Кандидат экономических наук,
доцент кафедры Экономических систем и маркетинга
МЕТАМОРФОЗЫ
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ФОРМЫ
ПРОИЗВОДИТЕЛЬНОГО ТРУДА
Своеобразие
той или иной конкретно-исторической формы производительного труда определяется
на наш взгляд, с одной стороны, типом производства, т.е. синтезом образа жизни
(взаимодействия уровня развития и характера производительных сил с отношениями
пользования), распорядительных взаимосвязей и экономических интересов агентов
хозяйствования, а с другой – системой контактов присвоения-отчуждения
(отношений собственности), присущих соответствующему строю. Ведь противоречие
между характером производства и системой отношений собственности представляет
собой основной источник развития каждого социально-экономического уклада,
находя в его рамках известную форму своего осуществления и разрешения.
Такой
внутренне адекватной формой осуществления и разрешения конкретно-исторической
разновидности основного противоречия каждого строя выступает соответствующий
его социально-экономической природе способ соединения факторов производства,
ибо последний, будучи имманентным исторически определённому укладу,
обеспечивает и направляет расширенное воспроизводство ресурсов в его границах.
Причём, конкретно-историческая специфика способа соединения личного и
вещественного факторов производства проявляется в тех социально-экономических
формах, которые приобретают рабочая сила и средства производства внутри
производственного процесса и посредством которых происходит их расширенное
воспроизводство в пределах данного строя. Поэтому, именно в способе соединения
экономических ресурсов фиксируется глубинная сущность того хозяйственного
уклада, которому он имманентен. К. Маркс писал по данному поводу: "Тот
особый характер и способ, каким осуществляется это соединение, отличает
различные экономические эпохи общественного строя" [1, с. 43-44].
С
особым способом соединения рабочей силы со средствами производства в рамках
конкретно-исторического строя тесно связана природа присущей ему формы
производительного труда. Разъясняя свою методологию исследования (в данном
случае) капиталистической формы
производительного труда, К. Маркс подчёркивал: "Производительный
труд есть лишь сокращённое выражение для всего отношения и того способа, каким
рабочая сила и труд фигурируют в капиталистическом процессе производства"
[2, с. 98]. Такой подход означает, что производительная форма труда, адекватная
тому или иному укладу, представляет собой неотъемлемую сторону имманентного ему
способа соединения факторов производства, т.е. его сущности.
Изложенное
выше недвусмысленно подчёркивает громадную теоретическую важность и
актуальность познания своеобразия социально-экономических форм
производительного труда, характерных каждому конкретно-историческому
хозяйственному строю. Целью настоящих тезисов как раз выступает попытка сжатого
определения особенностей общественно-хозяйственных форм производительного
труда, присущих всем экономическим системам, сменявшим друг друга, начиная с
первого постстадного способа производства.
Говоря
о первобытнообщинном строе, надо прежде всего подчеркнуть, что ему имманентен
исключительно общинный характер производства необходимого продукта и спорадического
создания прибавочного продукта. Индивид, покидавший свой род, при таком
характере производства (когда прибавочный продукт создавался только случайно
(за счёт нерегулярно складывавшихся, т.е. возникавших лишь время от времени
особо благоприятных обстоятельств), а необходимый продукт могла произвести
исключительно совокупная рабочая сила рода) неизбежно погибал. Поэтому,
во-первых, общине принадлежали все основные материальные ресурсы и, во-вторых,
именно в силу экономической слабости отдельного человека, а не вследствие
производных от этого добродетелей первобытного индивида, становились нормой
жизни родовой коллективизм (как единственно возможный тогда способ соединения
рабочей силы со средствами производства) и мораль функционально-уравнительного распределения,
которые воспроизводили родовую форму производительного труда.
Матриархально-родовые обряды, утверждая и закрепляя соответствующие обычаи в
качестве общепринятых стереотипов поведения, делали родовую форму
производительного труда устойчивой и жизнеспособной до тех пор, пока оставался
незыблемым исключительно общинный характер производства необходимого продукта и
эпизодической выработки прибавочного продукта.
