*113266*

Степанова Ю.В.

Тюменский государственный университет, Россия

Проблема автора в интерпретации языковой личности

Когниция, которая охватывает знание и мышление в их языковом воплощении, оказалась тесно связанной с лингвистикой. Сейчас уже становится аксиомой, что во всем перечне гуманитарных наук сталкиваются, в первую очередь, отношения между языком и теми или иными процессами человеческой деятельности. Представляется, что язык, в большей степени, чем культура, дает когнитивистам ключ к пониманию человеческого поведения [Карасик 2004 : 5]. Именно язык обеспечивает естественный доступ к сознанию и мышлению, причем вовсе не потому, что многие результаты мыслительной деятельности оказываются вербализованными, а потому что «мы знаем о структурах сознания только благодаря языку, который позволяет сообщить об этих структурах и описать их на любом естественном языке» [Кубрякова 1995 : 21].

Социальная функция языка заключается в том, что он существует прежде всего в языковом сознании – коллективном или индивидуальном. Соответственно языковой коллектив, с одной стороны, и индивидуум, с другой, являются носителями языковой культуры. Коллектив, как и этнос, нация, индивидуум, являются своеобразными точками на условной шкале языкового сознания.

Носителем языкового сознания является языковая личность, то есть человек, живущий в конкретном языковом пространстве – в общении, в стереотипах поведения, зафиксированных в языке, в значениях языковых единиц, смыслах текстов. Изучение языковой личности в отечественной лингвистике связывают с именем Ю.Н.Караулова, который под языковой личностью понимает «совокупность способностей и характеристик человека, обусловливающих создание им речевых произведений (текстов)» [Караулов 1989 : 3].

Языковую личность можно охарактеризовать как с позиции языкового сознания и речевого поведения, так и с позиции лингвистической концептологии дискурса. Языковое сознание, по Л.В.Щербе, опредмечивается в речевой деятельности, в процессах говорения, письма и понимания. Речевая деятельность осуществляется индивидуумом и обусловлена его социопсихофизиологической организацией. Речевая деятельность и речевая организация человека тесно взаимосвязаны, но, тем не менее, могут быть противопоставлены как явление и сущность, и в этом смысле троякая модель языковых явлений (речевая деятельность – языковая система – языковой материал) закономерно уточняется как четырехчленное образование [Залевская, 1990 : 30].

Речевой акт как психофизический процесс есть диалог, канал связи между говорящим (адресантом) и слушателем (адресатом), предполагающий три момента – говорение (писание), восприятие и понимание речи (текста).

Структура речевого акта состоит из характеристики субъекта речи (говорящего), адресата речи, взаимодействия между участниками диалога (коммуникантами) и ситуации общения. Так, изучение взаимодействия между коммуникантами предполагает рассмотрение форм речевого общения (информация, беседа, спор, ссора и т.п.), социально-этикетной стороны речевого акта (формы общения, стиль общения).

Диалогическая речь может воспроизводиться в художественном тексте, в двояком варианте: в сопровождении слов автора или же сорасположением отдельных реплик. Так образуются особые синтаксические единицы – сложное предложение с прямой речью или сложное синтаксическое целое с прямой речью. Чередование реплик (внешняя форма диалогической речи) применяется в научной и журнально-газетной речи (интервью, беседы за круглым столом и т.п.).

Диалогической речи противостоит монологическая речь, состоящая из высказываний одного лица. Стилистическая индивидуальность монологической речи зависит от личности автора, а также от жанра (бытовой рассказ, художественный монолог, ораторская речь) и типа изложения, что, как уже сказано, связано с контекстной функцией [Кодухов 1993 : 35-39].

Описание языковой личности вводит в поле зрения исследователя языковые способности человека в связи с особенностями порождаемых им текстов. Появление понятия «языковая личность» в теории и практике анализа художественного текста представляется вполне оправданным, «так как в художественной литературе существует индивидуальное авторство,… автор индивидуализирован в сознании читателя, поскольку он создает индивидуальный стиль» [Караулов 1990 : 8].

Языковая личность представляет собой трехуровневую структуру. Первый уровень – лексикон (другое название – ассоциативно-вербальная сеть) – выполняет вспомогательную роль, так как не позволяет еще говорить об особенности личности, отличающих ее от других членов языкового коллектива. В качестве единиц данного уровня выступают отдельные слова, отношения между которыми охватывают все разнообразие их грамматико-парадигматических, семантико-синтаксических и ассоциативных связей.

Второй уровень (на котором собственно и проявляется языковая «индивидуальность») – лингво-когнитивный или тезаурус. Идиотезаурус представляет собой лексикографическое отображение картины мира отдельного человека. На лингво-когнитивном уровне исследователь имеет дело уже не со значениями, но «знаниями о мире». Знания достаточно трудно поддаются классификации в силу их анизотропности, что естественным образом отражается на разнообразии единиц данного уровня. Так, единицами тезауруса могут быть обобщенные (теоретические или бытовые) понятия, крупные концепты, идеи или образы, выразителями которых являются слова-дескрипторы, находящиеся в отношениях подчинительно-координативного типа.

