Сопоставительный анализ стихотворения М. Жумабаева

«Казахский язык» и перевод М. Адибаева.

Игенберлина К.Е.

Ведя казахскую литературу в школе с русским языком обучения, мы, словесники, встречаем огромные трудности. Учебников и хрестоматий нет, необходимые тексты найти трудно, а о критической литературе или анализа произведений нет и речи. Тезисно излагаю результаты сопоставительного анализа лишь одного стихотворения М.Жумабаева «Казахский язык» и перевода, сделанного М.Адибаевым. Целью анализа не является оценка перевода, а это всего лишь попытка осмыслить то, что дает данный перевод для понимания идейно-эмоционального комплекса оригинала.

Как известно, при изучении национальной литературы иноязычными читателями перед читателями встает огромная проблема – это языковой барьер. Ведь иноязычным читателям приходится довольствоваться переводами. А перевод, какой бы он ни был, всегда страдает. Перевод – это не оригинал. Каждый язык имеет свои условные выражения, которые не могут быть переведены на другой язык соответствующими словами. Если стремиться воспроизвести форму, то умирает содержание. Если стремиться воспроизвести содержание, то страдает форма. А ведь есть произведения, в которых доминирующим является форма, Поэтому читатель, знакомящийся с произведением посредством перевода, далеко не всегда получает эстетическое наслаждение, даже если правильно понимает идею автора, сюжет произведения. Это является причиной недооценки достоинств произведений национальной литературы неопытными читателями, Нельзя строить представления о литературе целого народа, исходя из отдельных переводов. Очень важным является умение правильного выбора читателем перевода и переводчика. Ведь переводы бывают удачными и неудачными. И не случайно перевод одного и того же произведения иногда существует в нескольких вариантах. Необходимо, чтобы иноязычный читатель всегда помнил, что перед ним перевод, который не является точной копией оригинала.

В этой работе предстоит решить увлекательнейшую задачу – выяснить, какой принцип использовал переводчик, что определяет его успех (или является причиной неудачи), в чем своеобразие данного перевода. Для решения этой задачи необходимо проанализировать перевод в аспекте передачи содержания и формы. Нас интересуют объем оригинала и перевода, лирический сюжет и мотивы, образ, лексика, стих оригинала и перевода (система стихосложения, рифмовка, интонация). Также в работе есть попытка выявить доминанту в структуре текста Магжана и проанализировать насколько удалось переводчику (независимо от того, задавался ли он этой целью или, может, это происходило интуитивно) передать эту доминанту.

«Қазақ тілі» М. Жұмабаев.

Күш кеміді, айбынды ту құлады,

Кеше батыр-бүгін қорқақ бұғынды№

Ерікке ұмтылған ұшқар жаны кісенде,

Қан суыған жүрек солғын соғады.

Қыран құстың қос қанаты қырқылды,

Күндей күшті, күркіреген ел тынды.

Асқар Алтай-алтын ана есте жоқ,

Батыр, хандар-асқан жандар ұмтылды!

Бірлік, елдік, ерлік, қайрат, бақ, ардың,

Жауыз тағдыр жойды бәрін не бардың,

Алтын күннен бағасыз бір белгі боп,

Нұрлы жұлдых-бабам тілі, сен қалдың!

Жарық көрмей жатсаң да ұзақ, кең тілім,

Таза терең, өткір, күшті, кең тілім.

Таралған түрік балаларын бауырыңа,

Ақ қолыңмен тарта аларсың сен, тілім!

«Казахский язык». Перевод М.Адибаева.

Иссякли силы, знамя пало,

Герой унижен, весь дрожит.

Душа крылатая устала,

Кровь стынет – прошлое попрано,

И сердце как немой молчит.

Отвагу, честь, единство, мощь,

Злой ураган развеял прочь.

Судьба от Гордого Алтая несла

С подбитыми крылами народ,

Что правил пир с богами…

Где все?!

Отрезанный язык. И пенье предков,

Нам не постичь. Но в Золотой Орде

Я вижу знак бесценный для потомков,

Умчавшихся к иной, в потемках,

Обманчиво блистающей звезде.

Мой клад – язык, зарытый в небытье.

Мой окровавленный, мой обнаженный гений

Кинжал мой острый и родник бесценный,

Прижми к своей горячей чистоте,

Детей заблудших, ты, неутоленный!

Стихотворение «Казахский язык», по мнению исследователей творчества Магжана, входит в цикл стихотворений, написанных против колониальной политики царизма. Это стихотворение вошло в сборники стихов 1912, 1922, 1923, 1989, 1993 годов. Обратите внимание на даты. Потребовалось более полувека, чтобы реабилитировать поэта и вернуть читателям его поэтическое наследие.

