К.п.н. Чегин Д.М.
Нижегородский государственный
университет, Россия
К
вопросу о стабильности политических режимов
Каждый режим как выразитель непосредственных интересов власти стремится
обеспечить максимально широкую поддержку для своего существования. В этом
состоит своего рода "инстинкт выживания" власти, имманентно присущий
ей консерватизм, страх перед глубокими переменами в общественных структурах.
Что такое политическая стабильность? Как она может быть зафиксирована? Один из самых важных (хотя и не единственный)
факторов, на который принято обращать внимание — социально-экономическое развитие. Исходя из такого понимания,
стабильным может считаться режим, способный обеспечить интеграцию общества на
путях эффективного социально-экономического развития.
Однако не всегда модернизация сопровождается стабилизацией имеющихся
политических структур (один из примеров — прерывание шахской модернизации в
Иране 1970-х гг. и установление жесткого теократического режима. Такая позиция,
в частности, была представлена точкой зрения известного ираниста С, Л. Агаева в
его полемике с В, Л. Шейнисом по широкому кругу проблем, связанных с развитием
Третьего Мира.[i]).
"Современность, — писал Хантингтон, — нуждается в стабильности, но
осовременивание (модернизация) порождает нестабильность".[ii]
По мнению Хантингтона, в условиях модернизирующегося авторитаризма
обеспечение стабильности должно быть связано с ограничением роли политического
участия масс, которое в противном случае подорвет надежность институтов.
Парадокс же заключается в том, что неудовлетворенность (фрустрация) масс своим
положением, недостаток существующей в обществе вертикальной и горизонтальной
мобильности неизбежно увеличивают массовые запросы на участие в политическом
процессе. В свою очередь, уровень социальной фрустрации повышается в связи с
ростом социальной мобилизации и усугублением экономической ситуации. "В
отсутствие сильных и достаточно адаптивных политических институтов, такой взлет
участия означает нестабильность и насилие"[iii].
Однако стабильность вовсе не обязательно означает отсутствие изменений
и даже реформ. Более того, относительный, пусть минимальный уровень
стабильности совершенно необходим реформаторам для успеха.
Чаще всего в качестве компонентов политической стабильности выделяют
легитимность и эффективность власти.
В основном исследователи сходятся во мнении, что легитимность, если она
существует, несомненно, способствует стабилизации. Однако остается открытым
вопрос, а возможна ли стабилизация без легитимизации власти? Если да, то каким
образом? Насколько прочной, "стабильной" будет такая стабилизация?
Если нет, то какие факторы, помимо легитимности, должны быть использованы для
обеспечения устойчивости позиций власти?
М. Вебер исходил из того (хотя и такая интерпретация Вебера продолжает оспариваться),[iv]
что легитимность является фактором, позволяющим стабилизировать отношения
политического господства в обществе. Под системой господства Вебер подразумевал
такой общественный порядок, где приказывают и выполняют приказы.[v]
По убеждению Вебера, выполнения приказов добиваются не только и даже не столько
применением силы, а зачастую с помощью определенных социально выработанных норм
и правил общежития.
Легитимность, следовательно, означает совпадение общественных норм и
ценностей, признанность или законность (в неправовом смысле) власти. Для Вебера
легитимность выступает в качестве гаранта стабильности имеющихся в обществе
структур, процедур, решений должностных лиц, "независимо от конкретного
содержания их действий".[vi]
Согласно Веберу, легитимность может быть трех основополагающих типов —
рациональная, традиционная и харизматическая.[vii]
Эффективность власти — параметр, который нередко рассматривается
политологами как дополняющий или взаимозаменяющий легитимность и способный
стабилизировать систему даже в условиях ее недостаточной легитимности.
Понятие эффективности как таковое было введено в оборот С. Липсетом
Согласно Липсету, стабильность власти определяется не одним (легитимность), а
двумя параметрами — легитимностью и экономической эффективностью власти. Он
полагал, что сама легитимность системы власти может достигаться двумя путями:
либо за счет преемственности, восприятия ею прежних, однажды установленных
норм; либо за счет эффективности, т.е. обретения самой системой способности,
даже отказавшись от традиционных норм, решить назревшие, прежде всего
социально-экономические проблемы общественного развития. В первом случае
Липсет, несомненно, имел в виду выявленный Вебером традиционный тип
легитимности, опирающийся на патриархальную или сословную систему социальных
связей.
Иное дело — харизматическая легитимность, призванная продемонстрировать
пророческие свойства лидера и его способность возглавить процесс кардинальной
трансформации экономических и ценностных оснований общества, опираясь в этом на
аффективную веру масс в его экстраординарные качества. Этот вид легитимности
тесно связан с экономической эффективностью. Во-первых, он не сможет
существовать достаточно длительное время без существенных экономических
сдвигов, а во-вторых, сам характер и глубина этих сдвигов подчинены влиянию
харизматика.
Основываясь на этих рассуждениях, Липсет разделил все политические
системы на четыре группы: 1 — легитимные, но недостаточно эффективные; 2 — эффективные,
но недостаточно легитимные; 3 — политические системы, обладающие и легитимностью,
и эффективностью; 4 — системы, в которых утрачена легитимность и отсутствует
потенциал эффективности. По этой схеме легко проследить три ступени
политической стабильности—нестабильности обществ: нестабильные, с утраченной
легитимностью и эффективностью; относительно стабильные—нестабильные, в которых
отсутствует один из параметров схемы; стабильные, в которых легитимная власть
является вместе с тем и экономически эффективной.
Важность "поправки", внесенной Липсетом в концепцию М.
Вебера, трудно переоценить.
Таким образом, можно заключить, что политическая стабильность власти
складывается из двух основных компонентов — легитимности, или признание ее
авторитета широкими общественными слоями и эффективности, означающей
способность власти использовать имеющиеся в ее распоряжении ресурсы.