DMITRIENKO JU.N. (Дмитриенко Ю.Н., соискатель ученой степени доктора юридических наук Киевского национального университета имени Тараса Шевченко)

THE FORM AND THE MAINTENANCE OF HISTORICAL AND MODERN UKRAINIAN LEGAL CONSCIOUSNESS (7)

(ФОРМА И СОДЕРЖАНИЕ ИСТОРИЧЕСКОГО И СОВРЕМЕННОГО УКРАИНСКОГО ПРАВОВОГО СОЗНАНИЯ (7)

Отдельные системные элементы правовых рефлексий, особенно удаленные от центра формирования правовой идеи – главнейшего системного элемента украинского правового сознания, формы, будучи тем самым при разных обстоятельствах его становления и развития, отвлечены от целого ее идейно-мировоззренческого образа в приоритетном правовом сознании ее активных субъектов, обычно рассматриваем как философско-правовые и художественные средства. В качестве философско-правовых и художественно-литературных средств для создания образа ученый и писатель располагает средствами языка (родовая правовая природа) и правового языка (видовая правовая природа) и композиции (т. е. соотнесения между собой элементов произведения для более отчетливого выявления их значимости). Формируем следующую аксиому формы и содержания правового сознания: типично правоосознанное формирование истинного правового (знаково-символического, законодательного) образа – правовой идеи системного нормотворення регулятивно-правовыми средствами правового сознания осуществляется в письменном нормативно-правовом акте и/или, в большей мере, художественном произведении, ином произведении: 1) описанием свойств, переживаний героя и т. п. при помощи авторской, нормативно-правовой речи; 2) изъявлениями его свойств через его собственную речь, через речь персонажей; 3) раскрытием его свойств в действиях, во взаимодействии с другими персонажами и т. д. Но ни средства языка, правового языка, ни средства идейно-мировоззренческой и нормативно-правовой композиции сами по себе не могут сущностно специфически радикально-нормативно и идейно-мировоззренчески влиять на прогрессивность трансгрессивного формирования актуально приоритетного цикла социальной активности правового сознания и культуры. Это можно объяснить тем, что, фактически, известные традиционные старые средства формирования нового актуального цикла социальной активности украинского правового сознания и культуры как новой формы государственного строительства и нового государства, слабо сами по себе радикализуют художественно-самостоятельную сущность правового сознания, правовой культуры и новой их законодательной сущности, и новая композиция приоритетной современной формы украинского правосознания, а с некризового цикла социальной активности – и правовой культуры, представляются более общими формами правового сознания, выражения и соотнесения правовых мыслей вообще, а не только в философско-правовом, правовом и /или художественной литературы. Следовательно, сами по себе средства нормативно-правового языка и идейно-мировоззренческой композиции не являются в собственном смысле тем, что мы называем типичной формой правоосознанного и/или художественного освоения мира (родовая правовая природа) и правового мира (видовая правовая природа) в особенности, его традиционного идейно-мировоззренческого и нормативно-правового образного отражения правовым сознанием и в правовом сознании. Поэтому в корне неверна обычная (путающая понятие законодательной (законотворческой) техники с понятием формы правового сознания) точка зрения на изучение формы правового сознания как на изучение именно средств правового языка и законодательной (законотворческой) композиции, представляемых в виде механической суммы разных правовых (законодательных) приемов. Формируем следующую нашу аксиому формы и содержания украинского правового сознания: анализ средств правового языка и любой (даже каждой) законодательной композиции формы правосознания, а с некризового цикла социальной активности – и правового сознания, самих по себе не есть еще рациональное изучение ее формы; рациональное и прогрессивное изучение формы украинского правового сознания есть изучение идейно-мировоззренческих и нормативно-правовых образов философско-правовых произведений, воплощенных с помощью этих средств и отражающих строго типично и/или атипично правоосознанную автором действительность (родовая правовая природа) и правовую действительность (видовая правовая природа). Но последние, становятся идейно-мировоззренческой, философско-правовой, нормативно-регулятивной, художественной, литературной и иной формой любого правового сознания и культуры, точнее ее несменными (родовая правовая природа) и сменными (видовая правовая природа) компонентами в пределах, как правило, но не всегда, одной конкретно-исторической правовой эпохи становления и/или развития правосознания. То есть идейно-мировоззренческими, философско-правовыми, правовыми, законодательными, нормативно-регулятивными, художественными, литературными и иными, переставая быть собственно «средствами» — в своей взаимосвязи и в связи со всем их содержательным целым, формируют найсущественнейшую специфическую и вместе с тем строгую и неизменяемую во все времена функцию — функцию стойкого создания идейно-мировоззренческих (родовая правовая природа) и нормативно-правовых (видовая правовая природа) его образов. Следующая аксиома по идеям классиков: правовые (законодательные, законотворческие, идеологические и иные), созданные правовым сознанием и в правовом сознании никак не мыслимы вне их языкового, конфигурационного и композиционного обнаружения, но и средства языка, технико-правовой, технико-законодательной конфигурации и композиции получают значение типичной философско-правовой, идейно-мировоззренческой, нормативно-правовой, художественной и иной формы правового сознания как актуальной лишь через созданные посредством них конкретно-исторически приоритетных и общественно (социально, идеологически и т.