Но,
по мере медленного совершенствования производительных сил охоты, рыболовства,
собирательства, а затем зародившихся земледелия и скотоводства, произошёл
качественный скачок, состоявший в формировании моногамносемейного характера
производства необходимого продукта и спорадического создания прибавочного
продукта. Это предопределило постепенное разложение матриархально-родовых
устоев и становление общинно-патриархальных отношений. При этом главенствующее
положение мужчин в отношениях собственности обусловливалось тем, что,
во-первых, именно представители этого пола заняли ведущие позиции в материальном
обеспечении соплеменников за счёт своего труда в охоте и рыболовстве и, потом,
в земледелии и скотоводстве, всё более повышавших своё хозяйственное значение,
а, во-вторых, в данную историческую эру совершилось резкое нарастание военных
столкновений между племенами за территории и расположенные на них природные
богатства, в чём мужская часть населения играла решающую роль по естественным
причинам. Отсюда, патриархально-общинному строю соответствовала
моногамно-общинная форма производительного труда, которая отрицала свою
предшественницу (его уравнительно-родовую форму) в том смысле, что
характеризовалась усилением моногамно-патриархальных отношений собственности по
поводу рабочей силы и движимых средств производства; хотя земля оставалась
по-прежнему общинным достоянием, подлежащим лишь временным переделам между
отдельными патриархальными семьями общинников.
В
ходе и посредством наступившей позже аграрно-технической революции происходило
формирование и совершенствование аграрного общества, в рамках коего получили
своё классическое воплощение три строя: древневосточная оросительная
патриархально-государственная система, субтропическое рабовладение и
универсальный феодализм. Каждый из этих укладов материально-технически
базировался на вполне определённых и присущих только им характерах (типах)
производства и социально-экономических формах производительного труда.
Впрочем,
фундаментом как субтропического рабовладения, так и древневосточного
патриархально-государственного оросительного строя, был одинаковый тип
производства – сверхсемейный (принудительно групповой) характер устойчивой
выработки не только необходимого, но и прибавочного продукта. Первоначальное
становление рабовладельческого уклада наблюдалось отнюдь не везде, ибо
последний не мог иметь всеобщего распространения в силу чисто природных
обстоятельств: с одной стороны, ирригационное хозяйство жарких речных долин
Древнего Востока никак нельзя было доверить рукам рабов, вследствие чего там на
указанном типе производства объективно могла сформироваться лишь оросительная
патриархально-государственная система, основанная на труде общинников и
регулируемая деспотической монархией; а, с другой стороны, в умеренном
климатическом поясе Земли рабство могло быть лишь домашним, поскольку
производительный труд тут требовал для постоянного создания прибавочного
продукта более сложных орудий, какие легко ломались бы, попав в распоряжение
незаинтересованных в результатах своего труда рабов. Да и само рабовладение в
той субтропической зоне, где оно нашло классическое воплощение, на деле
находилось в среде явно преобладавших патриархально-общинных отношений.
На
почве внедрения высших достижений аграрно-технической революции уже в пределах
Римской империи (а на Древнем Востоке, скорее всего, ещё раньше) сформировался
семейный тип устойчивого производства не только необходимого, но и прибавочного
продукта. Поэтому ещё в Римской империи объектом эксплуатации стала отдельная
крестьянская семья посредством колоната. Обусловленные этим сдвиги во
внутриобщинном соотношении сил стали питательной средой для медленного и
подспудного возникновения и утверждения феодальных отношений и адекватной им
формы производительного труда. Устои последней состояли в поземельно-личной
зависимости крестьянских семей, главы которых являлись собственниками тяглового
скота и сельскохозяйственного инвентаря, от землевладельцев (дворян и
духовенства), захвативших земельные и водные ресурсы как главные условия
аграрного труда и присваивавших на данной базе его прибавочный продукт в виде
известных форм земельной ренты. Военно-религиозные стереотипы земельной
аристократии, т.е. высшого слоя дворянства и духовенства (как правящих и
неподатных сословий), регулировали феодальную форму производительного труда
трёх податных сословий – крестьян, а также ремесленников и купцов (охваченных
на Западе феодально-цеховой организацией своей деятельности).
