Аманбаева Г.Ю.

Карагандинский государственный

университет им. Е.А. Букетова

 

 Металингвистическое  определение объектов

«текст» и «дискурс»

 

Актуальность  современных исследований текста и дискурса не снимает остроты и полемичности в решении вопроса их научной идентификации, предполагающей установление интегральных и дифференциальных  признаков данных  объектов. Концепции текста и дискурса, сложившиеся в период трансформации лингвистических парадигм (структуралистической, функциональной,  антропоцентрической) отразили соответствующие интерпретации природы изучаемых объектов, которые определялись как методологически релевантными «образами языка» [21,  с. 8] так и особенностями национальной лингвистической традиции. Безусловно, в определениях текста и дискурса воплотилась и субъективная составляющая, обусловленная приверженностью исследователя конкретной школе, направлению, подходу.

Вариативность определений текста и дискурса наряду с проблемой выделения их конститутивных признаков в рамках сложившихся и размежевавшихся направлений лингвистики текста и анализа дискурса мотивировали постановку вопроса об экстенсиональном содержании терминов «текст» и «дискурс». Экспликация терминологических определений в рамках современной антропоцентрической парадигмы объясняется стремлением исследователей, во-первых, установить  дистинктивные признаки текста и дискурса в аспекте гносеологического и онтологического ракурсов; во-вторых,  обосновать результативность перехода «от акцентирования внимания на слове и предложении к тексту и далее к дискурсу»   [8,  с. 22]; в-третьих, конкретизировать субстанционально-функциональные характеристики дискурса, кажущиеся на первый взгляд  «аморфными» [17,  с. 91]; в-четвертых,  верифицировать полученные результаты на основании индуктивных данных, подтверждающих теоретические положения. Целесообразность обращения к проблеме идентификации объектов заключается также и в том, что дискурс с точки зрения методологических ориентиров стал метаязыковым конструктом, объективирующим антропоцентрическое понимание природы естественного человеческого языка. Следовательно, устанавливая субстанциональную и экстенсиональную «нишу» данного объекта, лингвисты подтверждают экспланаторные возможности  интегративного подхода [7,  с. 3] в изучении функциональных реализаций языка как явлений, складывающихся под влиянием целого ряда факторов. Установление  онтологических признаков текста и дискурса отражает формулировки их терминологических дескрипций, раскрывающих как традицию, так и трансформацию в понимании сущности исследуемых объектов. Неоднозначность терминологических интерпретаций приводит  исследователей к выводу о том, что констатируемая в обыденном сознании реальность объектов отнюдь не является свидетельством  их познаваемости и простоты.

Как отмечает К.А. Филиппов: «В современной лингвистике трудно найти другой термин, который был бы столь употребителен, но и столь же неоднозначен, как термин «текст». Аналогично тому, как наличие нескольких сотен определений предложения не исчерпывает  его сущности и всего лишь свидетельствует о сложности дефинируемого объекта, отражает к тому же разные подходы к его описанию, точно так же огромное число разнообразных определений текста, претендующих на полноту и объективность, не может охватить всех сторон данного явления» [24,  с. 61].

В «Кратком словаре лингвистических терминов» представлено следующее понятийно емкое определение текста как «осмысленной последовательности словесных знаков,  обладающей свойствами связности и цельности, а также свойством невыводимости общего смысла из простой суммы значений составляющих» [4,  с. 35].

