*112175*

Филологические науки/8. Русский язык и литература

Д.ф.н., проф. Ишимбаева Г.Г.

Башкирский государственный университет, Россия

«Венские картины» Виллибальда Алексиса

«Венские картины» (1833), названные так по образцу знаменитых «Путевых картин» Генриха Гейне – программное сочинение Виллибальда Алексиса(1798–1871), продолжателя вальтерскоттовской традиции, основоположника немецкого исторического романа. Писатель здесь не только рассказал о конкретных событиях, свидетелем которых был, но и попытался оценить настоящее Пруссии, определить пути ее государственного усовершенствования, сформулировать концепцию истории, государства, правителя, – концепцию, впоследствии философско-поэтически развитую в исторических романах.

В. Алексис причисляет себя к сторонникам наследственной монархии: по его «глубокому и прочному убеждению», она «есть единственно приемлемая форма правления для Европы»[1, 427]. Писатель заявляет о своей вере «в божественное право короля», так как монархия, сохраняя право собственности, гарантирует совершенное беспартийное управление, равенство всех граждан, свободу мнений [1, 427-428]. Однако этот постулируемый роялизм не исключает в «Венских картинах» критики монархического правительства: «Я – немецкий роялист, несмотря на то, что Кеплер умер от голода, Бюргер погиб, Лессинг лишь на склоне лет получил чин библиотекаря, Шиллер боролся с нуждой, Гете скрылся в маленьком Веймаре, Генрих фон Клейст должен был кончить жизнь самоубийством и Людвиг Тик только в год своего 60-летия получил от саксонского короля пенсию, которая приблизительно равна заработку иностранной танцовщицы за одно представление в Берлине»[1, 429-430].

Как «роялист, несмотря ни на что»[1, 429-430, 452], В. Алексис отвергает республиканское государственное устройство. И вслед за скорбным реестром немецких литераторов, испытавших на себе гнетущую милость королевской власти, он заявляет, что считает республику «немыслимой»[1, 423] и такой же «химерой», как народную суверенность[1, 434].

Стремясь предельно честно изложить свое политическое кредо, автор «Венских картин» дает объективную оценку абсолютизации как монархии, так и республики. Абсолютизация первой есть зло, так как в ней, «высшим законом является произвол регента»[1, 436], но и абсолютная республика, по его мнению, мало отличается от абсолютной монархии[1, 436].

Серьезно и глубоко размышляя о путях развития современного общества, В. Алексис обращается к очень популярной в Германии с конца 1810-х гг. идее конституции как исторической необходимости, но не считает ее панацеей от всех бед: «Я не думаю, что благодаря представительной конституции будут связаны руки произволу и на земле установится рай, но я все же за представительную конституцию там, где она возможна»[1, 437-438], потому что она выражает «очищенную волю народа»[1, 438], способствуя прогрессу человечества. Конституция «неумолимо осуждает любой произвол. Она тормозит казни, она облегчает наказания, она освобождает инакомыслящих, ирландцев и евреев, она преобразовывает Турцию, она предотвращает народные войны; она уже царствует в римской коллегии кардиналов, она закрыла тюрьму мадридской инквизиции» [1, 438-439].

Понимая, что за конституцией большие возможности в служении делу развития человеческих взаимоотношений, автор «Венских картин» он, однако, не боится признаться: «Я мало верю в единственную церковь, приносящую радость, в единственную форму правления, в единственную идею в искусстве и науке»[1, 439]. Поэтому он ратует за такую монархию, в которой «не сын короля, а лучший после короля»[1, 440] наследует престол. Эту идею В. Алексис развивает, уподобляя королевский род дереву: если оно высохло или сгнило, то его не надо терпеть в саду только потому, что оно «давало нашему прадеду тень и плоды»[1, 440]. Отсюда закономерный вывод: «королевский родовой ствол может лишиться права на жизнь» и быть срубленным, и никогда нельзя заранее определить, в какое время наступит конец «права князей» и начало «права народа»[1, 441]. Господствующий род лишается короны, когда правители «в фанатическом упрямстве считают исполнение своей воли высшим законом»[1, 442] и оставаются слепыми и глухими к советам изменить свой курс – «так свергли Стюартов, Вазов, Бурбонов»[1, 442]. С этой позиции становится понятным отношение автора к Июльской революции 1830 г., которую он определил как «справедливую и святую»[1, 443], и к французскому монарху, о котором сказал: «Я считаю, что преступник никогда не был осужден с большим правом, чем тогда, когда Бурбоны в лице Карла X были скинуты с их тысячелетнего трона»[1, 443]. Однако, признавая законность и правомочность свержения революционным путем погрязшего в грехах правителя, В. Алексис считает результаты французской революции 1830 г. в целом «злосчастными»[1, 444].

