Р.Ф.Хасанов,

Бирская государственная

социально-педагогическая

академия,

Республика Башкортостан

«Жестокий век» в русском и башкирском историческом романе

В истории народов России XIII-XV века занимают особое место. Это время татаро-монгольского нашествия, когда значительная часть территории Азии и Европы попала под иго степняков, многие города, селения, крепости были разграблены, сожжены. «Жестокий век» - так прозвали эту эпоху историки и писатели. События и лица того времени нашли свое широкое отражение прежде всего в устном народном творчестве - легендах, сказаниях, преданиях, кубаирах, тарихнаме и т.д., а также в летописях, воинских повестях, героическом эпосе. В этих литературных памятниках Средневековья, написанных участниками или свидетелями событий, передана напряженная атмосфера эпохи, созданы образы борцов-патриотов.

В многонациональной художественной литературе также немало произведений, посвященных этой теме. Известны романы «Звезды над Самаркандом» С.Бородина, «Младший сын», «Великий стол» Д.Балашова, «Жестокий век», «Первомост» И.Калашникова, «Память» В.Чивилихина, трилогия В.Яна «Нашествие монголов» («Чингисхан», «Батый», «К последнему морю»). В башкирской литературе на тему борьбы народа против татаро-монголов писали Булат Рафиков («В ожидании конца света»), Галим Хисамов («Тафтиляу») и особенно Ахияр Хакимов («Кожаная шкатулка», «Плач домбры», «Мелодия степи»). В них продолжены традиции фольклора и древней литературы в показе героической борьбы русичей, башкир и других народов против степняков, ханов Золотой Орды, в создании образов защитников городов, крепостей, селений. Отличаясь национальным своеобразием и национальным колоритом, особенностями поэтики, названные романы русских и башкирских писателей близки общностью тематики и проблематики, пафосом борьбы за свободу и независимость своего народа.

Объектом сравнительного анализа в данной работе являются упомянутые романы В.Чивилихина и А.Хакимова. При этом речь не идет о непосредственных личных контактах авторов, генетической связи между произведениями, а об их типологической общности, о связях между романами русского и башкирского писателей на одну тему на уровне проблематики и системы образов, авторской оценке событий далекого прошлого.

Оба романиста трактуют нашествие степняков как трагедию, унесшую тысячу жизней, стершую с лица земли целые города и населенные пункты, памятники культуры, художественно-документальными средствами раскрывают антигуманную суть деспотической власти. В их романах созвучны картины, рисующие жестокость, бесчеловечность завоевателей. В своей книге В.Чивилихин пишет о совместной борьбе народов Поволжья против монголов: «Вместе со своими родственниками и соседями, свободолюбивыми рыцарями башкирами (башгирдами), волжские болгары первыми побили Субудая в 1223 году» [1, 521].

У обоих авторов большое место в сюжете занимают батальные эпизоды. Картины разгрома и осады древнерусских городов, башкирских селений являются свидетельством жестокости, бессмысленности и дикости войны. В огне гибнут и воины, и беззащитные мирные жители. Историческая концепция писателей сводится к мысли о бесперспективности деятельности наследников Чингисхана, непрочности созданной им огнем и мечом империи. Авторы исследуют внутреннюю сущность и античеловеческое содержание безудержной власти, отдельной негативной личности, влияющей на большую историю. Они показывают, что произвол личности, облеченной властью, не может не столкнуться в истории с созидательными силами. Оба писателя изображают процесс краха антигуманной власти в истории. При этом у обоих авторов важным средством психологического анализа, создания портрета того или иного завоевателя (Батыя, Едигея, Тимура, Субудая, Мамая) служит внутренний монолог и несобственно-прямая речь. В.Чивилихин много внимания уделяет созданию психологического портрета старого воителя, монгольского полководца Субудая, а А.Хакимов – Едигея. При этом характерно, что писатели стремятся освободиться от стереотипов, схематизма и условности. Перед нами – не столько классические образы злодеев и деспотов, а многоплановые, противоречивые характеры, личности, наделенные большой и неограниченной властью, полководческим даром, в чьих руках находилось судьбы тысячи людей. В частности у В.Чивилихина Субудай показан во время осады и взятия Козельска. Старый и опытный воин, не знавший поражения на протяжении полувека, лишь ценой больших потерь и неимоверных усилий смог одолеть этот небольшой древнерусский городок. Он много размышляет о русских князьях, об урусах, придумавших хитрые оборонительные сооружения, об их храбрости и самоотверженности. «Создателю этой крепости Субудай все же сломал бы спину! Урус придумал, оказывается такое, от чего Субудаю не спится вторую ночь… Надо пытать пленников, срезать на них мясо до костей, пока не покажут место, в котором они ломают камень…Нет, этому проклятому урусу воитель вынул бы глаза и отрубил руки!» (с. 407), так думает герой в минуты отчаяния и бессилия.

