*112413*

Философия/1.Философия литературы и искусства.

К.филол.н. Лобин А.М.

Ульяновский государственный технический университет, Россия

Образ будущего как составляющая художественно-философской концепции истории в ретроспективной прозе

Исследование ретроспективной прозы включает в себя множество аспектов, но при любом подходе к анализу конкретного произведения логика научного поиска приводит к необходимости выявления авторской концепции истории, включающей представление о целях исторического процесса, силах, его направляющих, концепцию времени (линейную или циклическую), а также оценку конкретных исторических лиц и событий. Критерием такой оценки становится отношение к настоящему: если оно положительно – прошлое рассматривается как правильно и закономерно развивающееся, а исторические лица и события оцениваются в зависимости от их роли и степени участия в этом процессе. Если же настоящее оценивается негативно – начинается поиск ошибок в прошлом, выявление их причин и конкретных виновников.

Однако, объектом осмысления в концепции истории выступает не только прошлое – все три модальности времени в историческом сознании как всего социума, так и отдельного автора, связаны в неразрывную цепь и значимость текущих событий «определяется их проекцией на будущее, т. е. их восприятием в перспективе ожидаемого (моделируемого) будущего... статус происходящих событий (событий настоящего) обусловлен тем, что они рассматриваются как причины – постольку, поскольку они предопределяют, по нашим представлениям, дальнейшее развитие событий» [4, 27].

Таким образом, представление о желательном или возможном будущем, хотя и не становится объектом отображения в ретроспективной прозе, все же является необходимой и неотъемлемой частью концепции истории. Это представление в художественно-философской картине мира каждого автора выступает как образ будущего, который может быть определен как «мысленный, виртуальный образ, воспроизводящий в символической форме основные черты будущего... на основе философского смысла прошлого и будущего» [3, 13]. Человеческому сознанию всегда был свойственен интерес к грядущему, поэтому определенные его модели были выработаны еще мифологическим сознанием в форме эсхатологических пророчеств, выраженных в художественной форме. Проблема постижения будущего является традиционным объектом внимания не только для различных религиозных и художественных течений, но и философских направлений и научных школ на всем протяжении человеческой культуры.

В осмыслении исторического процесса традиционно используются два противостоящих типа мышления: историческое (научное) и космологическое (мифологическое). Историческое сознание организует события прошлого в причинно-следственный ряд. События прошлого последовательно предстают при этом как результат каких-то других, относительно более ранних событий; таким образом, историческое сознание всякий раз предполагает отсылку к некоторому предыдущему – но не первоначальному! – состоянию, которое, в свою очередь, связано такими же причинно-следственными отношениями с предшествующим, еще более ранним состоянием. Космологическое сознание, между тем, предполагает соотнесение событий с каким-то первоначальным, исходным состоянием, которое как бы никогда не исчезает – в том смысле, что его эманация продолжает ощущаться во всякое время. Вследствие этого «статус происходящих событий (событий настоящего) определяется тем, что они рассматриваются не как причины, но, напротив, как следствия – постольку, поскольку они предопределены, как полагают, событиями первоначального времени» [4, 26 – 27].

В предельном выражении эти типы мышления представлены в философии истории и религиозной эсхатологии, но для художественного творчества свойственна также ориентация и на массовое историческое сознание, которое свободно комбинирует элементы обеих моделей: «в массовом восприятии текущее, нынешнее время представляется полем конкретных действий и, соответственно, измеряется длительностью таких действий, а также зримых их предпосылок и последствий... Между тем прошлое как прошедшее, отдаленное от текущих действий представляется полем каких-то упорядоченных значимых событий, действий, переживаний и т. д.: социальные силы и персонажи здесь не просто взаимодействуют, но исполняют определенные ролевые функции. В своих истоках структурализация прошлого (или ряда прошлых состояний) мифологична и ритуализована... как и иные подобные конструкты массового сознания, структуры «прошлого» при всей сложности своего формирования довольно просты и повторяемы.... Но и в социальном восприятии «поля» будущего, по определению, отсутствуют современные проблемы человеческие тревоги, поиски, конфликты и пр. Причем это относится как к предельно «позитивному», например утопическому, так и предельно «негативному» будущему апокалиптический антиутопий. Если структуры прошлого как бы задают главные темы массового воображения (на деле воображение создает эти структуры), то в идеальных порядках будущего эти темы окончательно снимаются. Массовое сознание тем самым заставляет конструируемое ими будущее решать «вечные» проблемы прошлого... В этом, видимо, основа принципиальной симметричности картин прошлого и будущего, которые можно обнаружить в общественном мнении» [1, 18].

Можно заключить, что в общественном исторической сознании образ будущего включает в себя несколько уровней: обыденное предугаданное будущее; религиозное предопределенное будущее; утопическое желаемое будущее; фантастическое возможное будущее; в классических научно-философских концепциях – вероятное будущее; в постнеклассической науке – конструируемое будущее. Их можно объединить в две группы, различающиеся методом решения этой задачи: научно-прогностическая и массовая обыденная картина будущего. Первую разрабатывает блок футурологических наук, которые представляют либо оптимистические прогнозы существования постиндустриального информационного общества, которые экономически и политически обеспечивается научно-техническим превосходством развитых стран, либо прогнозы пессимистические как попытки реального осознания возможных угроз развитию человечества. Вторая группа представляет собой пестрое собрание религиозных апокалитических пророчеств и мифологем массового сознания, а также литературные образы возможного или желаемого будущего.

Для современного сознания актуальны три концепции развития человечества, сформировавшиеся еще в XVIII веке: первые две рассматривает идеальное состояние человечества как исходную точку развития, а всю дальнейшую историю – как рассказ об ошибках и заблуждениях. С этой точки зрения история рисовалась как цепь трагических происшествий, все более удаляющих людей от исходного совершенства. Будущее могло в этом случае рисоваться как конечная гибель или возвращение к истокам. Путь человечества как бы распадался на две половинки траектории: первая – ложная – уводила от основ природы Человека и Общества, вторая – возвращала к ним; третий тип исторической концепции, представленной в текстах XVIII – начала XIX в., отличался устремленностью в будущее: путь человечества представлялся как непрерывное восхождение от начального несовершенства к будущему благу. В частности, на основе этой концепции возникла философия позитивизма и марксистская историческая теория [2, 284 – 285].

Это концептуальное пространство вмещает все разновидности образов будущего, актуальных для современной ретроспективной прозы и утопии/атиутопии: начиная от веры в возможное позитивное будуще на основе модернизации или «возвращения к истокам», до техногенных апокалиптических моделей неминуемой катастрофы в грядущей. Но наиболее популярен вариант циклического повторения ошибок и катастроф, заложенных в тенденциях и событиях прошлого.

Литература:

1. Левада Ю. Исторические рамки «будущего» в общественном мнении // Вестник общественного мнения: Данные. Анализ. Дискуссии. – 2004, № 1 (69). – С. 16 – 25.

2. Лотман Ю. М. Идея исторического развития в русской культуре конца XVIII – начала XIX столетия // Ю. М. Лотман. О Русской литературе. – Спб: Искусство-Спб, 1997. – С. 284 – 292.

3. Ракитянская, Л. В. Позитивная модель будущего как фактор формирования культуры самосознания. – Дисс на соискание степ. кандидата филос. наук. – Ставрополь, 2005. – 171 с.

4. Успенский Б. А. Семиотика истории // Б. А. Успенский. Избранные труды, том I, 2-е изд., испр. и доп. – М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. – 608 с.