Эру
индустриального социума условно надо подразделять на две эпохи:
аграрно-индустриальную и индустриально-аграрную. Причём, каждой из названных
эпох присущ вполне определённый тип (характер) производства и соответствующий
ему базис.
Медленное
совершенствование экономических ресурсов в рамках феодализма обусловило
постепенное формирование индивидуального типа постоянного производства
необходимого и прибавочного продукта, ставшего материальной почвой подспудного
разложения поземельно-личной зависимости и сословно-патриархальных традиций, а
значит, образования рынка труда, где объектом найма оказалась рабочая сила
отдельного человека, причём, применительно ко всё большей части экономически
активного населения. Пионерами перехода от аграрного к аграрно-индустриальному
социуму оказались страны Западной Европы в силу естественных причин –
благоприятных природно-климатических условий умеренной морской зоны Земли, детерминировавших
опережающее углубление общественного разделения труда и развитие товарных и
денежных взаимосвязей, а значит, - расширение первоначального накопления
капитала, в том числе за счёт усиления внутрисословного неравенства, которое
породило как обуржуазивание, так и пролетаризацию, шедших рука об руку с
образованием национальных рынков капитализирующихся государств, в каких всё
более утверждались частная свобода, предприимчивость и гражданские права по
мере противоречивого разворачивания Ренессанса, Реформации, коммерциализации,
атеизма, абсолютизма, протекционизма и хищнического колониализма (после Великих
географических открытий).
Качественный
скачок от индивидуального к общественному типу производства и от
аграрно-индустриального к индустриально-аграрному обществу совершился
практически одновременно. Причём, он произошёл в разных странах не в одно и то
же время в силу неравномерности их развития. Относительным критерием, который
указывает на становление в конкретной стране, с одной стороны, общественного
характера производства, имманентного зрелому капитализму, а с другой –
индустриально-аграрного общества выступает совершение промышленной революции.
Вскрывая
специфически капиталистическую природу производительного труда, К. Маркс
подчёркивал, что производительным с точки зрения буржуазного способа соединения
факторов производства является только тот труд, который непосредственно
обменивается на капитал. При этом он пояснял, что "Непосредственный обмен
между трудом и капиталом означает здесь: 1) непосредственное превращение труда
в капитал, в вещественную составную часть капитала, - превращение,
совершающееся в процессе производства; 2) обмен определённого количества
овеществлённого труда на такое же количество живого труда плюс добавочное
количество живого труда, которое присваивается без обмена" [3, с. 407].
Всякий
труд, не адекватный буржуазному способу соединения экономических ресурсов,
выступает как непроизводительный в разрезе капиталистических производственных
отношений, ибо в таком случае он непосредственно не служит и не может служить
расширенному воспроизводству глубинной сущности буржуазного строя, его
основного производственного отношения и основного противоречия.
Непроизводительным в разрезе капиталистического способа производства является не
только труд, непосредственно обмениваемый не на капитал, а на доход, т.е. не
только деятельность простых товаропроизводителей, но также и любой труд,
охваченный некапиталистическими отношениями собственности на факторы
производства. Дело в том, что глубинная сущность буржуазного строя заключается,
как известно, в капитале. И не случайно: как раз капитал выступает в качестве
специфически буржуазного способа соединения экономических ресурсов, ибо, с
одной стороны, как средства производства, так и рабочая сила принимают (внутри
самого процесса производства) форму капитала (соответственно – постоянного и
переменного), а, с другой стороны, именно капитал служит адекватной формой
осуществления и разрешения основного противоречия капитализма (в его
собственных пределах), – противоречия между общественным характером
производства и частнокапиталистической формой присвоения-отчуждения.
