Филологические науки/6. Актуальные проблемы перевода

Ст. преподаватель Жусанбаева А.Т.

Казахский национальный университет им. аль-Фараби, Казахстан

Эстетические принципы Р. Бёрнса

 

Немногие народы так ценят и любят поэтов, как шотландцы своего Роби Бёрнса. Он стал для них как бы символом единства нации, выразителем дум и чаяний простых людей страны.

«Сегодня в полный рост встает перед нами фигура великого барда Шотландии, как его называют соотечественники, и не только - смелого, веселого и жизнелюбивого Роберта Бёрнса, неугомонного Робина, голосом которого впервые заговорил простой народ его страны»[42, 88].

«Читая стихи Бёрнса, удивляешься, как могли загрубелые руки землепашца создать все эти непревзойденные по изяществу и тонкости песни, баллады, послания, эпиграммы. И еще удивительнее то, что тяжелый, подчас непосильный труд и постоянная нужда в самом насущном не заглушили в поэте бьющей ключом веселости, веры в человека и в будущее его счастье» [28, 265].

Бёрнс - поэт народный в самом подлинном и глубоком значении этого слова. В его стихах живет и дышит сама природа Шотландии -

     Скалистые горы, где спят облака,

           Где в юности равней резвится река,

  Где в поисках корма сквозь вереск густой       Птенцов перепелка ведет за собой [5, 18 ].

Мы чтим великих поэтов минувших веков - Шекспира, Гёте, Пушкина -не потому, что они были когда-то признаны гениями и навсегда зачислены в разряд классиков, а потому, что эти поэты до сих пор находят живой отклик в душах людей.

«Можно сказать, что они держат экзамен у каждого нового поколения и блестяще выдерживают эти испытания. Иначе бы их сдали в архив или, в лучшем случае, в музей. Из поэтов прошлого нам в первую очередь нужны те, что в свое время были поэтами будущего. Они оказываются нашими современниками и деятельно участвуют в жизни, несмотря на то, что кости их давно истлели в земле» [48, 19].

В поэмах, проникнутых метким и крепким народным юмором, в "Тэме О'Шентере" и "Веселых нищих", в песнях о ткачах и пахарях шотландцы узнают себя и своих земляков, смеются их шуткам и повторяют вслед за бродячим поэтом бушующие буйным задором строфы из "Веселых нищих":

Вам, милорд, в своей коляске

Нас в пути не обогнать,

 И такой не знает ласки

Ваша брачная кровать,

 

Жизнь - в движенье бесконечном: Радость - горе, тьма и свет.

Репутации беречь нам

Не приходится - их нет! [5, 24].

Роберт Бёрнс неотделим от Шотландии, от ее земли и народа. Но кругозор этого национального поэта не был ограничен пределами родной страны.

«Кажется, ни один поэт, которого судьба наделила богатством и славой, не знал такой радости, как Бёрнс. Он никогда не жалуется на судьбу, а бросает ей гордый вызов» [1, 94].

       Не плут, не мошенник,

Не нажил я денег.

                        Свой хлеб добываю я сам, брат.

Немного я трачу,

     Нисколько не прячу,

       Но пенса не должен чертям, брат!.. [5, 87].

Поэт знает, что ничего по-настоящему ценного нельзя купить за деньги - ни любви, ни дружбы, ни вдохновенья. Он не раз повторяет в различных вариантах дорогую ему мысль:

У нас любовь - любви цена!

А в песне о любимой девушке он говорит:

Она не прекрасна, но многих милей.

                  Я знаю, приданого мало за ней,

                  Но я полюбил ее с первого дня

За то, что она полюбила меня! [5, 39].

Богатый духовный мир поэта, его великолепное мастерство — все это обретено в непрерывном и упорном самообразовании.

В былое время о Бёрнсе не раз говорили и писали, как о стихотворце-самоучке. Правда, он, как и Горький, не окончил ни одной школы, но за короткую жизнь он добросовестно прошел свои житейские "университеты", отлично разбирался в политике, имел представление о мировой истории, читал Вергилия и французских поэтов, а в области английской поэзии и родного фольклора был настоящим знатоком.

Бёрнс иной раз пугал критиков своего времени непривычной для их слуха простонародностью выражений, но при желании он умел быть не менее изысканным и галантным, чем его светские собратья по перу. Сам он пишет о себе:

          Как важная знать,

          Не могу я скакать,

          По моде обутый, верхом, брат.

          Но в светском кругу

          Я держаться могу

         И в грязь не ударю лицом, брат [5, 19].

