СУДЬБА БЕСТУЖЕВКИ (Ю.П. МАХНОВЕЦ)

Э.П. Федосова*

СУДЬБА БЕСТУЖЕВКИ (Ю.П. МАХНОВЕЦ)

В конце 1968 г. седой 84-летний человек привез в Посольство СССР в Париже несколько ящиков рукописей, сказав, что он выполняет последнюю волю своей жены, недавно умершей, которая завещала отослать все эти материалы на родину в Россию. Его женой была старейшая бестужевка Юлия Петровна Махновец (по мужу Гавенис), которая скончалась 1 сентября 1968 г. на 99 году жизни в маленьком городке близ Парижа – Ножане на Марне.

Незадолго до смерти в мае 1968 г. она писала Т. Осоргиной: «Мой муж и пишущая Вам, оба глубокие старики... материально мы достаточно обеспечены... но морально мы крайне драматично страдаем: ни одного близкого человека... никого не знаем для сближения. Наше поколение исчезло, новое нам чуждо и к нам они или равнодушны или корыстны... жутко нам наше одиночество. Не знаем как пристойно дожить? Кто бы в нас вызвал полное доверие?»[1] Видимо доверие могла вызвать только Россия.

И вот передо мной лежат материалы, переданные нашим Посольством в Париже в Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Это воспоминания Ю.П. Махновец, ее дневники (1907–1968 гг.), записные книжки, письма к ней и от нее разным лицам. Листаю страницы и передо мной раскрывается нелегкая и в чем-то трагичная судьба Юлии Петровны и ее сестер – Людмилы и Лидии, мечтавших о равноправии, благосостоянии и просвещении для всех униженных, обездоленных и волею судеб оказавшихся на чужбине, где их ждала грустная эмигрантская жизнь – без денег, без права на работу... без родины.

Юлия Петровна была сестрой видного деятеля «экономизма» и «рабочедельчества» В.П. Махновца (Акимова), который на II съезде РСДРП был главным оппонентом В.И. Ленина, внес 21 поправку в проект программы партии, в частности возражал против включения в программу требования диктатуры пролетариата. Ю.П. Махновец сама участвовала в революционном движении, также как и ее сестры. В свое время их дом в Воронеже на Никитской улице считался «революционным гнездом». Юлия Петровна преследовалась царским правительством, четырежды арестовывалась (в 1902, 1903, 1905 и 1906 гг.), сидела в тюрьмах и была сослана в Сибирь. В 1906 г. ей удалось бежать за границу. Сначала она жила в Женеве, а затем во Франции, где пришлось бороться за выживание и самосохранение.

Ю.П. Махновец вспоминала впоследствии: «Да мы были в РСДРП особым течением… была такая придерзостная целая семья, которая боролась и с существовавшим дворянско-буржуазным строем в России с ленинским течением внутри партии, боролась с натиском страстного диктаторского течения внутри своей партии[2]. Из этой двойной борьбы на два фронта мы вышли… побежденными, особенно мой брат и сестры совершенно надорванными и разбившими свои личные жизни. «Одно только меня ободряет писала Юлия Петровна М.А. Осоргину в 1932 г. – что теперь мы просто люди честные, добрые и совсем не нытики и хотя часто жить страшно, но хватаемся за разные соломинки и сами себя за чубы вытаскиваем… по толстовски все сами делая и вообще во многом себе отказывая…»[3]

Ю.П. родилась 14 декабря 1869 г. в Вятке в семье земского врача – Петра Степановича Махновца. Махновцы происходят из Литвы. В семье было 13 детей, но до совершеннолетия дожили только четыре. Старшие братья Франц и Петр были студентами медицинского факультета Варшавского университета. В 1863 г. за участие в восстании были сосланы в Оренбургскую губ., где дядя Софьи Перовской был губернатором. При его содействии братьям разрешили закончить медицинское образование в Казанском университете. Отец Ю.П. Махновец получил диплом врача в 1868 г.[4] и в этом же году женился на Серафиме Николаевне Хвостовой. Юлия Петровна вспоминала, что отец ее был человеком честным и благородным, женился на матери по любви – она хоть и дочь графа, но была бесприданницей. Он очень ценил ее образование и воспитание: она кончила французский пансион и сдала экзамен на учительницу, говорила по немецки, французски, английски, хорошо играла на рояле[5].

