История/1. Отечественная история
Кандидат
исторических наук, доцент Т.В. Юрина
Пензенский
государственный педагогический университет им. В.Г. Белинского
Советская семья в 1920-е – 1930 е годы: к вопросу об эволюции
традиционной системы ценностей
Россия
после Гражданский войны стала ареной для преобразований различного толка. Программа
социалистических преобразований в области семейно – брачных отношений
предполагала в ближайшей перспективе полную отмену института семьи. В
«Манифесте Коммунистической партии» обосновывался тезис о неизбежном отмирании
семьи при коммунизме и передаче хозяйственных и воспитательных функций семьи
обществу. В «Принципах коммунизма» Ф. Энгельс писал, что при социализме
«воспитание всех детей с того момента, как они будут обходиться без
материнского ухода, будет осуществляться в государственных учреждениях и на
государственный счет»[4.С.22]. Многие партийные и государственные деятели
Советов выражали единодушие относительно перспективы семьи при социализме.
Александра Коллонтай отмечала: «Коммунистическое общество предполагает такую
крепость коллектива, которая исключает всякую возможность существования изолированной, замкнутой в себе семейной
ячейки». В другой работе она заявляет: «Семья обречена на разрушение» [5.С.23].
Александра
Коллонтай была на передовом рубеже борьбы за свободную любовь. Под лозунгом
«Дорогу крылатому Эросу» она требовала разрушения семьи как явления, присущего
буржуазному обществу. Индивидуализм, чувство собственности, по ее мнению,
противоречили главному принципу марксистско-ленинской идеологии – товарищеской
солидарности. Именно А. Коллонтай введет в оборот понятие «половой коммунизм»,
который пыталась претворить в жизнь революционная молодежь. Житейски привычными
стали призывы «Жены, дружите с возлюбленными своего мужа» или «Хорошая жена
сама подбирает подходящую возлюбленную своему мужу, а муж рекомендует жене
своих товарищей». Внебрачные связи имели почти четверть женатых мужчин и
замужних женщин[7].
Идея
неизбежного отмирания и разрушения семьи пропагандировалась в средствах
массовой информации, таким образом, государство пропагандировало размывание
семейных ценностей, что провоцировало дестабилизацию института семьи. Семья
рассматривалась как помеха массовому распространению революционных идеалов и
ценностей, с позиции официальной идеологии, достижение полноценного
общественного статуса достигалось посредством общественной или революционной
деятельности, а ориентация на выполнение семейных ценностей, приверженность
семейным традициям рассматривалась как проявление культурной отсталости. Массовая пропаганда строилась на
противопоставлении семьи и общества, домашнего и общественного хозяйства,
семейного и общественного воспитания, семейных и общественных ценностей в целом.
Следствием
такой пропаганды стало изменение в сознании, отношение в семье как к
патриархальному пережитку. Итогом стало падение престижа брака и рост
добровольного безбрачия. Статистические данные позволяют проследить, в среднем
на 100 человек приходилось около 53 женатых мужчин и 42 замужних женщины. Пик
брачности пришелся на 1920 – й год, что являлось показателем компенсации
несостоявшихся браков в годы первой мировой войны. Однако с ростом брачности
увеличилось число разводов. В 1925 году на каждые 100 браков по Москве
приходилось около 41 развода, в 1926 – 47,7, в 1927- 74,16. Провинция, конечно, «отставала» по этим
показателям: в 1927 г. Коэффициент разводимости в Москве был 9,3%, по
европейской части России – 2,7%. Нельзя сказать, что эта позиция находила
одобрение у старшего поколения, наиболее популярными такие ценности были в
молодежной, студенческой среде.
Надо
отметить, что наряду с падением престижа брака произошла девальвация не только
ценности семейной жизни, но и ценности родительства. Семейные роли женщины критиковались, принижались, что нашло
отражение в мотивах и нормах матримониального и репродуктивного поведения
определённой части женщин: «Всю жизнь первая мысль была о ребёнке. Только
теперь, будучи коммунисткой, охладела к дочери и отдалась общественной работе»[2.
С. 145].
Изменились
критерии в выборе потенциального спутника жизни. Так, прочного брака было
необходимо «сходство характеров, взаимное понимание, классовая принадлежность,
общая политическая установка, трудовой контакт».
Внимание
общественных деятелей уделялось даже таким проявлениям межличностных отношений,
как ревность. А.М. Коллонтай подготовила доклад о вреде ревности, и хотела,
чтобы Совет Народных Комиссаров утвердил отмену ревности декретом, но до
декрета, правда, не дошло.
Великие потрясения и
сдвиги в советском обществе в 1930-х гг. не могли не отразиться на советской семье. Именно
в это время в политике государства произошел переход от идей радикального переустройства института семьи и
сексуальной революции послереволюционного
периода к установкам на сохранение семейных ценностей.