У А.Хакимова один из главных героев романа «Кожаная шкатулка» Едигей также часто показан изнутри. «После разгрома войск Тохтамыша главный сардар Синей Орды Едигей все чаще стал заглядываться на благодатные земли башкир»,- пишет автор. Потомок Чингисхана хорошо понимал роль религии в проводимой им политике, потому «спешил завершить внедрение ислама среди местных племен, прежде всего среди кочевников Южного Урала». Он заявляет, что «…башкиры должны быть под нашим началом, постепенно следует заставить их забыть родной язык и родовые обычаи…» [2, 307-308].

В романе воссоздана широкая картина действительности того периода, описаны многие события исторического значения и частного характера. Часть из них представлена в рассказе самого автора, другая – через воспоминания героев. Так мы узнаем о походах ордынцев на русские земли, о бесчинствах, творимых ими над мирным населением, об угоне людей в рабство, о противоборстве Тохтамыша и Едигея и т.п. Вот одна из картин, созданная авторским воображением и рисующая людские страдания: «Размахивая обнаженными саблями и навострив копья, тысячи всадников гонят городских жителей. Душераздирающими голосами плачут женщины и дети; кто-то зовет близких, и крик его тонет в грохоте и шуме; кто-то пытается вырваться из толпы и, оглушенный ударом по голове, падает под железные копыта лошадей; течет, подгоняемый нукерами, живой поток, оставляя за собой кровавое месиво раздавленных тел. Злобно ржут кони, тесня друг друга, напирая грудью на людской водоворот, а озверевшие всадники бьют плетьми то по их крупам, то по головам несчастных, не разбирая, на кого падают их удары. Живой поток движется на окраину города, а вокруг, куда ни глянь,- тела убитых стражей города, не успевших бежать ремесленников, рабов и торговцев. Всюду валяются трупы лошадей, сломанное оружие, домашний скарб и утварь» (с.272-273).

У В.Чивилихина тоже есть картины, созвучные этой по своей напряженности, эмоциональной наполненности. Вот одна из батальных сцен: «Бурундай еще раз взмахнул рукой. Верховые, окружавшие полководца, ускакали в темноту. Все ожило вокруг. Плотная черная масса двинулась к городу.

Бурундай знал, что урусы сейчас отбросят свои луки, стрелы и щиты, схватятся за топоры на длинных рукоятках, за палки с крючьями, за длинные пики, мечи, железные дубины. Нет, он не изменит своего решения и не станет смотреть, как образуется под стеной пропитанное кровью черное месиво из бывших степняков и как по нему взойдут на стену те, кому это назначено небом…

Горожане с изумлением и ужасом разглядывали это ристалище дьявола – пораженных стрелами на подступах к гребню вала и зарубленных там, куда стрелы не долетели, кровавые пятна на снегу и льду, мучительные корчи умирающих и неподвижные напряженные тела тех, кто еще надеялся выжить, дождавшись темноты за кучами брошенных древесных веток и сучьев. Перед безмолвной стеной звучал извечный глас войны – предсмертные стоны и хрипы, злобный и бессильный зубовный скрежет, страшный мужской плач и последние проклятия на неведомых языках…Оцепеневшие вятичи не видывали и не слыхивали такого со времен Ходоты!» (с.387-388).

В отличие от А.Хакимова, В.Чивилихин привлекает большой документальный, фактический материал, что характеризует его книгу как своего рода художественно-научное исследование. Он называет населенные пункты, подвергшиеся нападению и разграблению, примерное количество убитых, угнанных в рабство и т.д., пишет, что только в период с 1239 по 1240 годы были превращены в руины Киев, Чернигов, Переяслав, Новгород-Северский, Владимир-Волынский и превеликое множество других русских городов (всего в списке 30 городов). (с.477).

В распоряжении А.Хакимова нет большого количества архивных материалов, документальных источников, как у автора «Памяти». Поэтому он больше оперирует фольклорным материалом, активно включает творческую фантазию. По своей жанровой природе и стилистической окраске его романы носят характер героико-романтических. В них отсутствие большой фактологической основы восполнено эмоционально-экспрессивными, насыщенными действием яркими картинами, диалогами и монологами героев. При этом, как и В.Чивилихин, он открыто выражает свое отношение к изображаемому, с любовью пишет о защитниках родной земли Хабрау, Кувандыке, Срыме, Серебряной Капле и др.

Отличаясь в способах, приемах, средствах воссоздания исторической действительности, писатели едины в следующем: каждый из них горячо и убедительно рассказывает о героических страницах прошлого своего народа, его самоотверженной борьбе за свободу, национальную независимость и самобытность. Наличие художественно-документального, публицистического, научно-познавательного начал обусловливает жанрово- стилевое своеобразие их произведений.

Примечания

1. Чивилихин В.А. Память: Роман-эссе.- М., 1984.- С.521. (В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием страницы.)

2. Хакимов А.Х. Куштиряк. Лихие времена.- М., 1984.-С.307-308. (В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием страницы.)