к.ф.н. Афанасьев Александр Иванович

Одесский национальный политехнический университет

к.ф.н. Василенко Ирина Леонидовна

Украинская национальная академия связи им. А. С. Попова

ЗНАНИЯ И ЦЕННОСТИ

Проблема соотношения знания и ценностей во многом определяется содержанием понятия «знание». Если понятие «знание» исчерпывает все содержание сознания, а то и всей психики, то духовная деятельность человека определяется исключительно как "познание", а идеальные продукты этой деятельности - как знания и практическая деятельность – как воплощение, опредмечивание знания. В этом случае производители ценностей - идеологи, моралисты, богословы, литературные критики и другие адепты ценностных учений - определяют собственную деятельность большей частью как деятельность познавательную, как обнаружение и проповедование истины. Иными словами, ценностные проблемы ставятся и решаются теми же способами, что и проблемы познания. Если же знание понимать в узком смысле, как часть сознания, связанную с познающим разумом, а не с чувствами и эмоциями, потребностями и побуждениями, целями и установками, могущими участвовать и не участвовать в познании, а духовную деятельность не сводить исключительно к познавательной, то ценности оказываются вне сферы познания и даже разума. Речь здесь идет не о том, что ценности не влияют на познавательный процесс, и что знание не является ценностью, а о том, что ценностные установки, оценки, нормы могут быть рассмотрены вне сферы знания, без когнитивного статуса. В таком случае в содержании сознания можно различать знания и ценности, наряду с другими составляющими. В первом случае ценности могут быть изучены, эксплицированы и определены как истинные или ложные, т.е. представлены как знание. Во втором случае их природа, их способ образования и функционирования будут иными, не такими как у обычного или научного знания. Это проявляется хотя бы в том, что они, например, выражают призыв, убеждение, рекомендацию. В силу этого они не могут быть верифицированы, не могут быть обозначены как истинные или ложные, не подлежат рациональному или эмпирическому и вообще гносеологическому обоснованию [2]. Подобная нерациональность ценностей не означает их иррациональности как противопоставления рациональности. Скорее, это внерациональность как внегносеологичность. Преимущество такого подхода видится уже в том, что с ценностей снимается ореол научности или истинности и их можно рассматривать с иных позиций. В этом плане, возможно, перспективным будет перестановка акцентов в сакральном единстве истины, добра и красоты.

Однако и в гносеологическом, и во внегносеологическом бытии ценностей можно различать рациональный и внерациональный аспект. В этом плане многие установки, оценки, требования, запреты и т.д., выраженные в форме норм и выступающие ориентирами и критериями деятельности людей, имеют явную рациональную онтологию. Они сформировались как рациональные способы выживания или функционирования социума и закрепились как традиции. В то же время, они далеко не всегда являются предметом индивидуального или философского гносеологического анализа, не всегда осознаются, не всегда выступают в форме знания. В этом отношении они являются иррациональными факторами деятельности. Предметные ценности, оцененные с точки зрения добра и зла, истины и лжи, прекрасного и безобразного, справедливого и несправедливого, даже получившие разработку в форме философского или аксиологического знания, т.е. имеющие форму явного рационального бытия в культуре, в реальной деятельности нередко функционируют неявно, на уровне интуиций и озарений, чувственно-эмоционального и иного нерационального присутствия.

В своем функционировании ценности сходны с исследовательской парадигмой. Как и парадигма в нормальной науке ценности в случае нормального функционирования социума или культуры могут не осознаваться, неявно предопределяя поступки, отношения, оценочные действия. В этом случае они не имеют ни гносеологического, ни рационального статуса и не оцениваются как истинные или ложные. А как сфера непознанного они могут характеризоваться в иррациональном ключе, как «пока-еще-нерациональное». Когда же наступают переломные времена, ценности начинают осознаваться, исследоваться, критиковаться, перестраиваться, короче говоря, становятся знанием. Это выражается, в частности, в осознанной линии поведения, противопоставляемой господствующим нормам и правилам. Можно упомянуть античных киников, студенческие бунты прошлого века и другие феномены контркультуры. В закрытом обществе это часто связано с кризисом идеологии, когда развивается циничное отношение именно к идеологическим ценностям. Цинизм провоцирует осознание идеологии, теоретические разработки, как критические, так и апологетические. А в литературе, драматургии, массовом сознании ценностные противоречия сталкиваются, часто высекая искры смеха. Смехотворчество – постоянный спутник идеологического кризиса [1, с.34-37]. «В ходе истории периодически наступают времена, отличающиеся особенно циническим настроем (выражаясь марксистским языком, времена приходящего в упадок классового господства). Это эпохи, когда идеология становится рефлексивной, эпохи, в которые нормы и догмы культуры, полиняв и проникнувшись иронией по отношению к себе, начинают играть со своими внутренними противоречиями. Во всей предшествующей истории человечества обретение рефлексивности ложным и злым сознанием всегда было симптомом культурной патологии — выражением того, что господствующие слои вступили в стадию одряхления, на которой обнаруживается склонность к одичанию и освобождению от тормозов» [3].

1. Афанасьев А.И.Василенко И.Л Смех и политика // DOXA. ДОКСА. Збірник наукових праць з філософії та філології. Вип.1. Людина у світі сміху.-_Одеса: Негоціант, 2001– 137с.

2. Максимов Л.В. Когнитивизм как парадигма гуманитарно-философской мысли. – М.: РОССПЭН, 2003– 160 c.

3. Слотердайк П. Критика цинического разума // http://www.i-u.ru/biblio/archive/sloterdayk_kritika/07.aspx