Нудельман М.А.
Мичуринский Государственный Аграрный Университет
Изученность политического текста в
современной лингвистике
В языкознании наших дней отмечается
в основном тенденция исследования не политического текста, а политического
дискурса (Карасик 2000, Колесникова 2007, Литвинова 2006, Чудинов 2002, Шейгал 1998,
Chomsky 1988, Thornborrow 2001). Политический дискурс
представляет собой лингвистическую и социальную данность, которая позволяет
реконструировать ментальность «возможного мира».
В социологическом словаре
политика определяется как «деятельность классов и иных социальных групп,
связанная с определением содержания и форм, задач и функций государства, а
также его взаимоотношений с другими государствами» (Энциклопедический
социологический словарь 1995: 561).
Лингвистический подход к
аналитике такой разновидности, как политический дискурс, концентрируется вокруг
понятия «социальный контроль». В рамках лингвистической аналитики могут быть
выделены два значительных потока: дескриптивный и критический анализы дискурса.
В современной лингвистике дескриптивный подход связан с изучением языкового
поведения политиков: языковых средств, риторических приемов и манипулятивных
стратегий.
Критический подход
нацелен на изучение социального неравенства, выражающегося в языке или
дискурсе. Язык в этой перспективе рассматривается как средство власти и
социального контроля. По мнению З.Эгера, представителя Германской школы,
критический дискурс–анализ концептуализирует язык как форму социальной практики
и пытается довести до сознания людей неосознаваемое ими взаимное влияние языка
и социальной культуры.
В теории межличностной
коммуникации Дж. Гамперца подчеркивается способность людей осуществлять процесс
инференции (то есть выводить значения путем умозаключений), причем контекстуализационные
титры играют важную роль в успешном протекании этого процесса, поскольку
позволяют участникам разговора полагаться на косвенные инференции, из чего создается
фрейм фоновых знаний на контексте, целях интеракции и межличностных отношений,
на которых строится интерпретация (Цитируется по Колесниковой 2007: 48-49).
Учитывая определение
политического дискурса в трактовке современных лингвистов (Баранов, Казакевич 1991;
Демьянков 2002; Почепцов 2000; Чудинов 2007), языковед О.В. Эпштейн отмечает
присутствие индивидуальных специфических признаков политического дискурса, к
числу которых он относит:
1.
агональность
(состязательность);
2.
агрессивность;
3.
идеологичность;
4.
театральность (Эпштейн
2008: 154).
Разработка исследований
политического дискурса в рамках теории коммуникации связана с изучением всех
речевых актов, используемых в политических дискуссиях, а также учет правил
публичной политики (Баранов 1997).
Говоря о политическом
дискурсе, Е.И. Шейгал отмечает связь политики непосредственно с речевыми действиями
(Шейгал 1998). Политический дискурс имеет полевое строение, в центре которого
находятся политические тексты типа парламентских дебатов, речей политических
деятелей.
Общественное
предназначение политического дискурса связано с необходимостью внушить
адресатам верность предлагаемых политических действий и оценок. Цель
политического дискурса состоит в убеждении адресатов в правильности
предлагаемых идей, с одной стороны, а с другой стороны, с побуждением к
действию (Демьянков 2003). Понимание политического дискурса не ограничено
анализом языковых моментов его центра, оно предполагает знание фона, ожидания
автора и аудитории, скрытых мотивов, сюжетных схем и излюбленных логических
переходов, бытующих в конкретную эпоху (Цитируется по Низковской 2007).
Необходимость поиска воздействия на общественное мнение с целью продажи
политических идей приводит к возникновению разного рода текстов. В них
раскрывается речевой портрет политика, исходящий из набора взаимообусловленных
и взаимосвязанных черт содержательной и коммуникативной природы, благодаря
усилиям средств массовой информации, Интернета и общественного мнения. Язык
таких текстов является мощным средством воздействия на аудиторию. Он позволяет
задавать нужное адресанту видение мира, управлять восприятием объектов и
ситуаций, навязывать их положительную или отрицательную оценку. Тем самым
создается мощная имплицитная информация в таких текстах, способствующая
достижению поставленных целей (Пирогова 2001).
Известная модель
речевой коммуникации говорящий – слушающий преобразуется в политическом
дискурсе в более сложную модель: политик – оппонент и политик – население. Как
отмечает О.В. Низковская, население оказывается в этой иерархии на первом месте
и всегда оценивается положительно. Отношение же к оппоненту если не
отрицательно, то критично, так как оппонент выступает соперником в борьбе за
главного адресата – население (Низковская 2007).
Политический дискурс
обладает «сверхметафоричностью». Не случайно А.П. Чудинов высказывается о
большой роли политической метафоры, понимая ее как одно из средств непрямой
коммуникации оценочности и намеренной смысловой неопределенности политических
высказываний (Чудинов 2001).
Наряду с экономикой и
правом, по замечанию Е.В. Жабиной, политика является, несомненно, той
социальной системой, в которой доверие-недоверие имплицитно определяется как
основной источник действия. Недоверие в политическом дискурсе может выражаться
эксплицитными и имплицитными средствами. В основе этих языковых средств лежит
метафора. При имплицитном выражении недоверия метафора создает новый смысловой
контекст (Жабина 2006).