В данном определении зафиксированы  следующие признаки, относящиеся к разряду онтологических: знаковость, цельность, связность, неаддитивность. Знаковый характер природы теста является проявлением гносеологической сущности языка, обусловленной законами познавательной, ментальной деятельности человека. Знаковый характер текста выступает в качестве неотъемлемого свойства человеческого языка, поскольку «естественный человеческий язык является знаковой системой, при этом знаковость как совокупность определенных свойств материального (форма) и идеального (содержание) характера присуща не только слову как типичному представителю языковых знаков, но и единицам более высокого уровня, или полным языковым знакам,  иерархической  вершиной которых являются высказывание и текст» [13,  с. 3]. В направлении  лингвистики текста представлено широкое и узкое понимание объекта: «Текст в широком смысле – это то же самое, что речь, продукт производства, говорения (для звукового языка). Текст в узком смысле – это единица речи (то есть текста в широком смысле), которая характеризуется цельностью и внутренней связностью и как таковая может быть вычленена, отграничена от предыдущего и последующего текстов (если текст не изолирован). Текст в узком смысле – максимальная конструктивная единица, хотя уже говорилось, в принципе текст может сводится и к одному высказыванию, как, впрочем, и высказывание может реализовываться в виде единственного слова, а материально – и единственного слова» [12,  с. 50-51].

Узкое и широкое понимание текста связывается О.И. Москальской с параметром объема объекта: «Под «текстом» понимается с одной стороны, любое высказывание, состоящее из одного или нескольких  предложений, несущее в себе по замыслу говорящего законченный смысл, а с другой стороны, такие речевые произведения как повесть, роман, газетная или журнальная статья, научный монолог, документ  различного рода и т.п. В качестве текстов рассматриваются также части целого речевого произведения – главы, параграфы, абзацы» [19,  с. 12].

Несколько иную интерпретацию широкой и узкой трактовки текста излагает З.Я. Тураева. Разделяя позицию И.Р. Гальперина, она определяет текст как фиксированное на письме речетворческое произведение [23,  с. 11]. К числу интегральных признаков, по мнению  З.Я.Тураевой, отнесена форма письменной фиксации, репрезентирующая модус статичной манифестации текста. К  числу дискуссионных вопросов помимо модуса реализации текста принадлежит определение объема исследуемого объекта. Наряду с позицией, представляющей текст как  конкретное множество знаковых единиц, излагается точка зрения, в соответствии  с которой число единиц, образующих текст, не   является релевантным признаком [1]. Как пишет И.В. Арнольд: «Подобно тому, что в математике множество считается множеством, даже если оно содержит только один элемент, а возможны и пустые множества, так и в  языке слово может состоять из одной только морфемы, предложение – из одного слова, а текст – из одного предложения. Вероятность таких случаев невелика, но она не исключается» [1,  с. 149]. Оппозитивность  подходов в определении модуса реализации и объема текста нейтрализуется признанием его семиотической природы. При этом границы форм текстового воплощения расширяются, и в качестве текстов рассматриваются такие знаковые образования как произведения изобразительного искусства, музыкальные сочинения, ритуальные действия [6]. И, в целом, культура, как это показано в работах Ю.М. Лотмана [16], представляет собой текст в его знаковом воплощении. Обоснованность широкой семиотической трактовки текста как явления многоуровневой содержательной организации подтверждается наличием интертекстуальности как знаковой репрезентации  элементов межтекстового пространства. Присутствие текста в тексте, обозначаемое термином «интертекстуальность»,  предполагает, что текст порождается как интертекст, и он может быть понят лишь в связи с другими текстами [1,  с. 350-381]. Явление  интертекстуальности подтверждает трактовку как сложного связного знакового комплекса, порожденного и функционирующего в границах общечеловеческой культуры или семиосферы по Ю.М.Лотману [15,  с. 5-23].

Гносеологическое основание интертекстуальности заключается в семиотической конвергенции знаковых сущностей, поскольку координация семиотических систем, своеобразная полифония интерпретирующих действительность сознаний осуществляется как процесс синхронной       и диахронной интеграции текстов, создающей двойственность знака. Интерсемиотичность текстового знака следующим образом характеризует И.В. Арнольд: «… он одновременно принадлежит и данному, и другому тексту, и разным «возможным мирам» [1,  с. 376]. Глубинные когнитивные механизмы, влияющие на порождение и восприятие текста и проявляющиеся в его семиотической природе, предопределили выход на качественно новый уровень знания о лингвоментальной и интеракциональной деятельности индивида, создающей феномены текстового пространства как интериоризированной проекции единого континуума бытия.