Сначала П.С. Махновец работал в Вятке, затем в г. Обоянь Курской губ. В 1871 г. семья переехала в Воронеж, где купили собственный дом. Здесь родились все остальные пятеро детей: Владимир, Иллиодор, Людмила, Лидия и Коля (умер в трехлетнем возрасте от брюшного тифа). В 1893 г. вынужден был принять место окружного врача в Чите, чтобы поддержать семью материально и спасти дом в Воронеже. В Чите он и умер в 1895 г. от скоротечной чахотки. Юлия Петровна писала, что он был безупречным мужем и отцом, прекрасным врачом. В мороз и гололедицу по три раза в ночь ездил к больным, мужественно выносил свои тяжкие болезни, вывихивая руку, сам ее себе вставлял[6].

Наша семья – вспоминает Ю.П. Махновец – была типичной семьей романтиков. Мать читала «Колокол», отец сочувствовал революционерам. Для нас ум, лишенный какого-либо творчества в какой-либо области… практический ум приказчика был всегда несимпатичен[7].

Окончив Воронежскую Мариинскую гимназию, с золотой медалью, Юлия Петровна поступила на Бестужевские курсы в Петербурге в 1893 г. на историко-филологическое отделение, где применялись новые для того времени методы преподавания в высшей школе, которые способствовали выработке широкого кругозора у слушательниц, серьезной научной подготовке их к различным специальностям. Вместе с приобретением ценных практических навыков, все это сказалось в дальнейшей деятельности бестужевок. Большинство из них стали учителями, посвятили себя образованию и воспитанию учащихся. Они были первыми женщинами просветителями, распространителями знаний, несли культуру, вызывая у своих учеников жажду знания. Своей неустанной просветительной деятельностью бестужевки вписали яркую страницу в историю распространения знаний. Благодаря наличию в профессорско-преподавательском составе крупных ученых факультет приобрел большой научный авторитет и пользовался широкой популярностью среди передовой русской интеллигенции. Окончившие его становились высококвалифицированными специалистами и навсегда сохраняли любовь и благодарность к своим учителям[8].

Уже на склоне лет, оглянувшись на пройденный путь, Ю.П. Махновец с любовью вспоминала Бестужевские курсы, годы проведенные на них считала самыми счастливыми и интересными, единственно счастливым временем жизни, полным светлых надежд, красивых идеалов и несбыточных грез. То была молодость, весна ее жизни, безумная жажда знаний.

В последние годы своей жизни Юлия Петровна стала интересоваться историей Бестужевских курсов, которым она была обязана всем – так она считала. Ей было дорого все, что было связано с ее дорогой Альма Матер. В 1967 г. она вошла в состав Объединения Бывших Бестужевок и очень сожалела о том, что не сделала этого раньше, т.к. не знала о его существовании. Она прекрасно помнила свою студенческую жизнь на ВЖК, аудитории, профессоров, театры, балет и красивейший С.-Петербург[9].

Ю.П. Махновец была весьма заметной участницей семинаров проф. С. . Платонова, И.М. Гревса, А.И. Введенского. Однако ей пришлось пропустить год в занятиях, т.к. после смерти отца в 1895 г. ей пришлось работать гувернанткой в Гомельском уезде, чтобы помочь семье. Она окончила курсы в 1898 г., блестяще защитив диплом по теме «Западники и славянофилы». Мечтала быть учительницей в Чите, где похоронен ее отец, написать драму «Софья правительница»[10]. Но обстоятельства жизни не дали возможности осуществить ей свои желания.

Еще будучи слушательницей Бестужевских курсов Ю.П. Махновец как все интеллигентные девушки ее поколения «пошла в революцию». В Петербурге она посещала кружок Чернышева, который готовил будущих пропагандистов, участвовала в манифестациях у Казанского собора.

