Ершова Э.Б.

 

ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ ПЕРСПЕКТИВЫ ПОЯВЛЕНИЯ ГРАЖДАНСКОГО

ОБЩЕСТВА В РОССИИ В НАЧАЛЕ ХХ И XXI веков

(Взгляды западных ученых на историческое наследие России

в формировании гражданского общества)

                           

Первые десятилетия ХХI в. в Европе и России очень похожи на начало ХХ века. Этническая и национальная напряженность на Балканах, насилие в Сараево,  Сербии, Ливии, социально-политические изменения в России – это ли не повторение ситуации начала XX в., к которой добавлены цветные революции в странах Восточной Европы, на территориях союзных республик бывшего СССР, натовские разборки со странами Ближнего Востока, Азии и Африки, и многое другое. Общие черты для первых десятилетий  этих веков особенно заметны в России.

Многие ученые и политические деятели не только России, но и Запада в связи с этим по-новому рассматривают  её историю, знание которой могло бы помочь избежать повторения многих ошибок не только в самой России, но в странах Запада. Понимание прошлого необходимо для нашего общества, стремящегося преодолеть столетия авторитарных режимов и создать жизнеспособное демократическое государство, так и для Запада, который имеет непосредственное дело с Россией, расположенной своей территорией как в Европе, так и в Азии.

Существует традиционное мнение о том, что авторитарное правление внутренне присуще России. Оценки европейских путешественников в разные времена неизменно характеризовали россиян как рабов по происхождению и духу, которые не просто привыкли и смирились с этим, но ценили и признавали только силу власти.

Профессор из университета штата Каролина США Томас Портер в своем выступлении в государственном университете управления перед студентами отмечал, что на Западе утвердилось мнение о стремлении и царского, и советского режимов господствовать в экономической и политической жизни России в такой степени, в какой это нетерпимо было бы на Западе. В качестве главной черты политической культуры нашей страны ХХ века он выделял в действиях государственной власти такие понятия, как «произвол», «беспредел», приведя как доказательство, слова цензора Никитенко, сказанные им еще в середине ХIХ в. о том,  что  гражданские качества россиян еще не до конца сформированы, так как  еще пока нет существенных  элементов, без которых возможно гражданское сообщество, но не может быть гражданского достоинства, а именно духа общественности, чувства законности и чести. Т.Портер видел явную преемственность между царской и советской системами, говоря, что это не может служить подтверждением о возвращении к авторитарному  управлению на рубеже ХХ-ХХI вв. в связи с возрастанием  роли национальных и социальных движений.

Исторически в 1917 г. в России существовала возможность альтернативного пути развития, но в результате слабости Временного правительства, других либеральных сил произошла Октябрьская революция, в которой участвовали не одни большевики, но и меньшевики, эсеры, анархисты и другие общественные движения, о чем обычно не пишут и не говорят. Их неприятие в последующем программы большевиков привело к столкновениям и отказу большевиков от демократии в пользу диктатуры пролетариата, в результате чего её развитие пошло по пути  формирования авторитарной системы власти.

Американские ученые Л. Хаймсон и Т. фон  Лауе высказали свои сомнения по поводу возможного мирного развития России в 1917 г., о чем они написали в своих статьях еще в 60-70-е гг. [1].

Тогда они впервые выдвинули тезис о том, что российское общество настолько боялось революции, что не испытывало особого желания проводить социальные и политические реформы, не желая разжечь революционный пожар. Дополняя тезис Хаймсона,  Лауе считал, что у России просто не было никакого шанса для мирного развития в то время из-за стремительно надвигавшейся индустриализации, отделявшей образованную часть общества от  простого народа, от крестьянства.