Природный ум, поэтическая интуиция и широкая начитанность вместе с богатым жизненным опытом - все это позволило ему стать на голову выше своей среды и так далеко заглянуть в будущее, чтобы спустя два столетия иметь право считаться нашим современником.

Поэтическое дарование Бёрнса проявилось рано. Первое стихотворение о светлой отроческой любви («Прекрасная Нелли») сочинено в 15 лет. За ним появились и другие песни.

В детстве одной из любимых книг Роберта была биография героя Шотландии Уоллеса. Позже он и победитель англичан в битве при Беннокбурне (1314) Роберт Брюс будут прославлены в стихах. История-прошлое перекликается с современностью. Бёрнс мечтает о том, чтобы нечто подобное французской революции осуществилось и у него на родине. Он вдохновлён идеями Руссо (см.) и Уильяма Пейна (чья книга «Права человека» была запрещена, а сам он вынужден был покинуть Англию). В их духе пишутся строфы «Честной бедности» (1792):

Кто честной бедности своей Стыдится и всё прочее,

Тот самый жалкий из людей, Трусливый раб и прочее [5, 56].

Главные темы его поэзии — любовь и дружба, человек и природа (человек — сын природы и труженик в ней, она кормит и формирует его).

Вместе с тем в стихах и поэмах Бёрнса рано осмыслены столкновения личности и народа с общественным насилием и злом. Впрочем, противопоставление интимной и социальной лирики у Бёрнса совершенно условно. Любовь — чувство естественное, лежащее в самой природе человека, — не раз в стихах поэта предстает глубоко враждебной строю отношений, господствующих в дворянско-буржуазном обществе. Уже ранняя лирика — это стихи о правах молодости на счастье, о ее столкновениях с деспотизмом религии и семьи. Любовь у Бёрнса всегда сила, помогающая человеку отстоять любимое существо, защитить его и себя от лицемерных и коварных врагов.

«В природе, в жизни, в беге времени и борьбе с невзгодами обретали мужество Бёрнс и его герой-простолюдин. Не силы небесные, но личное достоинство, любовь, помощь друзей поддержали их»[2, 38].

Непрестанное движение времени, по убеждению Бёрнса, таково, что старое должно уступить новому («Мосты Эйра», 1786). Движение вперед и только вперед утверждал он как закон бытия. Этот закон славил поэт еще в концовке «Веселых нищих»:

Жизнь — в движенье бесконечном:

Радость — горе, тьма и свет [5, 89].

Борьба отжившего и нового у Бёрнса драматична, чревата и непредвиденными случайностями, и трагедиями, но все, что стоит на пути к будущему, должно быть сметено.

В 1785 г. написана кантата «Веселые нищие». Ее персонажи — бродяги и отщепенцы: калека-солдат, нищенка, бродячие актеры и ремесленники. У каждого в прошлом горе, испытания, конфликты с законом, в настоящем — гонения, бесприютность, нищета. Но человеческое не иссякло в них. Жажду жизни, способность веселиться, дружить и любить, острую насмешливую речь, отвагу и стойкость — вот что запечатлел поэт в динамичном групповом портрете обездоленных земляков, близком по колориту сценам застолья у художников фламандской школы. На веселой ночной пирушке в притоне разбитной Пусси Нэнси поэт заодно с оборванцами. Его песня, бунтарская и дерзкая, составляет финал кантаты:

                     К черту тех, кого законы

                     От народа берегут!

                     Тюрьмы — трусам оборона,

                     Церкви — ханжества приют [5, 92].

В поэтический мир Бёрнса одновременно с лирическим «я» вошли жизни и судьбы его современников: родных, друзей, соседей, тех, кого, встретив случайно, надолго запоминал поэт. Ему чуждо равнодушие к людям. Одних он любит, дружит с ними, других — презирает, ненавидит; многих называет по именам, вычерчивая точными штрихами характеры столь типичные, что за именем встают жизнь и личность, и читатель надолго запоминает их. Таковы корыстная и злая Мэгги с мельницы, напористый и неотразимый сельский сердцеед Финдлей, гордячка Тибби, веселый Вилли — любитель пирушек, друг поэта старый Джон Андерсон. А среди них сам Бёрнс — веселый и смелый, нежный и пылкий в любви, верный в дружбе. Он бредет по целине за деревянным плугом, погружается в раздумье над книгой, шагает среди руин, по вересковым пустошам и по межам овсяного поля. В родном привычном мире ему знакомо все, и он делит с читателем счастливые и трудные минуты.