Особое значение в
политическом дискурсе имеет игровая метафора, когда политики выступают в роли
игроков. Связь политики с игрой рассматривается как проявление негативной
стороны политики (Балакин 2009: 62). Игра в политическом домене есть
«притворное, неискреннее, вводящее в заблуждение действие (например, игра в
демократию, Конституцию, парламентаризм, реформы, оппозицию, дипломатию)»
(Бакеркина 2002: 99). Т.И. Литвинова, исследуя немецкий политический дискурс,
отмечает такие виды игр, как интеллектуальные игры, азартные игры в карты, в
игровые автоматы, в ролевые игры и так далее (Литвинова 2006). В политической
сфере цель такой игры – победа. Политическому игроку нужно не только
участвовать в игре, но и стремиться к формированию своей собственной игры.
Игровая лексика – это один из основных источником метафорической экспансии на
разных этапах развития языка.
В политическом дискурсе
метафорическая реализация разных видов значений в наши дни становится темой
исследования и в сопоставительном языкознании. Как справедливо отмечает А.П.
Чудинов, исследование концептуальных политических метафор – это своего рода
ключ к выявлению особенностей национальной политической картины мира на
определенном этапе развития общества. Сопоставление закономерностей образного
представления действительности позволяет выделить наиболее существенные общие и
особенные признаки в национальном сознании народа.
Литература:
1.
Бакеркина В.В. Краткий
словарь политического языка. – М.: Астрель, 2002. – 288 с.
2.
Балакин С.В. Особенности
актуализации концепта «Игра» в политическом дискурсе // XIV Державинские чтения. Институт иностранных языков:
мат-лы Общерос. научн. конф. – Тамбов: Изд. дом ТГУ им. Г.Р. Державина, 2009. –
С. 62-65.
3.
Баранов А.Н.
Политический дискурс: прощание с ритуалом? // Человек. – М.: Vivos Voco, 1997.
- №6. - С. 108-118.
4.
Баранов А.Н., Казакевич
Е.Г. Парламентские дебаты: традиции и новаторство. – М.: Знание, 1991. – 63 с.
5. Демьянков В.З. Интерпретация политического дискурса в СМИ // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. – М.: Изд-во МГУ, 2003. – С. 116-133.
6.
Демьянков В.З.
Политический дискурс как предмет политической филологии // Политическая наука.
Политический дискурс: История и современные исследования. – М.: ИНИОН РАН,
2002. - №3. – С. 32-43.
7.
Жабина Е.В. Роль
метафоры в выражении недоверия в политическом дискурсе (на материале
современного немецкого языка) // Актуальные проблемы германистики и
романистики. – Вып. 10. – Ч. 2. – Смоленск: Изд-во СГУ, 2006. – С. 63-68.
8.
Карасик В.И. О типах
дискурса // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс: Сб.
науч. тр. - Волгоград: Перемена, 2000. - С. 5-20.
9.
Колесникова С.Н.
Политический дискурс: основные характеристики // Лингвистические парадигмы и
лингводидактика. – Ч. 2. – Иркутск: БГУЭП, 2007. – С. 47-52.
10.
Литвинова Т.И. Игры, в которые играют
политики (на материале игровой метафоры в немецком политическом дискурсе) //
Актуальные проблемы германистики и романистики. – Вып. 10. – Ч. 2. – Смоленск:
Изд-во СГУ, 2006. – С. 68-72.
11.
Низковская О.В. Реализация манипулятивных
стратегий в политическом дискурсе // Лингвистические парадигмы и лингводидактика.
– Ч. 2. – Иркутск: БГУЭП, 2007. – С. 117-120.
12.
Пирогова Ю.К. Имплицитная информация как
средство коммуникативного воздействия и манипулирования // Проблемы прикладной
лингвистики. – М.: ИЯ РАН, 2001. – С. 209-227.
13.
Почепцов Г.Г. Информационные войны. – М.:
Валкер, 2000. – 281 с.
14.
Чудинов А.П. Метафорическое оправдание и
осуждение войны в политическом дискурсе России и США // Композиционная
семантика. Материалы 3 школы-семинара по когнитивной лингвистике. – Ч. 1. –
Тамбов, 2002. – С. 115-117.
15.
Чудинов А.П. Политическая лингвистика:
Учебное пособие. – М.: Флинта: Наука, 2007. – 256 с.
16.
Шейгал Е.И. Структура и границы политического
дискурса // Филология. – Philologica. –
14. – Краснодар: Изд-во Кубан. ун-та, 1998.
– С. 22-29.
17. Энциклопедический социологический словарь / под ред. Осипова Г.В. – М.: ИСПИ РАН, 1995. – 940 с.
18.
Эпштейн О.В. Семантико-прагматические и
коммуникативно-функциональные категории политического дискурса //
Филологические науки. Вопросы теории и практики. – №2 (2) 2008. – Тамбов:
Грамота, 2008. – С.150-156.
19.
Chomsky N. Language and Politics. - Montréal: Black Rose Books, 1988. - 779p.
20.
Thornborrow J. Authenticating
talk: building public identities in audience participation broadcasting. Discourse Studies. – London:
Sage Publishers, 2001. - Vol. 3 (4). – P. 459-479.