Новые исследования Т. Портера привели к совершенно противоположному мнению о ситуации, сложившейся в России  к 1917 г.: волна реформ, захватившая как город, так и деревню, вплоть до I-й мировой войны, подвели часть среднего класса к участию в общественной деятельности и обновлению социальной и политической жизни. Его точку зрения разделили А. Линдермейер и М. Хемм, считавшие, что образованное общество России становилось все более активным и реформистским, но при этом гражданское общество еще только находилось в самом начале своего формирования [2]. Эти исследователи положительно оценили роль автономных групп населения в процессе преобразования России из страны холопов в гражданское государство.

Организаторские способности представителей русских деловых кругов были рассмотрены такими россиеведами, как А. Рукмен, Ч. Руд [3]. Публикации М. Хемма, П. Херлихай, И. Брадлея о развитии городских сообществ в России в ХХ века утверждали, что жизненные условия в городах, как в центре, так и на переферии, постоянно улучшались, что рабочим нравились открывавшиеся возможности для продвижения по службе, что у них не было желания поддерживать большевиков в их деятельности по разрушению социальных и политических порядков[4].

Их выводы отличаются от точки зрения Л. Хеймсона и некоторых других россиеведов о том, что к 1914 г. либеральные партии были отчуждены от политики и бессильны, тогда как недовольные массы рабочих все больше воспринимали  пропаганду большевиков, эсеров и других радикальных партий. Эти выводы говорят о том, что среди западных ученых нет единого мнения о значении Октябрьской революции и формировании гражданского общества в России в тот период. Западные ученые, к сожалению, исходят из очень узкого подхода к анализу российской ситуации начала ХХ века и не учитывают состояния общества в целом: уже революция 1905-1907 гг. показала нерешенность проблем и революционную настроенность основной массы населения. Нежелание верхов провести необходимые реформы - аграрную, политическую, социальную и другие все больше настраивала население против самодержавия, а первая мировая война истощила терпение народа и потому революция стала закономерным откликом на противоречия в жизни императорской России.

Много времени западные ученых дискутировали о том, что такое «гражданское общество» для России и до какой степени его появление могло совпасть с развитием среднего класса в России. Такая постановка вопроса довольна интересна, если взять во внимание её в качестве метода исследования процесса модернизации российского общества.

Дж. Хебермас использовал в своей работе понятие «гражданская общественная сфера» в описании независимой деятельности среднего класса Европы, начавшейся еще в ХVIII в. Этот термин послужил определением общества, в котором существуют множественные добровольные объединения, ассоциации, где профессионалы имеют автономию по отношению к государству, то есть обладают свободой своей деятельности. По отношению к России, применяя этот термин, западные ученые разделились на две группы: одни утверждают, что в поздне-императорской России среднего класса не существовало, а, следовательно, не было основы для развития демократии. Другие, доказывая обратное, относят участников общественных выступлений к бесформенной социальной группе, поставившей себя между царем и народом. В эту часть населения они включают все политические организации, рабочие группы, представителей коммерческих предприятий и многих других, которые были, по их мнению, основой зарождения политического плюрализма и последующего развития демократии. Они делают вывод о том, что раздробленность и изоляция зарождавшегося среднего класса, состоявшего из специалистов-профессионалов недворянского происхождения и деловой общественности, к которой частично они относят и дворян-либералов из земских учреждений, не способствовали целостному развитию среднего класса и приводили к возникновению революционных настроений.

Развивая эту тему, Том Портер считает, что между профессионалами недворянского происхождения и либеральным  земским дворянством, которое пыталось скоординировать общественную деятельность, существовала зависимость, ибо дворяне не могли обойтись без специалистов. Их автор относит к «третьему элементу», как бы существующему связующим звеном между той и другой группой. Т.Портер говорит, что к 1914 г. в деятельности земств участвовало 100 тысяч специалистов: статистиков, агрономов, ветеринаров, учителей, врачей, чиновников земских управ. Но ведь именно они и составляли основную массу профессионалов недворянского происхождения, и потому, на наш взгляд, ошибка западного ученого состоит в том, что он попытался  найти в этих сословиях хоть какие-то признаки гражданского общества в России [8].