«Влюбленность в жизнь, искренность чувств — все это живет в поэзии Бёрнса вместе с силой интеллекта, выделяющего из массы впечатлений главное» [14, 59]. Уже ранние стихи Бёрнса полны глубоких размышлений о времени, жизни и людях, о себе и других, таких же, как он, обездоленных. Рядом с песнями о любви, разлуке, печали, песнями, написанными на популярные народные мотивы, возникали такие поэтические открытия, как «Полевой мыши, чье гнездо я разорил плугом», «Был честный фермер мой отец», «Джон Ячменное Зерно», «Дружба прежних дней», «Горной маргаритке», «Честная бедность», уже названная кантата «Веселые нищие», «Новогоднее приветствие старого фермера его дряхлой кобыле», а также многие из сатир.

Вальтер Скотт, защищая Бёрнса от обвинений в «грубости», «невоспитанности», очень верно оценил характер его дарования, в котором слились лирика и сатира, предельно точно определил гражданскую позицию поэта:   «Чувство   собственного  достоинства,   образ  мыслей,   да  и   само негодование Бёрнса были плебейские, правда, такие, какие бывают у плебея с гордой душой, у афинского или римского гражданина» [51, 72]. Плебейская ненависть к власть предержащим — лишь одна сторона творчества Бёрнса.

Другая, не менее важная, — его любовь к людям труда. «Его идеал человека возникал не из «игры воображения», но в осмыслении народной истории и многовекового опыта трудовых низов, их положения в настоящем»[39, 18]. Его любовь и восхищение вызывают честные и добрые труженики, борцы за правду и человечность. Они отзывчивы, бескорыстны, верны в любви и дружбе, преданы отчизне, идут на жертвы во имя справедливости и свободы. Вместе с тем он отвергает распространенные в шотландском народе консервативно-националистические иллюзии (см. стихотворение «Якобиты на словах»). Это получило отражение в его поэтических оценках судеб и личностей шотландских королей, от Марии Стюарт до принца-претендента. Поэт ощущал в романтических преданиях о похождениях «принца Чарли» и в песнях, ему посвященных, все тот же дух народного непокорства, мятежного протеста против ненавистного английского режима. Так, например, песня «За тех, кто далеко», написанная по мотивам старых якобитских «конспиративных» застольных песен и тостов («За Чарли, что ныне живет на чужбине, и горсточку верных при нем»), по праву ассоциировалась в восприятии современников с совсем другими, новыми изгнанниками - с отправленными в ссылку или брошенными в тюрьмы революционными демократами 1790-х годов. Идеи революционного Просвещения прорывались наружу в центральных и заключительных строфах песни:

Свободе - привет и почет.

Пускай бережет ее Разум.

А все тирании пусть дьявол возьмет Со всеми тиранами разом!

 

Да здравствует право читать,

Да здравствует право писать.

Правдивой страницы

Лишь тот и боится,

Кто вынужден правду скрывать [5, 109].

В патриотическом гимне «Брюс - шотландцам», получившем название «шотландской марсельезы», сквозь образы легендарных средневековых борцов за независимость Шотландии - Брюса, Уоллеса и их сподвижников - просвечивают образы живых современников Бёрнса, шотландских «якобинцев», членов сообщества «Друзья народа», поставленных вне закона классовым судом.

Некоторые сатирические мотивы Бёрнса в этом стихотворении перекликаются с гневными строками «Вельможи» Державина. Но сарказм Бёрнса переходит в патетическое пророчество грядущего торжества свободы, равенства, братства народов. Не переданный в русском переводе рефрен подлинника - «А man's a man for a'that» («А человек все равно остается человеком») - стал в Шотландии и Англии провербиальным выражением главного тезиса боевого, революционно-демократического гуманизма Бёрнса.          Такие примиренно-идиллические картины жизни бедняков, как, например, ранний «Субботний вечер поселянина», редки у Бёрнса: «тема «счастья в бедности» чаще всего развивается им в воинствующе демократическом духе: только простой народ умеет быть верным и в любви, и в дружбе и дорожить своей родиной... Бёрнсу ненавистно и социальное неравенство, и религиозное ханжество - все, что калечит человеческую природу и мешает ее свободному гармоническому развитию»[3, 45]. Все плотские радости бытия для него столь же прекрасны и достойны восхищения, как и радость созидательного труда и борьбы, поисков пытливой мысли и поэтического творчества. Идеал человека, как он раскрывается в поэзии Бёрнса, гармоничен и многогранен. «Его лирический герой, в котором угадывается сам поэт, не знает того расщепления мысли и чувства, рефлексии и действия, которое отчасти уже намечается в поэзии сентименталистов, а впоследствии должно было еще резче проявиться в творчестве романтиков»[15, 24].