Важнейшими принципами
семейной идеологии к началу 1930-х гг. были стремление к достижению равенства
возможностей мужчин и женщин в профессиональном плане путем освобождения женщин от «бытового
рабства», и равенства
ответственности в семейной жизни и в родительстве. Однако в условиях первой
половины 1930-х гг. такие установки носили во многом
декларативный характер, так как жизненные реалии того времени порождали
множество факторов, способствовавших дестабилизации семьи и переносу
всего груза семейной ответственности на женщин.
Заявления об
освобождении женщины давали мужчинам повод отказываться от собственной ответственности за семью.
Либеральное семейное законодательство также не способствовало укреплению семейных уз. Семейный Кодекс 1926
года придавал правовое значение
фактическим, даже незарегистрированным брачным
отношениям и упрощал процедуру развода: развод производился в ЗАГСс в
одностороннем порядке (второму супругу лишь сообщалось о факте развода, его присутствие при разводе было необязательно).
Все это приводило к
тому, что, хотя доля состоявших в браке была высокой, значительным был и уровень
разводов.
В 1930-х гг. шел процесс привлечения женщин
на производство.
В то же
время, советское
государство не обладало ресурсами для создания системы полного социального
обеспечения и постройки достаточной сети детских учреждений. Поэтому резко
обострилась проблема детской безнадзорности, наряду со старой проблемой беспризорности
детей. Безнадзорность
- отсутствие или недостаточность контроля за поведением и занятиями детей и
подростков, воспитательного влияния на них со стороны
Трудные условия жизни
первой половины 1930-х годов, дезорганизация общества, занятость женщин на
производстве параллельно с неуверенностью в завтрашнем дне из-за
распространившейся практики разводов - все это приводило к снижению рождаемости. Хотя уже в конце 1920-х в
СССР для беременных и матерей были введены
льготы: запрещены ночные работы, утвержден
декретный отпуск на 4 месяца, организовывались женские консультации и ясли, все же ситуация с
родовспоможением и детскими учреждениями
оставалась очень напряженной. Даже горожанки, проживающие в относительно благоприятных условиях в 1930-е гг., уже предпочитать иметь мало детей, что было связано с
отходом от ценностей традиционного
общества с его потребностью в многодетности[1. С. 19].
В 1935 г.
был издан закон
«О ликвидации детской
беспризорности и безнадзорности», в котором делалась
попытка защитить сирот
от злоупотреблений опекунов.
Милиции давались полномочия налагать
на родителей штраф в размере
200 р. за «озорство и уличное хулиганство» детей. Для родителей, не присматривающих за детьми должными
образом, теперь существовал риск, что
государство отберет у них детей и поместит в детдом, а их заставит платить
за содержание [6.С.300- 301].
В мае 1936 г. правительство издало уже комплексный законопроект об укреплении семьи.
Причем, проект закона после обсуждения партийной верхушкой и юристами был опубликован
для общенародного обсуждения. Проект был напечатан в газете «Правда» 26 мая 1936 года. Законопроект регламентировал вопросы абортов, разводов, алиментов на детей, расширения
сети детских учреждений и пособий роженицам и многосемейным. В полтора раза увеличивалось пособие по уходу за ребенком и в два раза - пособие на кормление.
Устанавливалось уголовное наказание
за отказ в приеме на работу беременной женщины, Работодатели обязывались сохранять за беременной прежнюю зарплату с переводом ее на более легкую работу, в последние 6
месяцев. И, наконец, матери с семью
детьми должны были получать пособие в размере до 2000 р. в год (значительная сумма) в течении пяти лет, а
после рождения 11 детей — 5000 р.
единовременного пособия и по 3000 р. ежегодно в течение 4-х лет. Предполагалось
увеличить число родильных
коек, к 1939
г. удвоить существующую сеть ясельных мест и утроить число детских
садов в городах.
Для этого предусматривалось увеличить ассигнования на строительство и помощь роженицам до 2 244, 6 млн.
р. (по сравнению с 875 млн.
р. в 1935 г.). Затруднялась процедура развода в
результате требования личного вызова в ЗАГС и
отметки в паспортах для обоих разводящихся супругов и
повышения платы за регистрацию развода до 50 р. за первый развод, 150 р. — за
второй и 300 р. - за каждый последующий. Размеры алиментов повышались до одной трети заработка
отсутствующего родителя
на одного ребенка, половины на двух и
60% на трех и более детей; санкция
за неуплату алиментов увеличивалась до двух лет лишения свободы. В 1930-е гг. в семейном воспитании детей появлялись новые и возвращались некоторые традиционные элементы. «Перегрузка» социально-политическим воспитанием начинает осуждаться с 1 января 1936 г. возвращается елка, куклы и сказки. Стала развиваться идеология «счастливого советского
детства»[3].