После окончания курсов Юлия Петровна возвратилась в Воронеж и до 1902 г. работала в Воронежской земской управе, а вечерами давала уроки. В это же время брат ее В.П. Махновец и сестры участвовали в революционной деятельности в Воронеже. Они занимались пропагандистской работой среди рабочих и учащейся молодежи. Сестры всецело находились под влиянием брата, который руководил рабочими кружками и оказывал в этот период исключительное влияние на социал-демократическое движение в Воронеже[11].

В 1897 г. В.П. Махновец был арестован и год провел в Петропавловской крепости, где усиленно занимался изучением Маркса и немецкого языка[12], затем был сослан в с. Анцыфирово Енисейской губ., откуда он бежал через несколько месяцев в Бельгию, затем Женеву. Там он был принят в заграничный «Союз русской социал-демократии» и стал одним из его руководителей. Здесь он начал издавать журнал «Рабочее дело» и впервые массовые популярные брошюры для агитации в России.

В это время всю работу в Воронеже вели сестры Махновец. Людмила Петровна постоянно исполняла поручения комитета РСДРП: посещение тюрем, передачи, шифровка и расшифровка конспиративных материалов, перевозка денежных сумм, транспортировка нелегальной литературы. Лидия Петровна (по партии Брукер) – младшая сестра была одним из лидеров воронежских «экономистов». Участвовала во II съезде РСДРП и вместе с братом была в оппозиции к В.И. Ленину.

В этот период Юлия и Лидия постоянно бывали за границей, поддерживая тесную связь с братом, от которого получали нелегальную литературу и распространяли ее в Воронеже среди рабочих и учащейся молодежи. Они образовали рабочедельческую организацию – Воронежский комитет РСДРП и были крупными фигурами в этой организации, пользовались авторитетом среди воронежских рабочих[13], занимали прочные позиции в рабочих кружках местных частных заводов Веретенникова и Гаусмана, Иванова и мастерских Южно-Воронежской железной дороги[14]. Они призывали общество создавать кружки из рабочих с целью повышения их культурного уровня.

Основное разногласие между воронежскими рабочедельцами и искровцами сводились к вопросам тактики борьбы рабочего класса за свое освобождение. «Экономисты» мечтали о мирном завоевании парламентарного строя в России, чтобы добиться власти «без баррикадных боев».

В начале революции 1905 г. сестры были наиболее популярными в Воронеже ораторами. Редкое собрание обходилось без выступления кого- либо из сестер[15]. В своих речах они выступали за созыв Учредительного собрания. В январе 1906 г. была арестована Ю.П. Махновец, но при переводе из одной тюрьмы в другую бежала через Финляндию в Копенгаген, а оттуда в Швейцарию. Там ее ожидали «страшное одиночество, неудовлетворенность жизни, страх потерять веру в себя, озлобиться и замерзнуть душой»[16].

Однако, те широкие познания, которые она получила на Бестужевских курсах помогли ей создать самостоятельную трудовую жизнь даже в самых неблагоприятных жизненных условиях. Стараясь обойтись без посторонней помощи (мать присылала ей ежемесячно 25 руб. Юлия Петровна писала по этому поводу в дневнике: «Она не должна этого делать, ведь у нее есть и другие дети…»[17]), она вынуждена была идти гувернанткой в «буржуазный дом»[18] – Б.М. Каржинской. «Живу никак» – писала она об этом времени – вот и надо будничное дело делать…, как-то оторваться от своей неудовлетворенности и не задаваться вопросом как жить, чтобы пережить «холод чужбины»[19].