Политические сатиры и эпиграммы Бёрнса обычно имели точный адрес и утверждали принципы плебейско-демократической гражданственности и морали. Одна из главных мишеней обличения у Бёрнса — дворянско-буржуазная парламентская система в англошотландском варианте, контрасты ее видимости и сути.

В жанровом отношении поэзия Бёрнса очень разнообразна. Наименее интересны его опыты в воспринятых от классицизма дидактических жанрах аллегорического видения или похвального слова. Гораздо ярче и оригинальнее его пародийно-сатирические травестии классицистических высоких жанров (как, например, убийственная «Ода на смерть миссис Освальд» и др.).

Бернс-сатирик мастерски владеет также и жанром лаконической, язвительной эпиграммы (зачастую используя, в частности, форму сатирической «эпитафии» на еще живых противников). Необычайную гибкость и емкость приобретает у него жанр дружеского послания, где сплетаются воедино и шутка, и грусть, и заботы каждодневной жизни, и глубокое раздумье. Бёрнс создает и стихотворную повесть «Тэм О'Шентер», напоминающую гоголевские «Вечера на хуторе близ Диканьки» сочетанием лукавого юмора с фольклорной фантастикой. Вместе с тем он обладал и острым чувством драматизма. Его кантата «Веселые нищие», так же как и многие лирические стихотворения, облеченные в диалогическую форму (как, например, «Финдлей» и др.), обладает внутренним драматическим движением. Ранняя смерть не дала ему осуществить планы произведений, задуманных им для сцены. Но истинная стихия Бёрнса - это песня; здесь всего полнее и разностороннее проявляется его дарование.

Многоголосие — черта поэтического стиля Бёрнса. В его песенном репертуаре неизменно присутствует баллада с характерной для этого жанра сюжетностью и разговорной напряжённостью речи. В сборниках Бёрнса песни, баллады, эпиграммы печатаются в разных разделах. Однако пути этих жанров нередко пересекаются в пределах одного стихотворения и совместно определяют характер поэтического слова.

Баллада у Бёрнса может быть современной, погружённой в быт или обращенной в прошлое, балладой-преданием. Бытовая баллада существует как в сатирическом, так и в сентиментальном обличье... Баллада-предание может припоминать миф («Джон Ячменное Зерно»), местные легенды («Тэм О'Шентер») или национальную историю.

Новаторское направление своего времени — сентиментализм — Бёрнс подверг критической оценке, отбросив в нем то, что он назвал «жеманством» (слезливую чувствительность, пассивность, религиозные иллюзии авторов и их героев). В предромантизме он не принял поэтизацию отчаяния и ужаса перед жизнью. Центральная тема предромантиков — всесилие дьявола, зла в мире — решена Бёрнсом без мистики, в материалистическом плане, содержит политическую оценку реальных сил эпохи. Острый здравый смысл, соленый народный юмор поэта разрушали предромантическую поэтизацию встреч с «нечистой силой». Блестящая пародия на предромантические «дьяволиады» — комическая поэма Бёрнса «Тэм О'Шэнтер».

«Преувеличенной чувствительности и эстетизированным ужасам Бёрнс противопоставлял свое представление о назначении искусства, в котором сенсуалистические и материалистические идеи просветительской эстетики слиты с лучшими традициями фольклора» [22, 134]. Поэзия, утверждал он, должна быть гуманной и естественной, воспевать историю народа и его героев, звать честных тружеников к свободе и защищать их достоинство. Поэта творит Природа («Послание Р. Грэхему»). Ему не чуждо ничто человеческое и главное в нем — человечность. Он «готов утереть любую слезу и исцелить каждый стон». Сам же он — «нагое дитя Природы», — как и все другие неимущие, не защищен от скорбей и зол жизни.

Очищая стих от напыщенности и штампов, Бёрнс стремился к максимальной выразительности поэтического слова.

Поэма "Субботний вечер селянина" написана спенсеровой строфой, что для английской поэзии столь же священно, как и онегинская строфа Пушкина для русской поэзии. Обращена она к Роберту Эйкену (1739 — 1807), адвокату из Эйра, первому поэтическому наставнику Бёрнса. Кстати, "Данди", "Мученики" и "Элгин" — мелодии, использовавшиеся для пения псалмов.