Перестраивались некоторые патриархальные взгляды на детское воспитание. В этом помогали конкурсы на лучшее воспитание детей, которые стали активно проводиться в городах России в 1935 г. По условиям конкурса в семье должны были выполняться правила санитарной гигиены, для детей, необходимо было иметь отдельное белье, полотенце, организовать детский уголок с игрушками и детскими книгами, создать благоприятные условия для отдыха и учебы. В городе работали специальные бригады, которые должны были обследовать условия жизни детей в семьях и в случае обнаружения ненадлежащего отношения к детям принимать меры. Часто такое вмешательство в частную жизнь оценивалось горожанами резко негативно и бригады не пускали в квартиры. В 1934—35 гг. в городах на домах появлялись такие воззвания, написанные инициативными домохозяйками на обрывках бумаги: «Мать! Не забывай об учебе своего ребенка! Не загружай его домашними делами, не посылай его в очередь! Там он учится ругаться, приучается ходить на толкучку и лазить по карманам. Мать, чаще заглядывай в школу и справляйся, как он учится и как себя ведет. Когда твой ребенок придет из школы, накорми его, дай погулять. Мать, позаботься, чтоб твой ребенок ложился не позднее 9 вечера, а вставал в полседьмого утра!».
Устраивались конференции родителей или собрания при жактах, на которых граждане отчитывались об обустройстве быта своих, детей. Многие граждане рассказывали о том, как они воспитывают своих детей и принимали на себя обязательство по улучшению и перестройке семейного быта. Так, на совещании домохозяек в 1935 г. одна гражданка рассказывала: «Я у себя заключила три соцдоговора с тремя ребятами. Заключили о том, чтобы ребята аккуратно посещали школу, следили за дисциплиной, и за своей, и за чужой. Они же от меня потребовали отдельную постель, зубную тетку, порошок, вовремя кормить и провожать в школу». Заметим, что дети в основном, справлялись с условиями таких семейных соцдоговоров, а вот взрослым выполнить свои соцобязательства было намного сложнее. Так, уже упоминавшаяся домохозяйка призналась: «Мои дети соцдоговор выполнили, Я же со своей стороны отдельные койки не купила, так как, если у нас семье шести человекам поставить отдельные койки, то лазарет получится». В другой семье отец, заключивший соцдоговор с сыном, пообещав, что не будет пить и курить, также не сдержал своего обещания. Такое невыполнение обязательств осуждалось, от родителей требовали заключать договоры только на тех условиях, которые они были бы в состоянии выполнить, чтобы не развивать в ребенке недоверие и разочарованность».
Активно обсуждался и волновавший горожан вопрос о применении физического наказания к детям. Официальная точка зрения на физические наказания была выражена Н.К.Крупской, которая писала в 1930 г.: «Ранее было так: если отец бьет своего маленького сына ремнем, никто ничего не мог сказать. Это его сын. Если мать дерет за волосы свою дочь, люди видят это и молчат. Это ее дочь. Наша хата с краю. Дети, были живой собственностью родителей. Этого нельзя больше терпеть. Нужно понять, что каждый человек, бьющий своего ребенка, является сторонником старой рабской веры, старых крепостных взглядов, сторонник власти помещиков и эксплуататоров» [8.С.355].
Таким образом, ослабление влияния
государственных структур на семейно – брачные отношения, с одной стороны, и
внедрение образа нового советского человека, не обременённого семейными
обязательствами, привело к негативным последствиям – увеличению числа разводов,
сокращению рождаемости, разрушению института семьи. Подобные тенденции
заставили руководство государства переосмыслить направление социальной
политики, сменив курс на охрану семьи, поддержание материнства и детства.
Исторический опыт нашей страны доказывает, что данное направление социальной
политики всегда должно быть приоритетным для государства, поскольку
формирование здорового поколения относится к числу стратегических задач любого
государства.
Литература:
1.
Антонов А.М. Эволюция
норм детности и типов демографического поведения. М., 1986.
2.
Гельман И. Половая жизнь
современной молодёжи. М., 1929.
3.
Дашибалова И.Н. Образ
детства в советском визуальном дискурсе 1930 – х гг. http://ik.childsoc.ru/doc/tashibalova.pdf.
Дата обращения 22.04.2011.
4.
Коллонтай А.М.
Проституция и меры борьбы с ней. М., 1921.
5.
Коллонтай А.М. Семья и коммунистическое государство. М. –
Пг., 1918.
6.
Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города.
Нормы
и аномалии. 1920–1930 годы. Спб., 2006.
7.
Семья в революционной
стихии 1920 – х годов: http://history-kazan.ru/2005/03/semya-v-revolyucionnoj-stixii-1920-x-godov/
дата обращения 17.02.2011
8.
Семёнова В. Бабушки:
семейные и социальные функции прародительского поколения//Судьбы людей XX век. М., 1996.