Стихотворение «Казахский язык» так же, как и вообще казахское стихосложение имеет силлабический слоговой строй, в нем ритмичность создается повторением стихов с одинаковым количеством слогов. Слоги звучат в нем недостаточно четко, и ударные слоги резко не выделяются. Стих выписан преобладающим в казахской поэзии размером – одиннадцатисложникам. Каждая строфа подчинена одной и той же схеме рифмовки: три рифмованные строки и одна холостая. Стихотворение состоит из четырех четко выделенных строф. Это стихотворение оригинально с точки зрения строения. Несмотря на четырехстрофное деление, стихотворение состоит из двух частей. В первой части – это две первые строфы и две первые строки третьего четверостишья – говорится о трагическом положении казахов, в голосе автора звучат горечь, обида; звучат пессимистические ноты, слышна тоска по прошлому. Можно сказать, что это одновременно и укор своему современнику. В данном стихотворении «казахский язык» выступает символом единства. Язык – луч света, проблеск надежды для автора. Язык – та сила, которая смажет вернуть и восстановить все потерянное: и счастье, и единство, и мощь и т.д. Автор называет язык «бесценным символом» или «знаком» золотых дней, то есть счастливого прошлого. Таким образам, во второй части стихотворения выражается надежда на лучшее будущее. Двойная сегментация в композиции стихотворения и образ «языка» - символа счастья, являются доминирующими элементами этого стихотворения.

Название стихотворения переводчик сохранил.

Очень сложно уловить схему рифмовки перевода. Если, как уже выше отмечалось, строфы оригинала подчинены одно и той же схеме рифмовки, то в переводе перекрестная рифмовка заменяется ударной рифмовкой, а ряд строк, например, во второй строфе, остаются холостыми. Это затрудняет чтение стихотворения и, естественно, в плане звучания перевод проигрывет. В оригинале все окончания мужские. В переводе же идет чередование мужских и женских окончаний. М опять это чередование неурегулированное, хаотическое. Особенно во второй строфе.

Перевод написан неравностопным ямбом. И опять-таки неравностопность ямба в переводе вносит некий диссонанс.

Объем перевода не соответствует объему оригинала. В оригинале 16 строк (4 строфы по 4 строки), в переводе 21 строка (3 по 5), а одна строфа состоит из шести строк. Увеличение текста перевода можно объяснить двумя причинами. Во-первых, при переводе автор перестраивал структуру предложений: фраза, занимающая одну строку, делилась на более мелкие интонационные единицы; переводчик включал от себя слова, не существовавшие в подлиннике.

Вторым фактором, обуславливающим большой объем перевода, является то, что при переводе не всегда удавалось кратко и точно передать мысль Магжана. Возможно, то объясняется тем, что строки оригинала очень длинные, а для перевода М. Адибаев избрал не самый длинный размер русского стихосложения.

Проанализировав лексический состав перевода, можно прийти к выводу о том, что М. Адибаев скорее сделал вольный перевод.

Проследим с самого начала. В первой строке у Магжана: «айбынды ту құлады», а в переводе Адибаева «знамя пало», то есть нет определения к слову «знамя». У Магжана знамя «величественное», «величавое».

В третьей строке перевода нет выражения «ерікке ұмтылған», что означает «устремленная» или «стремится к свободе». Переводчик вводит выражение «прошлое попрано», которого нет в оригинале. Это выражение занимает место в четвертой строке, заканчивает его и у переводчика пять строк.

Вторая строфа у Адибаева начинается совершенно по-иному:

Отвагу, честь, единства, мощь…

Подобными словами (и то не точно) начинается третья строфа оригинала.

Қыран құстың қос қанаты қырқылды...

У орла подрезаны оба крыла…

Но «қыран құс» - не просто орел, а это выражение переводится как горная птица, определение «қыран » здесь не просто горная, но и имеет оттенок слова «великая», т.е. величавая, горная птица. Подобные изменения, т.е. отсутствие определений «айбынды» - величавое, «қыран» - гордая, ловчая птица снизили пафос. В переводе стих звучит не так возвышенно, т.е. несколько меняется стиль. Далее Магжан выражает свою тоску по прошлому и, как отмечают критики, идеализируя прошлое, напоминает читателям о ханах, батырах и великих людях прошлого, а Адибаев всех их называет народом, правившим пир с богами. Далее переводчик вопрошает: «Где все?!». Тем самым вводит во вторую строфу шестую строку, которой нет в оригинале.

В третьей строфе переводчик совершенно меняет смысл стиха. Если у Магжана язык выступает символам единства, счастья и является доминирующим элементом стихотворения, то почему-то Адибаев вводит образ «Золотой Орды», называя его «бесценным знаком для потомков». Ни одна доминанта не сохраняется: ни двойная сегментация, ни образ «языка» - символа счастья, надежды. У переводчика нет надежды, тем более уверенности. Автор же уверен, что у казахского языка есть будущее, и в его словах звучит не только надежда, но и гордость, поклонение, любовь.

Работая над стихотворным переводом, вновь и вновь прихожу к мысли о том, что каждое произведение нужно читать в оригинале. Никогда, ни на одном языке не зазвучат стихи Магжана, Мукатаева, Абая так, как они звучат на казахском языке, точно так же, как и не зазвучат стихи Пушкина, Лермонтова, Тютчева на других языках. Никогда стихи на чужом языке не производят такого же впечатления, как на родном. Ведь кроме знания двух языков, нужно хорошо знать читателя, его вкус, стилистические привычки. Передать создание поэта невозможно, но нельзя и отказаться от этой мечты. Для того и существуют переводы, чтобы хоть частично прикоснуться к другой культуре народов.