Казанина Л.Ю.

Новомосковский филиал Университета Российской академии образования

Столыпинские законопроекты конфессионального характера в оценке «Союза 17 октября»

(по материалам газеты «Голос Москвы»)

Реальная опора и поддержка думского умеренно-либерального большинства в лице партии «Союз 17 октября» позволили премьер-министру П.А. Столыпину провести через представительные учреждения ряд судьбоносных для России законов. Октябристская печать приветствовала большинство законопроектов, предложенных правительством, помещала их текст на своих страницах, давала лестные комментарии и характеристики. «Голос Москвы» приветствовал законопроекты, способствовавшие освобождению «становящейся личности» и ее неприкосновенности. Законы, гарантирующие права личности, составляют, по мнению «Голоса Москвы», «необходимейшее звено в конституционной цепи, сковывающей административный произвол, реакционную анархию и прочие прелести того строя, которому нет места при конституции»[1].

В рамках идеи освобождения «становящейся личности» октябристы поддержали разрабатываемую правительством П.А. Столыпина реформу свободы совести. Поэтому, в частности, резкому осуждению октябристского печатного органа подверглись принятые состоявшимся в Киеве в июле 1908 года миссионерским съездом резолюции, расходящиеся с принципом веротерпимости. По мнению «голоса Москвы», этим съезд обрек всю свою деятельность на полную безрезультатность: такие резолюции не могут и не будут реализовываться в русской действительности, так как принцип широкой веротерпимости получил реальное и прочное обоснование в русской жизни. Все три главных фактора, выражающие русскую государственность, вполне определенно и ясно высказались за него и установили его: «В Высочайшем указе 17 апреля 1905 года принцип веротерпимости был установлен волею Государя Императора. С обновлением государственного строя установление принципа веротерпимости сказалось и в законопроектах правительства. Наконец, народные представители в работах думских комиссий все время стояли на основе строгого соблюдения принципа веротерпимости»[2]. «Восставая против веротерпимости, киевский съезд восстает против воли правительства, народных представителей и Государя Императора. Он хочет, таким образом, опрокинуть всю русскую государственность и поставить над ней свою волю»[3] - заключал «Голос Москвы». Граф Л. Камаровский в статье «Задачи православной церкви» поддержал это мнение октябристского рупора и дал еще более резкую оценку миссионерскому съезду: «Православная церковь всегда отличалась большею терпимостью сообразно с мировоззрением русского народа. И в будущем она призвана идти по этому широкому, истинно христову пути, тщательно избегая фанатизма и нетерпимости католичества, с одной стороны, рационализма протестантизма, с другой. Между тем, члены миссионерского съезда хотели бы ее вернуть чуть не к понятиям давно минувшего средневековья. Но в истории, как известно, мертвецы не восстают»[4]. Вероисповедные законопроекты, внесенные министерством внутренних дел в законодательные учреждения, встретили резкую критику в кругах исповедующих политические идеи крайних правых партий. Стремление министерства внутренних дел гарантировать всем русским подданным свободное, в установленных законом пределах, исповедание своей веры, при охранении господствующего положения православной церкви, было, например, в «Церковных ведомостях» - официальном органе святейшего Синода, - истолковано как дарование правоотступничества от церкви. По мнению «Голоса Москвы», все толки о поправении или полевении министерства внутренних дел в вероисповедных вопросах представляют сущий вздор, так как при их разрешении министерство руководствуется следующим главным принципом: «… при строгом охранении прав и преимуществ православной церкви, как господствующей и первенствующей, обеспечить прочим инославным вероисповеданиям равноправное и равномерное существование в установленных законом пределах. От этого принципа министерство внутренних дел не отступает ни на практике, ни в вырабатываемых им законопроектах»[5].

Положительную оценку октябристов получил проект «Об изменении положений, касающихся перехода из одного вероисповедания в другое». «Голос Москвы» писал: «Узаконение свободы перехода в любое вероисповедание нимало не подрывает ни авторитета, ни достоинства православной церкви. Фактически случаи отпадения бывали во все времена. Замечается даже, что при наличности разрешающих такую свободу узаконений подобные случаи наблюдаются реже»[6].

Октябристский печатный орган приветствовал выравнивание прав старообрядцев и сектантов и православными: «В лихие годы русской жизни старообрядчество доказало ярко свою сыновью преданность и родине, и престолу и справедливое удовлетворение его религиозных нужд, помимо дела справедливости, будет только осуществлением воли Милостивого Автора великого Указа 17 апреля 1905 года»[7]. Поэтому утверждение Устава старообрядческого богодельного дома в Москве октябристы отметили как один из крупнейших фактов для старообрядчетсва после Манифеста 17 октября: «Он представляет осуществление возвещенных тогда начал свободы совести, так как освобождается от специального правительственного надзора такое старообрядческое учреждение, на которое целое очень многочисленное старо-поморское согласие всегда смотрело как на свой религиозный центр»[8].