д.) актуальных регулятивно-нормативных (в первую очередь нормативно-правовых) образов, которые исходят из любой, но идейно сформированной и адаптированной в определенном месте существования и актуального функционирования приоритетной формы традиционного украинского правового сознания идейно-мировоззренческой родовой правовой природы. Мы не воспринимаем непосредственно синтаксического строя речи философско-правового произведения, нормативно-правового акта, для нас не имеет никакой самостоятельной эстетико-правовой ценности такое, а не иное расположение разделов нормативно-правового акта, глав философско-правового произведения и т. п., — как таковые они просто так не воспринимаемы. Для создания философско-правового, художественного и иного произведения они необходимы, но недостаточны; поэтому взятые сами по себе они не могут быть оценены, т. к. они получают свой правовой (законодательный (законотворческий) смысл лишь в целом — в правовом образе, в первую очередь текста нормативно-правового акта. Очевидно, что самое создание полноценного правового образа действительности (родова правовая природа) и правовой действительности (видовая правовая природа) правовым сознанием и в правовом сознании, как окончательно идейно-мировоззренчески конкретного и законодательно законченного отражения определенного жизненного, правового и любого явления, образа или предмета, - возможно лишь на основе глубокого и верного понимания тех жизненных и правовых условий, в которых реально развертываются отражаемые в правовом сознании события, процессы, возникают и развиваются правовые характеры, эмоции и характеристики данной правовой (законодательной) среды. Правовой (законодательный) образ в правовом осознании действительности и правовой действительности лишь тогда может быть убедителен для нас как типичний приоритетный и традиционно оригинальный тип (форма) правового сознания, когда в нем осуществилось, оформилось «истинное и дельное содержание» (Гегель); наоборот, чем слабее, беднее, ошибочнее представление ученого и/или писателя о данной области правовой жизни, тем произвольнее, случайнее, неубедительнее и созданные правосознанием образы, характеры. Как в том случае, когда правильные, отвечающие правовой действительности законодательные обобщения правовед не сумел перевести в план конкретного знаково-символического изображения и ввел их в философско-правовое и/или методологически-правовое произведение в общей, неиндивидуализированной, т. е. ненадлежащей, форме, так и в том случае, когда юрист-практик снабдил изображенные правовые события и характеры свойствами случайными и произвольными, не опирающимися на строгие нормативно-правовые обобщения, мы будем иметь дело с нарушением адекватности и полноценности формы и содержания исторического и современного украинского правового сознания и культуры. В связи с неполным их взаимопереходом отсутствует полновесная, содержательная и немаргинально-правовая форма осознания правовой действительности. Следующая наша аксиома: нарушение принципов единства формы и содержания украинского правового сознания и культуры, существенности формы может явиться результатом различных причин. Оно может быть определено недостаточностью технико-технологического, образовательного и иного мастерства ученого-правоведа, или тяготением над ним уже отживших, как правило, позитивных правовых (законодательных) и /или художественно-литературных, иных существенных общественных традиций. Оно неизбежно возникает тогда, когда ученый-правовед и/или писатель нарочито подчиняет образную систему философско-правового и иного произведения ложной правовой (законодательной), как правило, идеологически интерпретированной старым позитивным правом и его тенденциями, идущими в разрез с правовой (законодательной) исторической и/или современной действительностью (родовая правовая природа) и правовой действительностью (видовая правовая природа). Во всех таких случаях создаваемая ученым-правоведом и/или писателем новая форма (например, правовые идеи, нормы права, правовые персонажи, ситуации и т. д.) будет де-юре - формой правосознания, чуждой законодательному содержанию, искажающей в определенной мере правовую действительность нормативным ее или непониманием, или де-факто - сознательным нормативным искажением, и неспособной вместить объективную, в первую очередь, традиционную, ментально структурированную правовую истину. Но и такая форма правового сознания «так мало безразлична для содержания, что она скорее составляет собой само это содержание» (Гегель), но содержание, в котором субъективное правовое начало (идущее от творческой слабости автора или от его идейной ограниченности, консерватизма и т. д.) находится в противоречии с объективными традиционными элементами правового сознания в общественном сознании. Так осуществляется социальная активность кризисного цикла, производящая ложную действенность ущербной формы, но действенность отрицательного порядка.