Филологические науки/2. Риторика и стилистика

К.ф.н. Усманова Е. Г.

Ямальский нефтегазовый институт, Россия

О музыкальности сложных предложений в прозе А. П. Чехова

 

         Музыкальность чеховских новелл общепризнанна. Л. Н. Толстому принадлежат слова: «Чехов – это Пушкин в прозе!».

         Под мелодичностью языка А. П. Чехов понимал осмысленную гармонию человеческой речи, ее благозвучие, упорядоченность слов и словосочетаний во фразе, слаженность фраз в потоке речи – в тексте произведения.

         Писатель всегда проявлял чрезвычайно большую заботу о музыкальной стороне своих произведений, он, «заканчивая абзац или главу, особенно старательно подбирал последние слова по их звучанию, ища как бы музыкального завершения предложения».

         В основе музыкальности лежит следующая интенция  - создать такие конструкции, которые способны воздействовать на сознание читателя, усиливать его восприимчивость, повышать эмоциональность.

         Непременными условиями мелодичности языка являются благозвучие и ритмичность. Устраняя однозвучные морфемы в близко расположенных словах, очищая фразу от «некрасивых» слов, писатель добивался благозвучия языка. А вот мелодичности звучания речи в авторском повествовании А. П. Чехов добивался различными приемами – точным словоупотреблением, естественной расстановкой и сочетаемостью слов и их благозвучием, лексическими повторами, синтаксическим параллелизмом однородных членов предложения, предикативных единиц (далее ПЕ) в составе сложных предложений, элементами ритмизации и т.д.

Остановимся лишь на некоторых из названных приемов. Музыкальность сложного предложения,  прежде всего,  выражается в лирической ритмике конструкции. Ритм чеховской фразы – это одно из самых действенных средств создания у читателя  психологического настроения. Б. В. Томашевский  считал, что ритм прозы, прежде всего, зависит от ее синтаксического строения. Известный литературовед Н. Сретенский подметил характерную черту чеховской фразы - ее трехчленное деление. Гибкие, прозрачные, ясные, зачастую состоящие из трех ПЕ, сложные предложения  словно рассчитаны для пения: чтобы можно было произнести их одним дыханием, ПЕ в их составе чаще всего нераспространенные или мало распространенные, предельно просты по составу, но семантически наполнены и информационно емки.

Обратимся к типичным и характерным чеховским СМП: «И, вероятно, какая была бы прекрасная жизнь на этом свете, если бы не нужда, - ужасная, безысходная нужда, от которой нигде не спрячешься!» («Мужики»). «Приходил маленький, рыженький, с длинным носом и с еврейским акцентом, потом высокий, сутулый, лохматый, похожий на протодьякона; потом молодой, очень полный, с красным лицом и в очках» («Попрыгунья»).

Троекратное повторение однородных членов в составе сложных предложений также создает своеобразный ритмический рисунок фразы, сообщает конструкции мелодичность и музыкальность. Например: «А мысли были все те же, что в прошлую ночь, однообразные, ненужные, неотвязчивые, мысли о том, как Андрей Андреич стал ухаживать за ней и сделал ей предложение, как она согласилась и потом мало-помалу оценила этого доброго, умного человека». Или: «Было серо, тускло, безотрадно, хоть огонь зажигай; все жаловались на холод, и дождь стучал в окна» («Невеста»).

Подобные предложения можно черпать у Чехова сотнями. В их строе и ритме, кроме музыкального звучания, по наблюдениям А. Дермана, было что-то «намеренно-ассоциативное: они напоминают... строй наиболее печальных мест из церковных молитв, из чина отпевания: «упокой, господи, душу усопшего раба твоего... в месте светле, в месте злачне, в месте покойне»... Это именно та самая трехчленная ритмическая фраза, к которой Чехов так часто прибегал, особенно в местах драматических, лирических и вообще «трогательных».

Ритмичность СМП у А. П. Чехова может быть основана на повторе сочинительных или подчинительных союзов. Нарочитый повтор союза привлекает внимание к каждой из предикативных единиц сложного построения, актуализирует и акцентирует ее, тем самым создавая сильную ритмичность высказывания. Например: «И она глядела в потолок и шевелила губами, и выражение у нее было счастливое, точно она видела смерть, свою избавительницу, и шепталась с ней» («Скрипка Ротшильда»). Или: «Старцев вошел в калитку, и первое, что он увидел, это белые кресты и памятники по обе стороны широкой аллеи и черные тени от них и от тополей; и кругом далеко было видно белое и черное, и сонные деревья склоняли свои ветви над белым» («Ионыч»).

В данном случае повторение сочинительного союза и придает высказываниям плавность, элегичность, равномерность, размеренность.