В 1907‒1908 гг. она была приглашена преподавать историю в Новой школе Фидлера в Женеве[20], в 1909–1910 гг. – в той же школе под Парижем. С 1910–1912 гг. опять работала гувернанткой в Ницце у купцов Левиных. В Женеве Ю.П. Махновец содействовала основанию школы – интерната для мальчиков, в которой заведовала всей воспитательной частью, а кроме того, она устроила вечерние образовательные курсы для взрослых, на которых познакомилась в 1907 г. со своим будущим мужем – А.С. Гавенисом – русским рабочим, родившимся 1 октября 1884 г. в г. Кременчуге. Его предки также были из Литвы (из Ковенской губ.). А.С. Гавенис участвовал в деятельности местной социал-демократической организации и в 1906 г., спасаясь от репрессий в годы реакции, бежал в Женеву, где не зная языка долго не мог найти работы, жил впроголодь. Он жадно рвался к знаниям и посещал курсы, которые вела Ю.П. Махновец.

Необходимость духовной поддержки толкнула ее на брак с человеком на 14 лет моложе. Они поженились в 1912 г. Вместе закончили электротехнические курсы, куда женщин между прочим не принимали. Ю.П. Махновец была первой и в 1917 г. получила диплом с отличием[21]. Тем, что ее приняли на эти курсы, она была обязана значительной популярности Бестужевских ВЖК не только в России, но и за границей.

С 1907 г. А.С. Гавенис работал в лодочной мастерской в Цюрихе. Честность и трудолюбие, в которые он вносил «артистическое» отношение, по словам Ю.П. Махновец[22], выделяли русского рабочего среди других и в 1916 г. он был приглашен на завод гидропланов Латама в Нормандию (г. Кодбек), где проработал старшим мастером 17 лет без отпуска[23]. Очень одаренный, талантливый, энергичный, чрезвычайно работоспособный и работолюбивый, он заражал всех своей энергией, любовью к делу и достоинством рабочего. 1 ноября 1917 г. он начал работать в Кодбеке простым столяром, но благодаря своим изобретениям по усовершенствованию крыльев гидропланов, стал одним из самых крупных специалистов в этой области, хотя и не имел соответствующего диплома. 15 лет он стоял во главе производства фирмы Латам. С этого времени они окончательно переселились во Францию.

Ю.П. Махновец вспоминает: «Мы уехали из России в 1906 г. и политикой больше не занимались, а в 1916 г. по мобилизации во Франции, муж как специалист был прикреплен в Нормандии на гидроплановом заводе и до 1929 г. мы были совершенно вне русской эмиграции»[24]. Они и потом, живя в Париже, держались строго в стороне от «белой» эмиграции.

Юлия Петровна навсегда сохранила любовь к знаниям. За время жизни за границей она значительно расширила свое образование и углубила его: закончила в Женеве консерваторию по классу сольфеджио в 1915 г., в 1916–1917 гг. прослушала там курс композиции музыки. В Париже закончила Сорбонну по литературе и истории, сдала экзамен и получила право преподавать французский язык. Для нее, окончившей Бестужевские ВЖК, все лекции в Сорбонне казались слишком легкими. Она отмечала как не похожа была обстановка Сорбонны с ее холодными и пустоватыми коридорами на родине Бестужевские курсы, которые сразу же охватывали теплом, шумом и суетой. Ничто не могло заслонить их, более благородной школы, по ее мнению, нигде никогда не было.

Благодаря тем широким познаниям, которые она получила на курсах, слушая выдающихся и талантливых профессоров того времени, известных не только в академических кругах России, но и за границей, где их считали столпами русской культуры, Ю.П. Махновец смогла посвятить себя в годы эмиграции своему любимому делу – педагогической работе. В течение своей долгой жизни она была неутомимым работником в деле просвещения и применяла новые методы обучения, но всегда жалела, что не выпало счастья работать на родине. «В России могла бы сделать карьеру. Ведь я кончила Бестужевские курсы!» – с гордостью писала она[25]. С 1920 г. она начала давать уроки музыки, у нее всегда было 3-4 ученицы.