В своем стремлении идти по направлению к современному государственному устройству общество пыталось участвовать в разрешении ряда социальных проблем совместно с правительством Николая II, но  как говорит Т.Портер «...царский режим продолжал отстаивать устаревшие идеалы и превозносить самодержавие», противореча себе попытками провести модернизацию России в ходе реформ Витте и П.А.Столыпина. Программы этих видных общественно-политических деятелей России конца Х1Х - начала ХХ вв. признавали существование среднего класса и даже пытались опереться на него, но начавшиеся войны и революции не позволил укрепиться среднему классу достаточно основательно, чтобы стать опорой самодержавию.

Безусловно, создание среднего класса в России могло способствовать формированию современного демократического правительства и развитие капиталистического уклада жизни населения, его самосознания. Однако это предположение не соответствует исторической правде.

Другой фактор создания гражданского общества доктор Т. Портер увидел в организации ряда филантропических обществ, общественной деятельности членов губернских и земских собраний и управ, неофициальных обществ промышленников и предпринимателей, а после Манифеста Николая II от 17 Октября 1905 г. - видных деятелей легальных партий октябристов и кадетов. Он возводит промышленников Рябушинского и Гучкова в национальные политические лидеры России. В принципе, в Советской России о них было известно только лишь как о противниках большевиков и сторонниках монархии. В последние годы начались более подробные исследование их деятельности, что, безусловно приведет в дальнейшем к смене точек зрения на эти личности и их роль в истории России. Интересен взгляд Т. Портера  и других историков по России на взаимоотношение Николая II и таких деятелей, как П.А. Столыпин, Рябушинский и Гучков. Он утверждает, что даже когда  социальный и экономический кризисы, присущие любой модернизации, усилились в России, царь отказался от протянутой передовыми людьми руки и остался верен устаревшим представлениям личного управления, основанного на традиционной системе сословий. Он не нашел возможным воспользоваться желанием и стремлением  П.А. Столыпина, одного из выдающихся российских деятелей того времени, провести аграрную реформу, с помощью которой тот хотел приобщить крестьянство к общественной, экономической и политической жизни нации, что послужило бы первым шагом по направлению к созданию гражданского общества в России.

Т. Портер полагает, что если бы была полностью реализована столыпинская программа, то это могло бы подтолкнуть страну к развитию современного политического уклада, какой существовал тогда на Западе - с юридической защитой гражданских свобод, наличием политических партий и участием народа в управлении вместо традиционной культуры России. Свою точку зрения он основывает на том, что П.А. Столыпин убедил Николая II издать Указ от 6 октября 1906 г., в котором восстанавливалось право  крестьян избирать своего делегата в земства и принимать участие во вторичных, недворянских избирательных куриях и конгрессах, отданных до того времени  горожанам. Условием участия в этих кампаниях должна была стать частная собственность на землю. Эти права у крестьян были отобраны в 1890 г. Указом Александра III. Но их восстановление могло привести к уничтожению сословной системы и дать крестьянству равные с дворянами избирательные права. П.А. Столыпин был полон решимости реформировать старорежимный порядок, ликвидировать общину и круговую поруку, для чего ввел выдачу крестьянам паспортов, дававших им возможность свободно передвигаться по стране и переселяться на окраины страны, где они могли получить достаточно земли в свою собственность. Его реформа также предполагала отдать в частную собственность общинные земли, что повлекло бы за собой не только разрушение общины, но и создание  слоя зажиточного крестьянства.

Оценивая деятельность П.А. Столыпина, западные ученые считают, что в достижении своих целей он прилагал немало усилий, не только укрепляя и воодушевляя органы местного самоуправления, но и повышая сферу их компетентности. Он уменьшил правительственный контроль за земствами, ограничив в тоже время их права по налогообложению. Некоторые современные россиеведы полагают, что П.А.Столыпин как бы предвидел появление федерального государства, что маловероятно, ибо он был самым горячим приверженцем монархии. Однако последующие события не позволили П.А .Столыпину провести в жизнь свои реформы, ибо он был убит в Киеве в 1911 г. 

