанции, аутсайдер выборов, получить красную карточку от президента); 6) фрейм «Профессиональная деятельность» представлен различными слотами: 1) слот «Бизнес» (кредит доверия, политические дивиденды, партнеры по политическому бизнесу, политическая сделка); 2) слот «Компьютерные технологии» (перезагрузка власти, чайник в политике, юзер в политике, админ в партии) 3) слот «Политическая деятельность» (правильная галочка в бюллетене, вброс голосов, явка избирателей, номер один в списке, избирательная карусель, предвыборное лукавство); 7) фрейм «Жизнь, быт» (политическая кухня, рецепт Кремля, социальные подачки, слуги народа, глухая стена безразличия, страны-новички ЕС); 8) фрейм «Медицина» (шоковая терапия, инъекции популизма, прививка демократии, реанимационные действия правительства, средняя температура по стране) и др.

Учитывая тот факт, что метафора — «наиболее продуктивное средство приспособления языка к постоянно видоизменяющемуся отражению мира и миропониманию» [10, с. 72—81], огромный научный интерес представляют наблюдения, связанные с изучением смены метафорических парадигм (фреймов и слотов).

В связи с чрезвычайно высокой степенью концентрации, врастания арготических и сленговых средств в язык политического дискурса, можно предположить, что ряд ключевых, концептуально значимых для медиаполитического языка слов, транспонированных из арго, молодежного сленга или наркожаргона (кинуть (кидалово), обломаться (облом), беспредел, прогнуться (прогиб), мочить (мочилово), раскрутить (раскрутка), халява, крыша (крышевать), разборка, крутой, откат и др.) стали метафоризироваться и создавать разветвленные ряды тропеических средств.

Каждый из вышеназванных жаргонизмов рождает пучки концептуальных метафор, вызывает аксиологические ассоциации. Такие метафоры отражают и определяют жизнь и ценности социума. СМИ, используя их, привлекают и используют внимание адресата, а также формируют стереотипы восприятия политических реалий, изменяют направление политических (и не только) приоритетов.

Современная жаргонно-просторечная метафора является не столько риторическим приемом, сколько особой познавательной (когнитивной) моделью, с помощью которой мир и описывается, и прогнозируется, и навязывается как картина мира. Можно утверждать, что жаргонные метафоры стали концептуальными мифогенами нашей политической реальности. Они также, как оруэлловский новояз, представляют собой язык с замещенными смыслами и являются мощным орудием манипуляции. Их манипуляционная природа состоит в наличии двойного воздействия — наряду с метафорическими жаргонизированными смыслами, они получили политико-социальную метафорическую семантику и в результате такого сращения обладают взрывоопасной, разрушительной тропеической энергетикой. Манипулятор всегда уверен в том, что, посылая с помощью этих образных средств «закодированный» сигнал, разбудит в сознании адресата те образы, которые ему нужны. С. Кара-Мурза считает, что скрытое воздействие всегда опирается на «…способность создавать в сознании образы, влияющие на чувства, мнения и поведение. Искусство манипуляции состоит в том, чтобы пустить процесс воображения по нужному руслу, но так, чтобы человек не заметил скрытого воздействия. То есть образы, как и слова, обладают суггесторным значением и порождают цепную реакцию воображения… Двадцатый век показал немыслимые ранее возможности знаковых систем как средства власти» [5, с. 98—99].

Осмелимся добавить, что двадцать первый век пойдет дальше в совершенствовании своих манипулятивных технологий и к «семантическому террору» добавит «метафорический террор» — «убийство» слов, обладающих глубокими множественными смыслами ради подмены этих смыслов и использования их в создании новоязов и мифогенов. Именно по этому пути идут современные медиа, нещадно эксплуатируя жаргонные (прежде всего арготические) образы. Кто бы мог представить себе этот глубоко манипулятивный и изощренный способ использования жаргонных средств в далеких уже «лихих» 90-ых, когда журналисты «щеголяли» друг перед другом жаргонными словечками как средством проявления то ли свободы слова, то ли беспредела и вакханалии. Метафоры, созданные на базе криминальных жаргонизмов и словами «лагерной тематики», тогда тоже встречались, но это были частные случаи. Сейчас же концептуальные жаргонные метафоры, обладая суггесторным значением и оценкой, создают специфическую криминальную картину мира, порождают цепную реакцию воображения, резко снижают порог усилий, необходимых для восприятия сообщения и являются мощным манипулятивным средством.