Процесс интериоризации, представляющий механизм освоения внешней объективной действительности в фокусе индивидуального сознания личности, по мнению А.В. Михайлова, «затрагивает человека в его коренном взаимоотношении с миром, при котором различные содержания мира обнаруживаются как принадлежащие человеку, человеческой личности, как зависящие от нее и направляемые ею…» [18,  с. 221].

 Антроподетерминированное  понимание природы текста и модуса его функционирования  мотивировало выдвижение и популяризацию термина «дискурс». Зарождение дискурсивного направления было обусловлено «противопоставлением функционализма формализму», когда, по выражению Ю.С. Степанова, сталкиваются различные взгляды  на природу самого языка и  методологию его исследования [22,  с. 5]. Целесообразность  постановки проблемы терминологической идентификации объекта заключалась в том, что дискурс с точки зрения методологической установки стал метаязыковым  конструктом, репрезентирующим принципы антропоцентрического и функционального описания природы естественного человеческого языка. Как пишет М.Л. Макаров: «Само определение такой категории, как дискурс, уже предполагает некоторую идеологическую ориентацию, собственную точку зрения на изучение языка и языкового общения»[17,  с. 86].

При этом экспланаторные возможности дискурсивного направления и методологически обусловленная предпочтительность понятия «дискурс» подтверждается тем, что термин «дискурс» не менее распространен, чем термин «текст» [2].

В итого сформировались три основных подхода к трактовке понятия «дискурс» [27].

В соответствии с первым, ориентированным на положения структурализма, дискурс определяется как «язык выше уровня предложения или словосочетания».  В структуралистически ориентированном описании доминирует реляционный параметр, предполагающий  установление характера взаимозависимости и взаимообусловленности элементов, так как  «явления рассматриваются не как простая сумма элементов, но как связанные  совокупности, образующие автономные единицы, характеризующиеся внутренними взаимозависимостями и имеющие собственные законы» [29,  с. 1032]. Принцип реляции элементов выступает в качестве основного критерия в определении, данном В.А.Звегинцевым: «Под дискурсом, следовательно, будут пониматься два или несколько предложений, находящихся друг с другом в смысловой связи» [10,  с. 170]. Второй подход опирается на понимание дискурса как употребления языка в широком социокультурном контексте [25].

Наиболее отчетливо данный подход проявился во французской школе анализа дискурса, концептуальным основанием которой стало изучение своеобразного «пересечения языка и идеологии» [20,  с. 27].

В работах М.  Пеше, П. Серио, Ж.  Гийома, П. Анри складывается образ объекта, который опосредован системой предшествующих теорий: структуралистических (дискурс  -  реализация соссюровской речи, свободной от субъективных импликаций) и поструктуралистических (дискурс - такой эмпирический объект, с которым сталкивается лингвист, когда он открывает следы субъекта акта высказывания, формальные элементы, указывающие на присвоение языка говорящим субъектом) [5,  с. 124]. В анализе дискурса французскими лингвистами эксплицируется субъект высказывания, существующий не только в сфере индивидуальных интенций и смыслов, но и в сфере социальных конвенций и стереотипов. Третий вариант определения дискурса, по мнению Д. Шиффрин, опирается на взаимодействие формы и функции. Наиболее показательно с  позиции данного  подхода определение, данное ван Дейком: «Дифференция понятий текст и дискурс, предпринятая в начале 70-х годов и наиболее отчетливо наметившаяся в последующий период была обусловлена рядом факторов, к числу которых,  безусловно, отнесен фактор «научной парадигмы» [28,  с. 35]. Исследования  дискурса формируют  те предметные области, в которых отчетливо отражаются характерные для инновационной  парадигмы тенденции: антропоцентризм (в оппозиции системоцентристской традиции), экспансионизм (в оппозиции редукционизму), экспланаторность  (интегративный принцип описания объекта, проникновения в язык с позиции «поворота к языковой личности» [11,  с. 1317], функционализм – «изучение языка в действии, использовании, употреблении» [14,  с. 218].