А вот в следующем примере, повторяясь от ПЕ к ПЕ, союз «и» имеет нагнетательное значение, то есть символизирует нарастание и сгущение эмоционального содержания, что проявляется в ускорении повествовательного ритма и выражается в ритмической градации: «И от такой жизни она постарела, огрубела, стала некрасивой, угловатой, неловкой, точно ее налили свинцом, и всего она боится, и в присутствии члена управы или попечителя школы она встает, и когда говорит про кого-нибудь из них, то выражается почтительно: «они» («На подводе»). Или:  «И впечатление существа убогого и некрасивого вдруг исчезло, и Королев уже не замечал ни маленьких глаз, ни грубо развитой нижней части лица; он видел мягкое страдальческое выражение, которое было так разумно и трогательно, и вся она казалась ему стройной, женственной, простой, и хотелось уже успокоить ее не лекарствами, не советом, а простым ласковым словом» («Случай из практики»).

Музыкальный ритм следующего сложного предложения основан на повторе союза, синтаксическом параллелизме и синтаксической симметрии. Например:    «То курган, то ряд телеграфных столбов, которые друг за другом идут неизвестно куда, исчезая на горизонте, и проволоки гудят таинственно; то виден вдали хуторок, весь в зелени, потягивает от него влагой и коноплей, и кажется почему-то, что там живут счастливые люди; то лошадиный скелет, одиноко белеющий в поле» («Мужики»).

Особенно ритмично у Чехова сложное предложение, если придаточные части,  входящие в его состав, построены по принципу синтаксического параллелизма, если наблюдается упорядоченность количества ударных слов в их составе. Например: «Таскаясь поневоле по этим курортам, я все более убеждался, как неудобно и скупо живется сытым и богатым, как вяло и слабо воображение у них, как не смелы их вкусы и желания» («Ариадна»).

Симптоматично, что однородные члены предложения в данном примере      также представляют собой яркое средство естественного, компактного и мелодического выражения мысли. Показателен и количественный состав однородных членов: ряды двухчленные, предельно ясные и четкие, с одиночным сочинительным союзом характеризуются исчерпанностью, законченностью перечисления.

Музыкальный ритм предложения усиливается благодаря позиционно-лексическому повтору, выступающему как отражение повышенной ритмической организации текста в лирических отступлениях  или повествовательных контекстах: «Ему не нравилась ее бледность, новое выражение, слабая улыбка, голос, и немного погодя уже не нравилось платье, в котором она сидела, не нравилось что-то в прошлом, когда он едва не женился на ней» - трижды повторенная глагольная словоформа «не нравилось» становится логически и интонационно выделяемой фигурой ритма.

Музыкальность сложного предложения выражается не только в одной лирической ритмике конструкции. Для Чехова А. П.   не менее характерен прием внезапного переключения тональности стиля, подобно тому, как переключается тональность в музыкальном произведении. Чаще всего это достигается внедрением в структуру СМП какой-нибудь одной ПЕ совершенно другой эмоциональной окраски, иного тембра. Например: «Ложились спать молча; и старики, потревоженные рассказами, взволнованные, думали о том, как хороша молодость, после которой, какая бы она ни была, остается в воспоминаниях одно только живое, радостное, трогательное, и как страшно холодна эта смерть, которая не за горами, - лучше о ней и не думать!» («Мужики»). Или: «Видно было, что и бабушка и мать чувствовали, что прошлое потеряно навсегда и бесповоротно: нет уже ни положения в обществе, ни прежней чести, ни права приглашать к себе в гости; так бывает, когда среди легкой, беззаботной жизни вдруг нагрянет ночью полиция, сделает обыск, и хозяин дома, окажется, растратил, подделал, - и прощая тогда навеки легкая, беззаботная жизнь!» («Невеста»). «Казалось, что все эти твари кричали и пели нарочно, чтобы никто не спал в этот весенний вечер, чтобы все, даже сердитые лягушки, дорожили и наслаждались каждой минутой: ведь жизнь дается только один раз!» («В овраге»).

Значение этого приема - возбудить читателя: «читатель не должен скользить по накатанной дорожке однообразного ритма…». Точно такое же значение этот прием имеет в поэтической концовке рассказа «Дом с мезонином»: «Я уже начинаю забывать про дом с мезонином, и лишь изредка, когда пишу или читаю, вдруг ни с того ни с сего припомнится мне то зеленый огонь в окне, то звук моих шагов, раздававшихся в поле ночью, когда     я, влюбленный, возвращался домой и потирал руки от холода. А еще реже, в минуты, когда меня томит одиночество и мне грустно, я вспоминаю  смутно, и мало-помалу мне почему-то   начинает казаться, что обо мне тоже вспоминают, меня ждут и что мы встретимся, Мисюсь, где ты?». Это музыка глубочайшей грусти.

Музыкальность – не единственное свойство сложных предложений в прозе А. П. Чехова. Компактность, естественность, выразительность, ритмичность – основные экспрессивно-стилистические качества полипредикативных конструкций. Благодаря богатству эмоциональных и изобразительных средств, благодаря нанизыванию различных стилистических приемов, полипредикативные конструкции способствуют большей пластичности того или иного описания или повествования и формируют эффект большей художественной силы.