Именно
крайнее обострение названного противоречия перед и в ходе Первой мировой войны
привело к пролетарской революции в России и к становлению в СССР и ряде других
стран казённого социализма. Как и любому строю, казённому социализму была
характерна присущая только ему форма производительного труда, базировавшаяся на
тотальном огосударствлении экономической жизни путём всеобщей конфискационной
национализации и массовой коллективизации. При этом колхозно-кооперативный
сектор фактически выступал разновидностью государственного, поскольку групповая
собственность носила номинальный характер и только прикрывала реальное
государственное владение её объектами. В личной собственности оставались лишь
рабочая сила её носителей, предметы потребления и мелкие средства производства
(преимущественно личного подсобного хозяйства).
По
сути, как нам представляется, факторы производства приобрели форму казённо-хозрасчётных
фондов (постоянных и переменных), ибо способ их соединения на предприятиях
фиксировал как фактически тотально государственную принадлежность последних,
так и объективную необходимость известной самостоятельности и материального
стимулирования их работников, т.е. определённый экономический расчёт под эгидой
директивного руководства каждым звеном народного хозяйства. Подобный способ
соединения факторов производства позволяет определить адекватную ему форму
производительного труда тоже в качестве казённо-хозрасчётной, воспроизводившей
в принудительном режиме адекватную систему производственных отношений.
Непроизводительным по своей форме (с позиций советского социализма) являлся
любой труд, который прямо обменивался не на казённо-хозрасчётные фонды, а на
капитал или на доход, ибо он в таком случае не воспроизводил имманентные
данному строю производственные отношения, но, напротив, способствовал
разложению или, по меньшей мере, модификации их установленной системы. Ясно,
что в первую очередь теневая экономика в рамках реального социализма
подтачивала его устои [4-7].
Причём с
известными оговорками можно
утверждать (убеждён А.Г. Фонотов [8]), что мобилизационный тип
развития, характерный для СССР (в силу неизбежной исторической преемственности
и традиции), ориентировался на строго определённую политику, вытекавшую из
идеологических установок первых лет советской власти, таких как направленность
на мировую революцию, неотвратимость столкновения двух систем и т.д. Все эти
проблемы должны были решаться (полагает он) в ходе индустриализации. Чтобы
ликвидировать отставание, приходилось (по его констатации) в срочном порядке
перебрасывать ресурсы из одних сфер в другие, концентрировать их на
стратегических направлениях, путём невероятного напряжения сил добиваться
наращивания мощностей оборонной промышленности. В результате (обобщает он)
качественный уровень оборонных отраслей оказался выше гражданских.
Далее,
А.Г Фонотов подчёркивает: при достаточной сложности хозяйственной системы, как
бы не перекрывались старые каналы товарно-денежных отношений, всё равно
формируются новые, порой нелегальные. Одновременно он признаёт, что этот
вариант хозяйственного устройства был по-своему целостным, внутренне
согласованным и приспособленным для реализации экстенсивного экономического
развития. Однако (по его убеждению) по мере дальнейшего усиления специализации
и концентрации производства и усложнения организационно-технологических связей
в народном хозяйстве внутренняя эволюция экономической системы, основывавшаяся
на прямом администрировании, приводила к тому, что, с одной стороны,
министерства и ведомства всё более превращались в крупные государственные
монополии, безраздельно доминировавшие в экономике и конкурировавшие между
собой за выделение им дополнительных производственных ресурсов и
государственных капитальных вложений, а с другой стороны, предприятия и
объединения всё более обособлялись как реальные субъекты владения средствами
производства и в этом своём качестве начинали противостоять административному
давлению министерств и ведомств [см. 8].
Развал
СССР и постсоветские реформы привели не столько к прогрессу, сколько к
деградации как производительных сил, так и производственных отношений.