В диалектике становления дискурсивного  направления наблюдается как конгруэнтность, так и антикумулятивность трансформации исследовательских положений от уровня предпосылочных теорий к уровню постструктуралистскому, актуализирующему телеологическую модель описания языка. К факторам, определяющим оппозитивность текста и дискурса, отнесен критерий  modusa vivendi, различающий структурный текст -  как продукт и функциональный - дискурс, как процесс: «text – as – product, discourse – as – process” [25,  с. 24].

На динамический характер  коммуникации и дискурса как коммуникативного события указывает ван Дейк: «Поскольку дискурс – это коммуникативное событие, то в нем задействованы не только язык в его актуальном употреблении, а также те ментальные процессы, которые непременно имеют место в процессе коммуникации» [26,  с. 1-3].

К следующему фактору дифференциации отнесена онтологическая нетождественность, проявляющаяся в сложной семиотической коррелятивности дискурса. Данная позиция резюмируется в положении: «Дискурс – более широкое понятие, чем текст. Дискурс – это одновременно и процесс языковой деятельности, и ее результат (структурный текст) [16,  с. 91]. Соответственно, текст понимается как «языковый материал, фиксированный на том или ином материальном носителе с помощью начертательного письма (обычно фонографического или  идеографического).

Таким образом, термины «речь» и «текст»  будут видовыми по отношению к объединяющему их родовому термину «дискурс» [3,  с. 5-6].

 К факторам, раскрывающим гносеологические признаки дискурса в рамках интерпретационной семантики и психолингвистического подхода, отнесен многоуровневый характер его семиотической организации, в отличии от текста образуемой в результате сложного механизма корреляции сопутствующих семиотических  систем в процессах кодирования, декодирования,  хранения и воспроизведения информации.


 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Сигнификант 1
 

Сигнификант 2
 
 

 

 

Референтная ситуация
 
 

 


Рисунок 1 - Модель коммуникативного знака

 

Модель семиозиса текста и дискурса опосредована положением когнитивной психологии о том, что «все воспринимаемое подвергается интерпретации, для чего оно должно быть включено в неко­торую когнитивную схему - определенный набор представлений о мире, включающий ценностное отношение к ним» [9,  с. 44], Текст, представляющий коммуникативный знак в виртуальной позиции, порождается в результате соотношения фрагментов реального и вымышленного миров («ментальных пространств» в терминах Хинтикки) и их интериоризированных аналогов, спроецированных на систему ценностных, прагматических ориентиров и концептосферу автора.

Референциональное наполнение текста складывается как иерархия симультанных когнитивных уровней, репрезентирующая результаты субъективной референции событийного ряда, осуществляе­мой на фоне концептуальной и прагматической систем адресанта. Однако, в качестве текстового ре­ферента может выступать не только событийный ряд, но и полифония авторских ассоциаций, обра­зов, создающих эффект «воспроизводимого в бесконечности восприятия целого» [14,  с. 39].

Текст, представляющий знаковую манифестацию результатов познавательной деятельности, со­держит когнитивные структуры, несущие информацию о сегментах универсального, общечеловече­ского знания (архетипы), о компонентах и структуре событийных рядов (фреймы, прототипы, пропозиции), об национально маркированных элементах опыта (концепты). Текст в гносеологическом плане выступает как продукт познавательной деятельности, манифести­руемый в цельнооформленной и связной совокупности знаков.

С точки зрения семиотического и психолингвистического подходов текст определяется как поли­компонентная когнитивная система, вариативно актуализирующая тот или иной фрагмент содержа­ния в зависимости от интерпретирующей направленности декодирующего сознания. Дискурс в отли­чие от текста представляется как динамический процесс получения нового знания на базе трансли­руемого знакового субстрата текста. Процедура дискурсивного семиоза складывается как диалоговое взаимодействие сознаний, требующее наличия как минимум одного из декодирующих компонентов: общечеловеческих констант (декодирование древних текстов), национально-культурных переменных (лингвокультурологическая и этнолингвистическая составляющая), коммуникативно-ситуативных компонентов (пресуппозиции, ипликации и т.д.).