Многочисленные жаргонизированные метафоры стали привычными образными средствами украинского медиаполитического дискурса, можно предположить, что они заменили пропагандистский официоз советских времен и стали идеологизированными клише, симулякрами новейшего поколения. В подобной метафорике кроются не только инвариантные признаки языка власти, в них культивируются мнимые денотаты, разрываются, отдаляясь друг от друга, вербальный и предметный миры. Подобные дискурсивные явления можно считать мифогенами нашего времени, поскольку с помощью активного внедрения подобных тропеизмов, лишенных денотативной основы, виртуализирующих действительность, порождаются новейшие мифы, которые, в конечном счете, лишают адресата способности к полноценной самостоятельной ориентации и почти всецело подчиняют его целям манипуляторов.

Иначе говоря, несмотря на то, что образный инструментарий современных медиа полярно отличается от пропагандистского лексикона времен тоталитаризма, человек продолжает оставаться в информационном рабстве — сейчас его заставляют смотреть на мир через жаргонно- просторечную систему ценностей и оценок.

Литература:

1. Арутюнова Н. Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры : сб. науч. тр. / Н. Д. Арутюнова. — М. : Прогресс, 1990. — С. 5—32.

2. Баранов А. Н. Словарь русской политической метафоры / А. Н. Баранов, А. Н.  Караулов. — М. : Помовский и партнеры, 1994. — 351 с. 

3. Елистратов В. С. Словарь русского арго / В. С. Елистратов. — М. : Русские словари, 2000. — 694 с.

4. Желтухина М. Р. Тропологическая суггестивность масс-медиального дискурса : о проблеме речевого воздействия тропов в языке СМИ / М. Р. Желтухина. — М. : Волгоград : ВФ МУПК, 2003. — 656 с.

5. Кара-Мурза С. Манипуляция сознанием / С. Кара-Мурза. — М. : Эксмо, 2004. — 832 с.

6. Космеда Т. А. Історико-політичний дискурс: особливості репрезентації ключових слов ХХ сторіччя // Наукові записки Луганського національного університету : зб. наук. праць [Пред’явлення світу в гуманітарних дискурсах] / Т. А. Космеда. — Луганськ : Вид-во ДЗ «ЛНУ ім. Т. Шевченка», 2009. — Ч. 1: Філологічні науки. — С. 45—56.

7. Метафора в языке и тексте / [под. ред. В. Н. Телия]. — М. : Наука, 1988. — 176 с.

8. Моченов А. В. Словарь современного жаргона российских политиков и журналистов / А. В. Моченов, С. С. Никулин, А. Г. Ниясов, М. Д. Саввоитова. — М. : Русский язык, 2003. — 384 с.

9. Пастухов А. Г. «Не до икры» : предварительный анализ медиаоценок кризисного дискурса // Наукові записки Луганського національного університету : зб. наук. праць [Пред’явлення світу в гуманітарних дискурсах] / А. Г. Пастухов. — Луганськ : Видавництво державного закладу «ЛНУ імені Тараса Шевченка», 2009. — Ч. 1: Філологічні науки. — С. 89—103. — (Вип.8).

10. Пристайко Т. С. Метафора и научная картина мира // Наукові записки Луганського національного університету: зб. наук. праць [Норми та парадокси свідомості й мислення] / Т. С. Пристайко. — Луганськ : Альма-матер, 2006. — С. 72—81. — (Вип. 6. Серія: Філологічні науки).

11. Синельникова Л. Н. Языковые симулякры как материализованная энтропия, или в мире заблуждений // Наукові записки Луганського національного університету: зб. наук. праць [Структура представлення знань про світ, суспільство, людину : у пошуках нових змістів] / Л. Н. Синельникова — Луганськ : Альма-матер, 2003. — Т. 1: Філологічні науки. — С. 216—230.

12. Телия В. Н. Метафоризация и ее роль в создании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке : сб. науч. тр. / В. Н. Телия. — М. : Высшая школа, 1998. — С. 173—204.

13. Чудинов А. П. Россия в метафорическом зеркале. Когнитивное исследование политической метафоры (1991—2000) / А. П. Чудинов. — Екатеринбург : Урал гос. пед. ун-т, 2001. — 238 с.

14. Шейгал Е. И. Семиотика политического дискурса / Е. И. Шейгал. — М. : Гнозис, 2004. — 326 с.