Последнее выразилось, помимо прочего, и в аморфности сложившейся у нас
социально-экономической ипостаси производительного труда. Как было показано
выше, капиталистическая форма производительного труда предполагает, с одной
стороны, присвоение прибавочной стоимости капиталом без обмена, но, с другой
стороны, обмен личного фактора производства на переменный капитал - обмен,
который может быть эквивалентным, т.е. осуществляться в соответствии со
стоимостью рабочей силы (при равенстве спроса и предложения на рынке труда).
Что касается номенклатурно-уголовного капитализма, утвердившегося в СНГ (за
исключением Беларуси), то, по нашему убеждению, применительно к нему вообще
пока затруднительно говорить о какой-либо присущей ему форме производительного
труда.
Ведь
постсоветский капитализм не просто зиждется на попрании элементарной социальной
справедливости, не просто разрушает хозяйствование, игнорируя экономические
интересы трудоспособных и большинства предпринимателей, но также по существу
является бесформенным в общественно-хозяйственном смысле, или неспособным оформить
труд, поскольку возможен лишь в атмосфере хаоса, беззакония и бесправия,
посредством коих развёртывалась приватизация как хищническая форма
постсоциалистического первоначального накопления капитала. Дело в том, что
основными орудиями последнего выступают коррупция, рэкет, личная уния, система
участия, сговор чиновничества с теневым бизнесом, слияние бюрократии с
плутократией [9, с. 532-533; 10, с. 751]. Подобный режим бытия воспроизводит
экономические связи в качестве отношений насилия, обмана и неэквивалентности.
Он не в состоянии поэтому прямо служить развитию, а напротив, обусловливает
упадок производительных сил, что наблюдалось в беспрецедентных масштабах
особенно в 90-е гг. XX
в. [11, с. 13, 26, 32, 35, 45, 49, 119, 122-124, 126, 134-136, 139].
Отсюда,
подводя итоги изложенному, можно утверждать, что лишь практическое отрицание
перечисленных общественно-хозяйственных недугов и, соответственно, формирование
современной смешанной системы, сочетающей широкие возможности частного
нехищнического предпринимательства с достаточной социальной защитой и гибким
государственным регулированием разнообразных аспектов жизни, позволит в СНГ
отыскать созидательную форму производительного труда, а следовательно, вновь
возродить свою экономическую и духовную мощь. Конкретные
социально-экономические шаги по данному пути движения к адекватной нашим
специфичным североевразийским условиям, современной и творящей форме
производительного труда ещё предстоит найти.
Литература
1.
Маркс К. Капитал. - Т. II // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - В 50 томах.
- М.: Изд-во политической литературы, 1955-1981. - Т. 24.
2.
Маркс К. Капитал. Книга первая. Глава шестая. Результаты непосредственного
процесса производства // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - В 50 томах. -
М.: Изд-во политической литературы, 1955-1981. - Т. 49.
3.
Маркс К. Теории прибавочной стоимости (IV том "Капитала") часть I //
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - В 50 томах. - М.: Изд-во политической
литературы, 1955-1981. - Т. 26, часть I.
4.
Кордонский С.Г. Административные рынки СССР и России
[Эл.
ресурс]. – Режим доступа: www.hsi.ru/data
/976/509/1240/ Административные%20рынки%20СССР%20и%20России.doc
5.
Найшуль В.А. Другая жизнь. - М., 1985.
6.
Осипенко О. "Теневая экономика": попытка политэкономического анализа
// Экономические науки. - 1989. - № 8.
7.
Плишкин С.А. Пять этажей подпольной экономики // ЭКО. - 1989. - № 11.
8.
Фонотов А.Г. Россия: От мобилизационного общества к инновационному. - М.:
Наука, 1993.
9.
Журавлёва Г.П. Экономика: Учебник. - М.: Юристъ, 2001.
10.
Иохин В.Я. Экономическая теория: Учебник. - М.: Юристъ, 2001.
11.
Содружество Независимых Государств в 2003 году: Стат. ежегодник /
Межгосударственный стат. комитет СНГ. - М., 2004.