 

Литература

1.                  Арнольд И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность. – СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 1999. –  444 с.

2.                  Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. - М.: «Языки русской культуры», 1999. - 896 с.

3.                  Богданов В.В. Текст и текстовое общение. – СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 1993. – 132 с.

4.                  Васильева Н.В., Виноградов В.А., Шахнарович А.М. Краткий  словарь лингвистических терминов. – М.: Прогресс, 1995. – С. 35-37.

5.                  Гийом Ж., Мальдидье Д. О новых приемах интерпретации, или проблема смысла с точки зрения анализа дискурса // Квадратура смысла: Французская школа анализ дискурса. – М.: ОАО ИГ «Прогресс», 1999. –  С. 111-137.

6.                  Горелов И.Н. Вопросы теории речевой деятельности. - Таллин: Знание, 1987. - 140 с.

7.                  Залевская А.А. Актуальные проблемы психолингвистики (лекции). – Алматы: Ѕазај университетi, 2004. – 49 с.

8.                  Залевская А.А.  Введение  в психолингвистику. - М.: Рос. гос. гуманит.ун-т, 2000. - 382 с.

9.                  Залевская А.А. Текст и его понимание: Монография. – Тверь: Тверской гос. ун-т, 2001. – 177 с.

10.             Звегинцев В.А. Предложение и его отношение к языку и речи. – М.: Наука, 1976. – 175 с.

11.             Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. – М.: Наука. - 1997. - 223 с.

12.             Касевич В.В. Семантика. Синтаксис. Морфология. – М.: Наука, 1988. – 115 с.

13.             Кривченко Е.П. Номинативный аспект предложения. – Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1982. – 210 с.

14.             Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине  ХХ века (опыт парадигмального анализа) // Язык и наука конца ХХ века. - М.: Рос. гос. гуманит. ун-т,1995. - С. 144-238.

15.             Лотман Ю.М. Динамическая модель семиотической системы //  Статьи по семиотике культуры и искусства. – СПб.: Академический проект, 2002. – С. 38-58.

16.             Лотман Ю.М. О семиосфере: Структура диалога как принцип семиотического механизма.– Тарту, 1984. Вып. XVII. Труды по знаковым системам. – С. 5-23.

17.             Макаров М.Л. Основы теории дискурса. – М.: ИТД ГК «Гнозис», 2003. – 280 с.

18.             Михайлов А.В. Языки культуры. Учебное пособие по культурологии. – М.: «Языки русской культуры», 1997. – 912 с.

19.             Москальская О.И. Грамматика текста. – М.: Наука, 1981. – 120 с.

20.             Серио П. Как читают тексты во Франции //  Квадратура смысла: Французская  школа  анализа  дискурса. –  М.: ОАО ИГ «Прогресс», 1999. –  С. 35-47.

21.             Степанов Ю.С. Изменчивый «образ языка» в науке ХХ века // Язык и наука конца ХХ века. - М.: Рос. гос. гумант. ун-т, 1995.  - С. 7-34.

22.             Степанов Ю.С. Париж-Москва, весной и утром…  // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. – М.: ОАО ИГ «Прогресс», 1999. – С. 3-28.

23.             Тураева В.Я. Лингвистика текста. – М.: Наука, 1986. – 156 с.

24.             Филиппов К.А. Лингвистика текста: Курс лекций. – СПб: Из-во С.-Петерб. ун-та, 2003. – 336 с.

25.             Brown G., Yule G. Discourse Analysis. - Oxford: Cambridge. 1983. - 157 р.

26.             Dijk T.A. van Discourseas Structure and Process. – London, 1997. – 113 р.

27.             Schiffrin D. Approaches to Discourse. - Oxford: Cambridge, 1994. - 405 р.

28.             Schiffrin D. Discourse  Markers. – Oxford: Cambridge. 1987. -  169 р.

29.             Zalande A. Vocabulaire technigue et critiguede laphilosophie. – Praga: P.U.F., 1993. –  201 р.