И в Швейцарии и во Франции Ю.П. Махновец с мужем жили трудно по «меблирашкам». В Кодбеке – в квартирке без газа и электричества за водой надо было ходить на колонку. Юлия Петровна преподавала музыку, а у нее самой не было даже пианино[26]. «Ничего себе не покупали, – вспоминает она, Андрей Сильвестрович работал по 11 часов в сутки, брал еще сверхурочную работу на дом, работал с исключительной интенсивностью. Рассчитывая каждое свое движение и его целесообразность, он достиг того, что сделал работу вчетверо быстрее, чем средний рабочий делал ту же работу на заводе. В течение 3,5 лет он работал по субботам и воскресениям»[27].

Но не смотря на материальные трудности, они старались помогать тем, кто находился в еще более трудном положении. Это были русские солдаты и офицеры, попавшие в плен в I мировую войну и работавшие на заводе Латама. А.С. Гавенис обучал их ремеслу[28], а Ю.П. Махновец вела с ними культурно-просветительную работу по всем вопросам, касающихся истории, литературы, политики России по воскресениям (провела более 20 таких занятий). Почти все они возвратились на родину[29]. Помогали безработным –устраивали их на завод, многие жили у них в доме. Кроме этого они помогали своим родным и близким в России.

Брат Ю.П. Махновец – Владимир Петрович, вернувшись из-за границы в Россию совершенно отошел от политической деятельности и стал одним из основоположников русской кооперации. Он создал в Москве кооперативную школу при университете Шанявского. Умер в 1921 г. в Звенигороде. После его смерти Юлия Петровна выписала сестер и племянников к себе в Нормандию. Сначала приехала Лидия с детьми в 1922 затем Людмила после смерти матери в 1923 г. и привезла с собой архив брата. Любопытный факт – сестры, которые боролись за «рабочее дело» не могли простить старшей сестре, что она такая способная, разносторонне образованная «вышла замуж за простого рабочего и сидит в какой-то дыре»[30], хотя приехали по Францию на его деньги и целый год жили здесь за его счет.

Юлия Петровна предлагала сестрам снять в Нормандии дом и открыть в нем пансионат для молодежи, а параллельно заниматься творческой работой по литературе, политике, истории и т.д. и т.п. Этот «план» возмущал Лидию – стать торговкой супом в погоне за доходами… А где же наши идеалы, наши мечты, наша борьба и т.д. Сестры поссорились разбирая архив брата, между ними возник спор о том как жить дальше и сестры уехали в Париж. Племянники жили у Юлии Петровны еще целый год. Это дети их младшего брата Иллиодора, который был моряком, капитаном дальнего плавания. Служил в Черноморском, Балтийском и Дальневосточном торговом флоте. Он умер от тифа в Сибири в 1921 г. Его жена – Крылова Таисия Михайловна умерла в 1919 г. от чахотки в Москве, дети остались сиротами 12 и 14 лет. Когда они приехали во Францию А.С. Гавенис предложил им свою помощь, чтобы научить их своему ремеслу, но сестры Людмила и Лидия возмутились, сказав при этом, что мальчики дворяне и они не позволят сделать из них рабочих, внушали детям, что они станут офицерами.

Офицерами они не стали, кончили только среднюю русскую школу. Старший – Михаил работал в фирме по продаже пишущих машинок, младший – Николай был мобилизован во французскую армию, тяжело ранен, долго лечился и рано ушел из жизни.

После отъезда из Нормандии судьба сестер сложилась трудно. По словам Ю.П. Махновец они «мыкались по Парижу чтобы найти комнату»[31]. Жили по дешевым отелям и «меблирашкам», в нужде. Даже в 1935 г. в письме в Ленинград к Л.К. Вуколовой[32] Ю.П. Махновец писала о сестрах: «…не пишут Вам писем, потому что крайне нуждаются, даже должны воздерживаться от почтовых расходов»[33]. Голод, безработица, полицейские налеты и контрольные вызовы в полицию – такова была их жизнь в Париже.

