*112737*
К вопросу
о необходимости «критики педагогического разума»
А.Ю. Шачина
В последние
десятилетия в России возрос интерес к научным исследованиям в области
философской педагогики, что объясняется переходом к новой
личностно-ориентированной парадигме образования в нашей стране. Знания, умения и навыки рассматриваются
теперь не как цели образования, а как его важнейшие средства, которые
обеспечивают достижение главной образовательной цели – воспитание высоконравственной,
свободной и ответственной личности. В рамках личностно ориентированного подхода
(Е.В. Бондаревская, В.В. Сериков) цель воспитания определяется не просто как
формирование заданных извне свойств, а как раскрытие и поддержание личностного
потенциала, духовных и моральных возможностей личности, включение ее в процессы
смыслотворчества, саморазвития, оказание педагогической помощи в ее
становлении. Здесь очевидна справедливость мысли о принципиальной невозможности
воспитания и образования человека в самом строго смысле этого слова и, таким образом,
только лишь эмпирической педагогики. По словам ведущего профессора философии
Санкт-Петербургского государственного университета К.А. Сергеева, личность –
это не сугубо антропологическая категория, не категория бытия природного
порядка, а мета-физическая в своем изначально Божественном назначении,
которое вообще не подсудно научному познанию. Эта «само-бытийность» личности,
утверждаемая категорическим императивом Канта, обуславливает границу
педагогики, которую она не может переступить, и которой нельзя пренебрегать.
Этим доказана необходимость «критики педагогического разума»[1].
Болонский процесс подвергает опасности будущее этих
прогрессивных мыслей. Мы снова наблюдаем борьбу между научными идеями и
инструментализирующей человека, экономически и политически оценивающей
практикой. Реальные цели образовательных учреждений критически определяются как
конкурентноспособность, способность соответствовать данному обществу и
способность продвигать себя. Результат такого образования: «… выпускник
способен под сильным, часто также бесмыссленным давлением с известным упорством
преследовать цель» [Süddeutsche Zeitung Nr. 191, 20./21. August 2011, S. 13]. Сегодня говорят о
«состоянии бедствия в сфере воспитания», «катастрофе в сфере воспитания», или
даже о «катастрофе в сфере обучения и воспитания», на что указывает, например,
Фолькер Ладентин.
Другой исследователь в области педагогики Генрик
Вестерманн отмечает, что как для теоретической, так и для практической
педагогики сегодня характерно «многоголосие её высказываний». Отсутствует
согласие в определении педагогических задач и единого понятийного аппарата. Как
следствие этого возникает вопрос о том, как и возможно ли в принципе помыслить
«то объединяющее», с которым связано «необходимое и всеобщее притязание». Эта
ситуация касается всех тех в высшем руководстве, в обществе и в экономике, кто
казалось бы знает, какие им нужны стандарты и квалификации, компетенции, и
каких результатов должны достигать образовательные учреждения с учётом
требований современной жизни. Так, разработано необозримое множество
теоретических и практических проектов, но ориентируют они, в большинстве
случаев на «здесь и сегодня, на полезное, целесообразное, практическое», при
этом совершенно нет места вопросам о «последних» целях жизни. Надо заметить,
что и известный представитель немецкой педагогики Хартмут фон Хентиг со ссылкой
на И. Канта относит размышление над метафизическими вопросами к одному из шести
сформулированных им критериев образования, которые, по его убеждению, не
подлежат измерению и являются «непрактичными» в том
смысле, что они не есть цели образования, но они, по убеждению педагога,
непременно должны помочь при планировании и
реализации правильного обучения и воспитания в деятельности учреждений[2]. К «последним» вопросам относятся кантовские
постулаты чистого практического разума – Бог, свобода, бессмертие. Хентиг отмечает, что эти априорные идеи
задают нам сознание ограниченности нашего разума и в то же время принуждают нас
к размышлениям о них. По выражению Хентига, тот, кто не испытывает беспокойства
по поводу этих «вечных» вопросов, ненадёжен, некритичен, духовно беден, потому
что он – поверхностный в духовном отношении человек. Если образование
претендует на то, чтобы уберечь мир от повторения истории
нацизма, оно должно пробуждать интерес в отношении данных вопросов.
С нашей точки зрения, основанные только лишь на эмпиризме
педагогическая теория и практика, не может, не противоречить антропологии,
которая со времен Канта, рассматривает человека с одной стороны, как подчинённого
законам природы, но, с другой стороны, как способного задавать самому себе
законы свободы и следовать им.
Мы признаём и находим хорошим признаком тот факт, что
сегодня не прекращается борьба за педагогические понятия. Это свидетельствует о
заинтересованности педагогов в осуществлении назначения человечества. Но к
сожалению, как явствует также из справедливого замечания Вестерманна, часто эта
борьба обусловлена дефицитом знания о том, что уже достигнуто на данном
поприще, и что также сегодня может считаться педагогически в достаточной мере
обоснованным.
По нашему убеждению, очень точна оценка ситуации
Вольфгангом Фишером: «… педагогическое мышление без Канта можно представить
только как карикатуру». Поэтому, с нашей точки зрения, необходимо изучение
творчества ученых педагогов, деятельность и педагогические сочинения которых
находятся под непосредственным влиянием «коперниканской революции»[3]
Канта.
Мы придерживаемся точки зрения К.А. Сергеева, Альфреда
Петцельта, Вольфганга Фишера, Ёрга Рулоффа, Петера Каудера, Хартмут фон
Хентига, Эрвина Хуфнагеля, Миши Брумлика, Лутца Коха, Акселя Хоннета, что
педагогика во всех её «что» и «как» должна быть философски обоснованной. Каждое
педагогическое действие должно быть оправдано философски, в противном случае,
оно не может считаться педагогическим. По словам Альфреда Петцельта:
«Педагогика должна стать философской или Я станет природным объектом». В связи
с этим мы снова и снова обращаемся к Канту, в его критической философии мы
вместе с Ёргом Рулоффом видим проект педагогической науки, которая требует не
регулирований и нормирований воли и в этом смысле «морализирования», но
всеохватывающего обладающего способностью суждения рассудка и направляющего
разума.
Работа выполнена при поддержке фонда Александра фон
Гумбольдта (Alexander von Humboldt-Stiftung).
[1] Выражение Эрвина Хуфнагеля, профессора
педагогики университета имени Иоганна Гутенберга (Майнц, ФРГ).
[2] Хартмут фон Хентиг в
эссе «Образование» определяет следующие шесть критерии образования: отказ от бесчеловечности;
восприятие счастья; способность и стремление к взаимопониманию; осознание
историчности своего собственного существования; размышление над метафизическими
вопросами; готовность к ответственности перед самим собой и ответственности в res
publica.
[3]
Кант предложил
исходить не из положения, как это было ранее, что познание следует за предметами, а доказал, что объекты нашего
познания, в отношении того, что составляет их предметность или объективность,
следуют за познающим разумом. Конечно, это относится не к объектам самим по
себе, но только к предметам человеческого опыта.