Расширение земского аппарата потребовало увеличения специалистов в земских учреждениях. Так, например, Ч. Тимберлейк определил,  что в 1909 г. число агрономов, работающих в земствах, увеличилось с 422 в 1905 г. до 2.363 чел., считая таких земских служащих как средний класс, ибо, по его представлениям, они считали себя  работниками гражданской службы, а не государственной, и не относили себя ни к правительству, ни к народным массам, хотя при наличии достаточной поддержки могли быть связующим звеном между той и другой сторонами, и таким образом можно было избежать революционной ситуации. Свой вывод он сделал на том основании, что к 1911 г. по сравнению с 1879 г. в 22.767 сельских школах увеличилось количество учителей с 24.389 до 62.913 [5].

Эти данные подтвердил в своем исследовании Д. Брукс, отметивший, что из всех областей деятельности земств между 1880 и 1914 гг. наиболее заметное развитие было в области начального образования.

Говоря о практической стороне дела, эти ученые все же не поняли или не знают, что накануне революций 1917 г. 75% населения было неграмотно и из них основная масса - это крестьянство, женщины и дети.  Недаром Советская власть поставила задачу после победы в гражданской войне и разгрома иностранной интервенции ликвидации неграмотности, чтобы приобщить к культуре основную массу населения России [6].

Итак, какие же выводы делают западные историки, анализируя события начала ХХ века в России?

Они считают, что накануне Первой мировой войны в стране происходили серьезные политические и социальные перемены, государство и образованные слои общества сотрудничали вместе в оказании помощи голодающим, борьбе с эпидемиями, развитии образования, окультуривании крестьянства, переселении тысяч крестьян на пустующие сибирские просторы, что способствовало ослаблению напряженности между самодержавием и обществом. Они считают, что их вывод отрицает выдвинутое дореволюционными либералами положение «государство против общества», ставшее в поздний период отправной точкой для большинства исследователей этой области истории России. Исследования  западных ученых показали, что многие губернаторы приветствовали деятельность земств, особенно в области образования и здравоохранения. Возникновение гражданских ассоциаций и демократических движений как в начале ХХ, так и XXI вв. может служить, по мнению западных россиеведов, одним из факторов сравнения между современной Россией и той, что исчезла в водовороте Первой мировой войны, революций 1917 года и Гражданской войны.

Анализируя сложившуюся ситуацию в современной России, они пишут, что первые годы перестройки и распада советской власти возродили у Запада  надежды на приобретение новых видов свободы, самоуправления и улучшения материального благополучия, вселили уверенность в то, что в России может развиваться гражданское общество. Но последние исследования привели их в заключению, что на сегодняшний день существуют лишь рудиментальные и эмбриональные черты гражданского государства, особенно в сравнении с Веберовской парадигмой образца западной демократии. На основании этого они считают, что «будет ошибочным признавать государственное устройство России демократическим; скорее это молодое государство с демократическими чертами    (и, увы, со многими чертами олигархии и авторитаризма)». За последние годы на Западе окрепло убеждение, что в России недостаточно развита социальная интеграция и самоуправление не только регионов, но и рядовых ассоциаций и предприятий по отношению к государству. А именно это считается одним из основных критериев  западной демократии. Поэтому начальная стадия становления гражданского общества в России больше похожа на общества стран Латинской Америки и неравномерное региональное развитие современной Италии.

Тем не менее, западные ученые признают, что при сравнении сегодняшних реалий с ситуацией начала ХХ века можно говорить о наличии больших возможностей для развития гражданского общества, демократических институтов и общественных ценностей. Фактически в России, по мнению И. Левина, сформирован за последние два с лишним десятилетия независимый класс, владеющий частной собственностью, а проявлением гражданского самосознания стали протестные движения на улицах Москвы и других городов в последние два года.