Подробному рассмотрению «Голос Москвы» подверг разработанный в целях реализации Именного Высочайшего Манифеста от 17 апреля 1905 г., устанавливавшего в России свободу совести[9], законопроект «О порядке образования и действия старообрядческих и сектантских общин и о правах и обязанностях входящих в состав общин последователей старообрядческих согласий и отделившихся от православия сектантов», одобренный Советом министров 13 октября 1906 г.[10] и проведенный именным Высочайшим указом, данным Сенату 17 октября 1906 г, то есть вступивший в силу в период «междумья» в порядке чрезвычайно-указного законодательства по 87 статье основных законов. По мнению октябристского печатного органа, «действущие ныне правила вносят ненужные стеснения в жизнь старообрядческих согласий»: «1) Необходимо заменить статью 6 законом, в силу которого закрытие общины определялось бы не усмотрением администрации, а вошедшим в законную силу постановлением судебных учреждений. 2) Статья 29 утверждение избранных старообрядцами духовных лиц предоставляет губернатору, что оскорбляет религиозную совесть старообрядцев. 3) Никому не нужной обидой является требование статьи 27, чтобы духовные лица пользовались соответствующим наименованием только среди старообрядцев. 4) Статья 43, по которой ревизия книг с актами, удостоверяющими все гражданские состояния старообрядцев, принадлежит градоначальнику, отдает по-прежнему духовенство в руки светской администрации, от которой старообрядцы достаточно натерпелись»[11]. Исходя из вышеизложенного «Голос Москвы» приходит к выводу: «Приведенных примеров достаточно, чтобы убедиться в том, как далеки от совершенства правила 17 октября 1906 г. Они должны быть изменены в духе освобождения духовенства от вредной зависимости от администрации, освобождены от ненужных придирок и приведены в большую ясность. Чем скорее это будет сделано, тем лучше: ведь без этого великий Высочайший Манифест 17 апреля 1905 г. в значительной степени остается мертвой буквой»[12].

Необходимо отметить также, что несмотря на то, что всем старообрядцам и сектантам предоставлялось право свободного исповедания их веры и отправления религиозных обрядов по правилам их вероучений, создания самоуправляющихся религиозных общин и избрания духовных лиц, образование новой община являлось предметом решения губернатора, который мог разрешить или отказать по основаниям, не обозначенным четко в законопроекте. По мнению же «Голоса Москвы», старообрядцам должна быть предоставлена и обеспечена полная свобода в их религиозных и церковных делах и государству, признающему и осуществляющему принцип свободы совести, нет никакой надобности вмешиваться во внутренние дела старообрядческих общин. А. Папков в статье «По поводу старообрядческого вопроса» писал: «Усматривая значительные противоречия во всех законопроектах, выработанных министерством внутренних дел, Государственной Думой и особой комиссией при Государственном Совете, нельзя не прийти к выводу, что, быть может, лучшим выходом из всех этих противоречий и затруднений было бы признание старообрядческих общин частными корпорациями, с правами юридических лиц. За государством останется обычный контроль как за деятельностью всяких организованных частных обществ. С одной стороны, это удовлетворит ту немалочисленную часть старообрядческих лиц, которая весьма естественно опасается излишнего вмешательства в ее церковно-общественные дела со стороны государственной власти, а с другой стороны, получит одобрение Святейшего Синода, который в такой постановке старообрядчества усмотрит достаточную гарантию для ограждения существенных интересов православной церкви»[13]. Поэтому октябристы поддержали изменения, внесенные думской комиссией по старообрядческим вопросам по председательством В.А. Караулова о предоставлении старообрядцам права «не только исповедовать, но и свободно проповедовать свою веру, как среди старообрядцев, так и среди лиц, принадлежащим к иным вероисповедным или иным вероучениям»[14]. Октябристский рупор утверждал: «Проектируемая свобода пропаганды даст возможность очистить нашу церковь от плевел, а самому клиру и миссии откроет широкий путь к воспитанию в народе истинного духа Христа, который и в самом-то клире воспитывается в полной мере только при необходимости деятельной борьбы с внешними нападками. Поневоле в область преданий отойдет веками укрепившаяся инертность нашего духовенства, мало скрашиваемая отрадными исключениями при сложившейся рутине бюрократического синодального строя»[15]. «Голос Москвы» выражал уверенность в том, что «принятие Государственной Думой законопроекта о старообрядцах с поправками старообрядческой комиссии вызовет, конечно, не только чувство глубокой радости у старообрядцев, но и полное сочувствие в широких слоях общества, не примыкающих к тем воинствующим православной церкви, которые думают, что господство ее может покоиться лишь на основе полицейской власти и угнетений других вероисповеданий. Закон о старообрядческих общинах является первым камнем грандиозного здания обновленной России, которое должно быть возведено на незыблемом фундаменте Манифеста 17 октября»[16]. Октябристы всячески отстаивали право старообрядцев на свободное проповедование веры. Так, по поводу старообрядческого съезда. Состоявшегося в мае 1909 года, «голос Москвы» писал: «Самая уже решимость публично, в столице, выступать со своим исповеданием в присутствии патентованных миссионеров и лучших начетчиков из других согласий говорит за ясное твердо сложившееся убеждение в своей правоте и жизненности тех начал, какими живет согласие»[17].

Таким образом, воззрения октябристов относительно свободы совести, введенной Именным высочайшим указом 17 апреля 1905 г. и законопроектов, разработанных министерством в целях его реализации, были гораздо шире предложений правительства и полностью согласовывались с изменениями, внесенными Думой. На страницах своего печатного органа октябристы настойчиво и убедительно отстаивали права старообрядцев и представителей иных вероисповеданий, выражая открытое несогласие с ограничениями, предусмотренными в правительственных законопроектах и решениями Государственного Совета, который высказался против предоставления старообрядцам права проповедовать свое вероучение и права собираться на съезды, исключил из перечня духовных лиц наименование «священнослужители по старообрядчеству» и т. п.

Доклад подготовлен при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект № 08-01-71101 а/Ц