Неоднозначна позиция автора «Венских картин» и по отношению к государственному устройству Германии. Свои размышления о ней он предваряет реверансом перед правителями Австрии и Пруссии: «Я превозношу Германию как счастливую страну, потому что Габсбурги и Гогенцоллерны составляют со своими народами нечто другое, чем понятие, потому что их (князей и народы) связывает взаимная любовь»[1, 445]. Но этот прелюд не получит развития на последующих страницах «Политического кредо», заключительной главы «Венских картин» – напротив, там будет подчеркнута неустойчивость этой связи. Поэтому можно предположить, что медовые строки, посвященные правящим родам двух самых значительных немецких государств, являются данью австрийской и прусской цензуре. Это тем более вероятно, что общественно-политическое положение Пруссии начала 1830-х годов, как и в течение всего долгого правления Фридриха-Вильгельма III, было весьма незавидным и вызывало резкое осуждение и критику В. Алексиса: «Я ненавижу стремление задушить органы образования и ограничить школы, стремление подавить прессу, стремление не опровергать народных ораторов, а закрывать им рты нередко раньше, чем ни их откроют, и я ненавижу систему, которая выдает за гражданскую добродетель пассивное послушание»[1, 447]. По мнению писателя, королевский род совершенно напрасно видит угрозу себе в деятельности либеральных публицистов, в пропаганде и свободной печати. Он сомневается в разумности правительства Фридриха-Вильгельма III, когда читает «списки запрещенных книг»[1, 449] и слышит о «цензурных насилиях» [1, 445], когда понимает, «что официальные газета должны сказать о фактах и что умолчать»[1, 449]. В. Алексис перечисляет и другие приметы дня: на театральных сценах «запрещают пьесы, изображающие князей и власть в неблагоприятном свете»[1, 451], «за студенческие волнения наказывают университеты»[1, 452], избранные народные делегаты отмалчиваются, «строгих роялистов преследуют, потому что они говорят как раз то, что хотят». Вывод из этого неутешителен: «Мной овладевает сомнение, стоит ли королевская власть в Европе действительно так крепко, как я верил и надеялся»[1, 452]. Но он все-таки продолжает упорствовать в своем монархизме: «я остаюсь роялистом»[1, 452]. Он ждет верит прихода на немецкую землю «лучших времен»[1, 452], в которые будут «реализованы либеральные идеи о всеобщем равенстве, свободе и усовершенствованы буржуазные учреждения»[1, 447]. Наступление этих «лучших времен» в Германии он не связывает с революцией, так как, по его глубокому убеждению, немцы никогда не будут решать проблемы демократизации своего государства «насильственным образом, с помощью восстания»[1, 447].

Другое дело, что критика существующих порядков необходима и должна сочетаться с четким представлением о том, как их исправить. И в своей рецензии на «Письма из Парижа» Л. Берне В. Алексис подчеркнул, что обязательно нужна положительная программа[2, 138]. Его собственная положительная программа основывалась на вере в победу либеральных идей, благодаря «силе убеждения» [1, 447] и нравственному самоусовершенствованию людей. Эта политическая философия примет свое законченное выражение в восьмичастном цикле «Vaterlaendische Romane» (1832–1856).

Литература:

1. Alexis W. Wiener Bilder. Leipzig, 1833.

2. Beutin W. Koenigtum und Adel in den historischen Romanen von W. Alexis. Berlin, 1966.