Третий, высший уровень организации языковой личности – мотивационно-прагматический (или прагматикон) обеспечивает закономерный переход от оценок речевой деятельности личности к осмыслению реальной деятельности человека в мире. Полем анализа здесь является коммуникация человека. В качестве единиц прагматикона выступают коммуникативно-деятельностные потребности личности, отношения между которыми «задаются условиями сферы общения, особенностями коммуникативной ситуации и исполняемых общающимися коммуникативных ролей» [ Караулов 1987 : 54].

Однако теоретическое деление языковой личности на три составляющих (лексикон, тезаурус, прагматикон) при столкновении с ее реальным функционированием (особенно в художественном тексте) «разрушается»: «на практике … взаимопроникновение этих уровней оказывается настолько сильным, что границы между ними размываются, теряют ту четкость, которая присуща им в теоретических построениях» [Караулов 1987 : 238].

Вслед за Ю.Н. Карауловым, В.В.Красных также представляет триединство, образованное совокупностью знаний и представлений. Он отмечает, что в индивидуальном и групповом языковом сознании знания (относительно стабильные, объективные и коллективные информационные единицы) [1998] и представления (относительно лабильные, субъективные и индивидуальные сущности, включающие собственно представления, образы и понятия, а также связанные с ними коннотации и оценки) [1998] образуют объективное единство. При этом выделяются три набора знаний и представлений: 1) индивидуальное когнитивное пространство, 2) коллективное когнитивное пространство, 3) когнитивная база [Красных 1998 : 41-45]. Первый набор представляет собой совокупность всех знаний и представлений данного человека как личности, второй – как целостность знаний и представлений, определяющих принадлежность человека к той или иной социальной группе. Причем, поскольку любой индивид входит в различные малые и большие группы, коллективное когнитивное пространство в его сознании является «лоскутным» образованием, включающим информационные фрагменты различных систем, третий набор содержит необходимые знания и представления, объединяющие всех носителей этих знаний и представлений в «национально – лингво – культурное сообщество». В современных лингвистических исследованиях первый набор интересует тех, кто изучает особенности языка и стиля того или иного автора, второй набор привлекает социолингвистов, а третий набор терминологически обозначается как лингвокультура и анализируется представителями когнитивной лингвистики и лингвокультурологии.

Для того чтобы характеризовать автора как языковую личность, в центре внимания оказывается лингво-когнитивный уровень (по Караулову) или индивидуальное когнитивное пространство (по Красных) в структуре языковой личности. Можно сказать, что данные уровни представляют собой речевой паспорт говорящего или языковой идиостиль человека. Речевой паспорт – это совокупность тех коммуникативных особенностей личности, которые делают личность уникальной (или, по меньшей мере, узнаваемой). Идиостиль человека (если терминологически противопоставить его речевому паспорту) можно было бы трактовать как выбор говорящим тех или иных средств общения, поскольку стиль предполагает выбор. Таким образом, речевой паспорт следует квалифицировать как аспект коммуникативного поведения, а идиостиль – как аспект коммуникативной компетенции. Компетенция включает также языковое чутье, то есть «систему бессознательных оценок, отображающих системность языка в речи и общественные языковые идеалы» [Костомаров 1994 : 22], а языковой вкус отражает систему установок человека в отношении языка и речи на этом языке. Исследование языковой личности, по В.П.Нерознаку [1996], неизбежно вовлекает в сферу интересов лингвистов те вопросы, которые объединяют всех специалистов, изучающих феномен человека с различных точек зрения.

Литература

1. Залевская А.А. Слово в лексиконе человека: психолингвистическое исследование. Воронеж.: 1990 (а). – 142с.

2. Карасик В.И. Иная ментальность. М.: Гнозис, 2004. – 352с.

3. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность / АН СССР. Отд. лит. и яз. – М.: Наука, 1987. – 264с.

4. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. М.: Наука, 1989. – 75с.

5. Кодухов В.И. Психологическое направление в языкознании и преподавании русского языка. – Ишимский гос. пед. инс-ут: 1993. – 323с.

6. Костомаров В.Г. Жизнь языка от вятичей до москвичей. М.: Педагогика-Пресс.; 1994. – 240 с.

7. Красных В.В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность. М.: 1998. – 102с.

8. Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине ХХ века // Язык и наука конца ХХ в. - М.: 1995. – 154с.

9. Нерознак, В.П. Лингвистическая персонология: к определению статуса дисциплины / В.П. Нерознак // Язык. Поэтика. Перевод: сб. науч. тр. Моск. линг. ун-та. Вып. 426. - М.: Изд-во Моск. линг. ун-та, 1996. - С.112-116.