В стихах Бернса звучит шотландский диалект. Речь эту, диалект, даже, по мнению многих, отдельный язык как литературный Бёрнс избрал не первым: до него на нем писал уже упомянутый Роберт Фергюссон; еще ранее ввел в литературный обиход многое, пригодившееся Бёрнсу, родоначальник «шотландского возрождения» Аллан Рэмси (1686-1758). До этого шотландские поэты тоже как-никак были, и среди них первыми нужно упомянуть имена Дэвида Линдсея (ок. 1485/90 - 1555), человека, одарившего Шотландию любимейшей из национальных поэтических форм - «стандартным габби», которое теперь называется «бёрнсовой строфой» - шестистишие, восходящее к старофранцузским песням, о которой разговор еще впереди; автора поэмы «Вишня и терн» Александра Монтгомери (ок. 1545 - ок. 1611), создателя знаменитой и весьма сложной «строфы Монтгомери», да и раньше них поэты были, хотя писали нередко не на английском и не на шотландском, а на национальном кельтском (гэльском) языке, а то и вовсе на латыни. Однако слава их за пределы Шотландии не шла.

Многие из его стихов написаны на мотивы народных песен и сами стали песнями, которые и сегодня поет Шотландия. Обновление и демократизация тематики, языка, художественных средств шли у него в единстве с перестройкой традиционной системы лирических жанров, ее обогащением. Удивительная энергия, острота и богатство суждений, находчивость в полемике и сила аргументов, богатство ритмов и интонаций, удивительная гибкость и красочность народной речи — эти характерные особенности лучших стихотворений Бёрнса завоевали ему всемирную известность.

Поэзия Бёрнса вошла в мировую литературу как могучая действенная сила. Гёте и Байрон с одинаковой прозорливостью угадали, что источник величия Бёрнса как поэта - его народность. «Возьмите Бёрнса, - говорил Гёте Эккерману. - Что сделало его великим? Не то ли, что старые песни его предков были живы в устах народа, что ему пели их еще тогда, когда он был в колыбели, что мальчиком он вырастал среди них, что он сроднился с высоким совершенством этих образцов и нашел в них ту живую основу, опираясь на которую он мог пойти дальше? И далее. Не потому ли он велик, что его собственные песни тотчас же находили восприимчивые уши среди народа, что они звучали ему из уст женщин, убирающих в поле хлеб, что ими встречали и приветствовали его веселые товарищи в кабачке? При таких условиях он мог стать кое-чем»[24, 48]. Байрон в дневнике 1813 г. задается вопросом: чем был бы Бёрнс, родись он знатным, и отвечает на него так: «Стихи его были бы глаже, но слабее; стихов было бы столько же, а бессмертия не было бы...». [32, 68].

Влияние Бёрнса на английскую литературу, особенно в период романтизма, так велико, что с трудом поддается определению. Его поэзия предварила языковые новшества поэтов «Озерной школы»; она указала Вальтеру Скотту пути творческого истолкования национальных преданий и устной народной поэзии.

Явление Бёрнса уникально в мировой поэзии. Именно в тот момент, когда взошедшая на вершины Просвещения европейская культура начинает сожалеть об отрыве от своих корней, из стихии народной жизни является поэт, чтобы продемонстрировать возможность преодолеть этот разрыв, восстановить культурную память во всей её полноте. Предваряя опыт романтиков, занявшихся собиранием фольклора, изучением национальной мифологии, Бёрнс входит в литературу как непосредственный носитель народного слова и сознания.

Ките, Байрон и Шелли были бы невозможны без Бёрнса.

 

Литература:

1. Абуашвили  А.Б. За строкой лирики. М., -1989. —179с.

2. Андрес А. Дистанция времени и перевод. Л., 1965. —289с.

3. Бархударов Л.С. Некоторые проблемы перевода английской поэзии на русский язык // Тетради переводчика. -1984. —Вып.21. —С.38-48.

4. Бёрнс. Избранная лирика. —М., 1977. —198с.

5. Гоциридзе Д.З., Хухуни Г.Т. Очерки по истории западноевропейского и русского перевода. —Тбилиси, 1986. —261с.

6. Гумилев Н. Перевод стихотворный. //Перевод  - средство взаимного сближения народов. Сборник статей. // М.: Прогресс, 1987.

7. Крупнов В.Н. В творческой лаборатории переводчика. М., 1976. —155с.