Философия / 6. Философия науки

Ларьяновский И. С.

Одесская государственная академия холода

ЕСТЬ ЛИ БУДУЩЕЕ У НАУКИ?

Не будет преувеличением утверждать, что нынешнее состояние украинской науки - катастрофическое. Мы наблюдаем, как затраты на науку в Украине неуклонно снижаются и развитие науки перестает быть предметом государственных интересов. Так, уже к середине 1990-х число занятых в научной сфере сократилось в Украине по сравнению с советским периодом более чем в 2 раза. За рубеж выехало 5000 наиболее квалифицированных учёных. В некоторых отраслях науки обычным явлением стала групповая эмиграция. В 2000-х счёт пошёл уже на десятки тысяч.

Следует сказать со всей откровенностью, что критическое состояние украинской науки не есть только лишь следствием социально-экономических трудностей, обусловленных переходом украинской экономики на рыночные принципы. Имеет место также крайне неэффективная политика украинского государства, которое пока лишь на словах признаёт ведущую роль науки в развитии современных цивилизованных обществ, а на деле, раз за разом игнорирует обращения украинской научной общественности признать науку стратегическим приоритетом государственной политики.

При этом ситуация, которая сложилась в сфере украинской науки, не является специфически украинским явлениям. В большинстве (если не во всех) постсоветских государствах мы наблюдаем нечто подобное. Рыночная экономика, в условиях всемерного ограничения возможностей планового государственного регулирования, безразлична к судьбе науки. Субъекты рыночных отношений заинтересованы в развитии лишь тех научных исследований, которые обещают финансовую прибыль и конъюнктурные преимущества в борьбе с конкурентами, причём речь, как правило, идёт лишь о ближайшей временной перспективе. Фундаментальные исследования, имеющие научно-поисковый характер и не соприкасающиеся с технологическими потребностями производства непосредственно, частному бизнесу, в большинстве случаев, не нужны. Такие исследования, как это мы видим на примере стран СНГ, быстро теряют поддержку по мере ослабления экономической роли государства, их финансирование сворачиваются. Поэтому, следует со всей определённостью сказать, что без мощной государственной поддержки любая фундаментальная наука (“чистая” наука) в условиях господства либерально-рыночных механизмов хозяйствования обречена на неуклонную деградацию. Более того, в результате глобализации рыночных отношений, которые грозят подчинить себе все сферы социального бытия и культуры, может сложиться и так, что наука, будучи порождением западноевропейской просвещенческой парадигмы, начнёт стремительно вытесняться с вершины ценностных приоритетов цивилизованного человечества. Нам хорошо известно, что, начиная с эпохи Просвещения, стратегической целью, на которую нацеливалось научное сообщество, было обретение объективно-истинных знаний о мире. Подлинный учёный в своём поиске истины стремился быть свободным от экономической или политической ангажированности. Ещё совсем недавно фундаментальную науку могли двигать вперёд гениальные энтузиасты-одиночки. Теперь же наука есть, по преимуществу, результатом коллективных усилий многих специалистов, которые для организации своих исследований нуждаются в мощной и ультрасовременной технологической базе. Учёные оказались в зависимости от тенденций экономической конъюнктуры и политической воли нынешних властей предержащих. И у нас нет пока достаточных оснований считать, что глобальное рыночное сверхобщество, стремительно формирующееся на наших глазах, будет совместимо с великими идеалами Просвещения. Скорее наоборот, эпоха Просвещения, исчерпав свой социокультурный потенциал, закономерно движется к закату. Наступает новый, “постпросвещенческий” период человеческой истории. В этой неоднозначной и кризисной исторической ситуации само дальнейшее существование европейской науки, какой мы её знаем, очень скоро может оказаться под знаком вопроса.

В связи со сказанным следует иметь ввиду, что в отношении науки и у нас, и за рубежом давно уже утвердилось мнение о её ценностной нейтральности и социокультурной автономности. Для подлинной (“классической”) науки, как полагают, не должно существовать иных целей и ценностей, кроме познания объективной истины. Только истине наука служит, и, поэтому, только она одна (истина) может быть определена в качестве ценности научного познания. Иные, вненаучные ценности, - религиозные, моральные, идеологические, политические, экономические и т. д., - не должны приниматься во внимание, ибо наука полностью независима и самодостаточна в своих поисках истинного знания и не нуждается в каких-либо внешних регулятивах. Таким образом, как считают, мировая наука развивается, и весьма эффективно, не потому, что ею движут внешние факторы, а в силу присущей ей внутренней логики развития. Объективность, рациональность, доказательность, критичность - вот те основополагающие принципы научного познания, которые радикально отделяют науку от других сфер человеческой деятельности и потому, в большинстве случаев, принципы науки оказываются плохо совместимыми с традиционными, укоренёнными в религиозно-мифологическом прошлом, ценностями. Так думают о науке повсеместно - не только большинство учёных и философов, но и подавляющая часть рационально мыслящих людей во всех индустриально развитых обществах. Можно смело констатировать, что мнение о ценностной нейтральности науки и её социокультурной автономии является сегодня очевидным и стереотипным. И, тем не менее, такое представление о сущности науки, новоевропейское (ньютоно - картезианское) по своим идейным истокам, под давлением революционных сдвигов в научной картине мира в последние десятилетия 20 ст. начинает неуклонно терять своих сторонников. Оказалось, что укоренившееся убеждение об автономии и аксиологической нейтральности науки было не более чем мифом. Наука пронизана ценностями от и до. Она есть дитя западной техногенной цивилизации и логика её развития детерминирована соответствующими ценностями и регулятивами. Стоит только поколебать ценностные основания западной научной рациональности, как наука окажется в состоянии социокультурной “невесомости”. Выход её из такого состояния может быть осуществлён только путём создания новой, методологически более мощной аксиологической парадигмы. Так уже бывало в истории науки, хотя кризис тогда охватывал не все области научного познания, а, главным образом, физику и смежные с ней дисциплины. Теперь можно ожидать гораздо более масштабного кризиса. С чем это связано? В нашем представлении, можно указать как минимум на три принципиальных момента: во-первых, формирующаяся глобальная мультикультурная общность землян может оказаться равнодушной или даже враждебной к ценностям европейской научной рациональности. Новой социокультурной доминантой может стать религия в её фундаменталистских формах. Во-вторых, лавинообразное нарастание аномальных фактов в природе и психике, массово и глобально проявляющее себя в последнее время, может стать непреодолимой преградой для западноевропейской науки, методологические ресурсы которой в силу объективных и субъективных причин ограничены. Это может быстро подорвать уже и так не высокий кредит доверия к науке у обывательских масс. В-третьих, не исключена угроза информационного загрязнения современной антропосферы, когда уже трудно будет различить - где реальность, а где её виртуально-мнимая альтернатива. В условиях глобальной информационной войны, вероятность которой по оценкам военных стратегов весьма высока, наука, как могучий инструмент прояснения истины и противоядие от дезинформации, может быть, если и не уничтожена полностью, то взята под жёсткий контроль власть предержащими так, что её свободное развитие станет невозможным.

Не следует ли научному сообществу энергично и всерьёз озаботиться проблемой повышения своего политического влияния в мире?