Людмила – средняя сестра Ю.П. Махновец, которая в свое время кончила Варшавскую консерваторию по классу рояля, в эмиграции до конца дней была массажисткой (она стала ею еще в 1914 г. и была на фронте сестрой милосердия). Она умерла в 1946 г. в приюте для престарелых. Младшая сестра – Лидия была в эмиграции одной из основательниц Общества взаимопомощи русских женщин в Париже, основанного в 1926 г. Общество организовало курсы медицинского массажа и ухода за больными, кройки и шиться, иностранных языков и т.п. Оно дало возможность очень многим русским женщинам устроится на работу[34]. После войны она была также членом ревизионной комиссии Тургеневской библиотеки в Париже. Лидия Петровна умерла в 1965 г. в старческом доме Земгора[35] и была похоронена в общей могиле.

К чести Ю.П. Махновец и ее мужа необходимо сказать, что они всю жизнь помогали материально сестрам и племянникам, несмотря на раздор между ними, иногда даже через подставных лиц. И не только им, но и «товарищам своей молодости», находящимся в менее благоприятных условиях «страдающей» родины. Вот что писала она Рубакину в 1935 г.: …«те, кто укрывали у себя когда-то революционеров и их литературу, которым теперь по 60-80 лет, теперь живут в подвалах и бывших кладовых, …получают по 200 грамм хлеба в сутки… и которые при 15 до 35^о мороза не имеют шерстяных чулок» – пишут ей. За один год накопилось 200 писем – от голодных из России: из Сибири, Крыма, Украины, центральных областей[36]. «Теперь надо слать в Россию, – пишет она далее, – хлеб и шерсть, как всегда это делала русская интеллигенция, когда предстояла голодная зима и страшная весна…[37] я отказываю себе в одежде и посылаю, посылаю в Россию посылки и доллары, благо валюта нужна советскому правительству. Это не благотворительность, а долг – в Омск, Воронеж, Смоленск, Кременчуг[38]. Вы скажите, что наша помощь капля в море – из капель создается дождь. К тому же за каплю нашу они простят нам, что мы не рядом с ними… Не прячьтесь за ваши книги – они мертвы, дайте хлеба еще живым»[39].

В 1929 г. Ю.П. Махновец и ее муж покинули Нормандию и поселились под Парижем. Кроме педагогической деятельности Ю.П. Махновец много писала – стихи, рассказы и статьи по искусству. Писать она начала еще в России и помещала свои произведения в различных журналах – Отечественных записках, Русском вестнике и др. За границей ею были написаны три пьесы: «Гроза надвигается» (1920) о трагедии русского народа перед революцией – была переведена на французский язык; «За жизнь» (1926), посвященная деятелям революционного движения в России в период 1905–1907 гг. Не последняя пьеса «Вагнер – гениальные безумцы» была удостоена первой премии (медали) на конкурсе в Ницце в 1935 г.

Всю свою жизнь Ю.П. Махновец интересовалась театром, музыкой, живописью. Ее дневники и воспоминания пестрят записями впечатлений от посещений ею различных выставок, концертов, оперных спектаклей. Всем этим она щедро делилась со своими учениками, друзьями и близкими. Потерпев крах своих устремлений на Родине, она сохранила веру в силу просвещения и в добрые чувства. «Все, что я делала, – писала она, – было для того, чтобы кому-то быть полезной, интересной. Если я читала книгу, слушала музыку, осматривала картины – все это была моя учеба для того, чтобы кому-то это передать»[40].

Наделенная щедрой и доброй душой, Ю.П. Махновец всегда привлекала к себе людей. Она вела большую переписку не только со своими и А.С. Гавениса родными, но также со многими своими товарищами на родине; посылала корреспонденции в Воронеж, Омск, Смоленск, Ленинград, Женеву. Переписывалась с В. Бонч-Бруевичем, А.В. Луначарским. Во Франции среди ее друзей были: семья Плехановых, Осоргиных, Рубакин, французский писатель Жозеф Касселл.

В свои 99 лет она продолжала много читать и писать на педагогические темы. Она всегда интересовалась всем происходящим в России, а в событиях в Чехословакии в 1968 г. видела оправдание взглядов своего брата, который еще в дореволюционный период противопоставлял свое понимание социализма большевистской концепции диктатуры пролетариата[41].

* Федосова Эльмира Петровна, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН.