Н. П. Михайлюк, кандидат филологических наук, доцент

Одесская национальная юридическая академия

Функционально-стилистические особенности прономинальной Антропоцентрической транспозиции в англоязычной поэзии

Антропоцентрическая транспозиция предполагает использование прономинальных форм, предусмотренных для антропоцентрических сущностей, вместо имперсональных.

В чистом виде антропоцентрическая транспозиция имеет достаточно ограниченную сферу употребления. Здесь особой активностью отличаются притяжательные местоимения благодаря участию в расширенных вокативных конструкциях. Эта конативная, или фатическая, функция весьма характерна для поэзии, когда в качестве адресата выступают стихии, абстрактные сущности, неодушевленные предметы.

Сопровождающие эти сущности притяжательные местоимения во 2-ом лице thy, thine, your также создают обстановку непосредственного речевого контакта с неодушевленными предметами и абстрактными сущностями. Причем степень интимизации может быть градуирована благодаря выбору местоимения. Наиболее официальной является форма your, наименее официальной некоторые исследователи считают thy, при этом форме thine отводится срединное, промежуточное положение. Однако здесь скорее действует другой принцип: выбор между thy и thine, определяется правилом благозвучия. Thine встречается тогда, когда далее идет слово, начинающееся с гласного или h. Это достаточно хорошо просматривается, например, в поэзии А. Суинберна. Ср., например, выборки определительных синтагм из «Баллады о бремени»:

thine own songs; thine attire; thine heart, но

thy choral pulses; thy face; thy lips; thy girdle [8: 221-223].

Итак, во всех подобных случаях происходит проникновение притяжательных местоимений 2го лица в понятийную сферу, где это лицо является нерелевантным. Данная транспозиция приводит к персонификации предметов и явлений неодушевленного мира.

В произведениях других жанров антропоцентрическая транспозиция вокативного типа также используется, хотя и не столь часто, как в поэзии.

Поскольку, как в свое время писал Э. Бенвенист, «я» может быть определено только в терминах «производства речи», т.е. «я» значит «человек, который производит данный речевой акт, содержащий я» [1, c. 286], то совершенно очевидным фактом будет прономинальная транспозиция, если этот акт говорения производит любой другой субъект, кроме человека.

Такая транспозиция часто наблюдается в поэзии, когда даром речи наделяются животные, предметы неорганического мира и т.д.

Наши наблюдения показали, что в англоязычной поэзии подобная антропоцентрическая (антропоморфная) транспозиция имеет место тогда, когда субъектом речи выступают зооморфические или флористические сущности.

Так, у К. Сэндберга одно из стихотворений написано от имени живой травы:

(1) Pile the bodies high at Austerlitz and Waterloo,

Shovel them under and let me work –

I am the grass; I cover all.

(2) I am the grass

Let me work [5: 348].

Как видим, первое лицо номинативного и объектного падежа позволяет говорить об антропоморфной транспозиции: благодаря 1 лицу трава олицетворяется, – она сродни «человеку говорящему» (homo loquens).

Аналогичный прием используется и в стихотворении Сильвии Плат «Зеркало». Зеркало является непосредственным собеседником читателя и, говоря о себе, прибегает к местоимению 1 лица ед. числа:

I am silver and exact. I have no preconceptions.

Whatever I see I swallow immediately

Just as it is, unmisted by love or dislike [4: 537].

Местоимение I повторяется в стихотворении, состоящем всего из 18 строк, 11 раз, представляя собой тот стержень, на который нанизывается всё стихотворение:

I am – I have – I see – I swallow – I am not –

I meditate – I have looked – I think – I am –

I see – I am.

Зеркало здесь предстает как реальный человек, со всеми присущими ему чувствами и способностью мыслить. Местоимение I вторглось в мир неодушевленных сущностей и поэтому может рассматриваться как прономинальный транспозит, используемый вместо нулевой местоименной формы, – 1 лицо для неодушевленных предметов нормативной грамматикой не предусмотрено.

Персонификация без гендерной отнесенности может актуализироваться и с помощью вокативного личного местоимения you, а также его поэтического аналога thou. Такие случаи гендерной транспозиции особенно распространены в поэзии.

Апострớфы, обращенные к стихиям, характерны для поэтов XVIII – XIXвеков. Их можно найти в творчестве Д. Китса, Дж. Байрона, П. Шелли и других поэтов - романтиков.

Так, в «Оде к Западному ветру» (Ode to the West Wind) Перси Шелли многократно обращается к ветру:

O thou <…>,

Wild Spirit, which art moving everywhere,

Destroyer and preserver; hear, oh, hear! [7: 487].

У Джона Китса есть стихотворение-апострớфа «К осени» (To Autumn), где осень является собеседником поэта. Идентификация «собеседника» осуществляется с помощью личного местоимения thou и соответствующего посессива thy, в начале XIX века ещё служивших выражением поэтической интимности:

… thou hast thy music too,–

While barred clouds bloom the soft-dying day… [3: 153].

У Джорджа Байрона в «Чайльд Гарольде» имеется фрагмент, названный им «Обращение к океану» (Apostrophe to the Ocean), где «немой» собеседник поэта называется им «thou». Здесь также присутствуют объектная форма thee и посессив thy:

Roll on, thou deep and dark blue ocean – roll!

Ten thousands fleets sweep over thee in vain;

Man marks the earth with ruin <…>

He sinks into thy depths with bubbling groan

Without a grave, unknel’ed, uncoffin’d, and unknown [2: 187].

Стихии помогают скрасить одиночество лирическим героям, которых объединяет романтическое начало во всех этих апострớфах к неодушевленным сущностям.

Одушевление без гендерной детерминации осуществляется также с помощью относительных местоимений. Это прежде всего касается местоимения who в придаточных предложениях, где оно вытесняет местоимения what и which, которые, в соответствии с нормой, коррелируют с неодушевленными сущностями:

O, Love, who bewailest

The frailty of all things here,

Why choose you the frailest

For your cradle, your home, and your bier? [6: 606].

Относительное местоимение who только задает персонификацию, но не позволяет актуализировать родовые признаки концепта «любовь». Не дает возможности внести гендерную определенность и местоимение you, как и ранее упоминавшееся сопутствующее притяжательное your (thy, thine).

Таким образом, личные местоимения 2го лица (you, thou), притяжательные местоимения 2-го лица (your, thy, thine), а также относительное местоимение who попадают в сферу местоимений what и which, т.е. в сферу действия нулевых форм местоимений или в сферу действия неодушевленного мира, что приводит к антропоморфизации последнего.

В целом же, в чистом виде антропоцентрическая транспозиция встречается сравнительно редко.

Литература:

1. Бенвенист Э. О субъективности в языке // Бенвенист Э. Общая линг-вистика. – М.: Прогресс, 1974. – С. 292–300.

2. Byron G. Childe Harold’s Pilgrimage //The Complete Works of Lord Byron. Vol 1. – Б. м., б. г. – 518 p.

3. Keats J. To Autumn // The Pocket Book of Verse. – New York: Pocket Books, 1968. – P. 152–153.

4. Plath S. The Mirror// What Is the English We Read. – M.: Prospect, 2003. – P.537.

5. Sandburg C. The Grass // The Pocket Book of Verse. – New York: Pocket Books, 1968. – P. 348.

6. Shelley P. Lines // The Poetical Works. – London: E. Moxon, Son & Co., 1869. – P. 606.

7. Shelley P. Ode to the West Wind // The Poetical Works. – London: E. Moxon, Son & Co., 1869. – P. 487.

8. Swinburne A. A Ballad of Burdens // An Anthology of English Literature (XIX). – M: Prosvescheniye Publishers, 1978. – P. 221–222.