Различие ситуаций, сложившихся в начале ХХ и XXI столетий в России, было в том, что в начале ХХ века промышленники, представители среднего класса, интеллигенции стремились участвовать в работе Правительства, хотя и без особого успеха, чтобы повлиять на самодержавие и заставить его решать необходимые для России проблемы.

В конце ХХ в. крупные предприниматели достаточно твердо определяли и диктовали правительству Б.Ельцина правила ведения экономики,  социальной и политической сферы. Общим для того и другого времени осталось то, что до сего дня не существует благоразумного и сплоченного среднего класса, а многие предприниматели до сих пор индиферентны к политике. Ко всему прочему, олигархия, поддерживавшая поначалу похожие на классические либеральные реформы Гайдара и Ельцина, впоследствии стала давить на Правительство, требуя все больших льгот для себя, не думая при этом об общем благе, об интересах всего общества. Приход на посты Президента и Премьера В.В.Путина и Д.А.Медведева за последнее десятилетие постепенно меняет ситуацию в отношениях предпринимателей, как крупных, так и среднего класса, пытаясь привлечь их к решению проблем самой России, а не вывоза денежных средств зарубеж.

Высказанные точки зрения западными историками довольно интересны, но они так и не увидели аналогии в отношениях российской буржуазии к интересам общества, как в начале прошлого века, так и начале нового. Сегодня все яснее становится, что если олигархи не задумаются над положением народов страны, и не будут содействовать созданию правового и политического поля в обществе, улучшению экономического положения  широких масс населения, их ждет участь верхов царской России.   

Таковы взгляды западных ученых на исторические аналоги в нашем продвижении к гражданскому обществу. Безусловно, можно было бы много дискутировать по этим проблемам, но нашей задачей было ознакомление читателей со взглядами западных ученых на пути демократического развития России. Россия быстро постигает все премудрости как «дикого капитализма», так и его демократических постулатов, но при этом она все же идет своим особым путем.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Leopold Haimson, «The Problem of Social Stability in Urban Russia, 1905-1917,» Slavic Review, Vol.XXШ, No.4 (Dek. 1964) and Vol.XX1Y, No.1 (Varch 1965); Theodore von Laue, Why Lenin? Why Stalin? (Philadelphia; Lippincott,1971).

2. Adele Lindenmeyer, Poverty is Not a Vice: Cherity, Society and the State in Imperial Russia; Michael Hamm, [Kiev: A Portrait, 1800-1917, and  Kharkv’s Progressive Duma, 1910-1914], Slavic Review,1981.

3. Jo Ann Ruckman, The Moscow Business Edite: A Social and Cultural Portrait of Two Generation, 1840-1905 (Dekalb: Norhem Illinois University Press,1984); Charles Ruud, Russian Entreprenuer: Publisher Ivan Sytin of Moscow,1851-1934 (Montreal and Kingston: McCill-Queen’s University Press, 1990).

4. Patricia Herlihy, Odessa: A History, 1794-1914 (Cambridge: Harvard University Press, 1986); Joesph Bradley, Muzhik and Muscovite: Urbanization in Late Imperial Russia (Berkeley: University of California Press, 1985).

5. Charles Timberlake, The Zemstvo and the Development of a Russian Middle Class, in Clowes, et al    eds., Between tsar and People.

6. Moshe Lewin, The Georbachev Phenomenon: A Historical Interpretation (Berkeley: University of California Press, 1985.

7. S. Frederick Star, The Paradox of Yeltsin’s Russia, The Wilson Quarterly (Summer 1995).

8. Thomas Porter, Prospekts for Russian’s Civil and Development in the 21-st Century, North Carolina A&T State Uniwersity, 1998.