Д.ф.н. Завьялова Е.Е.
Астраханский
государственный университет, Россия
«ВИТРИНРНЫЙ
РАКУРС»
В ПОЭМЕ Н.В. ГОГОЛЯ «МЁРТВЫЕ ДУШИ»
Пристальное вглядывание в окружающий мир
отличает не только Н.В. Гоголя как писателя, но и персонажей его
произведений, в частности, «Мёртвых душ». Это, в свою очередь, делает
необычайно актуальным для гоголевского художественного мира образ окна.
В окнах, в которые заглядывают Чичиков и
лирический герой поэмы, детали выставляются в преувеличенных подробностях, что,
по словам Б.М. Эйхенбаума, является «ясным приёмом гротескной композиции»
[1, 325]. Специфика подобных описаний позволяет вести речь о карнавальном
начале (на что обращают внимание М.М. Бахтин и Ю.В. Манн).
Ю.Д. Нечипоренко предлагает иной, более подходящий, по его мнению, термин
– «ярмарочность»: «Карнавал <…> – то, что даёт пищу глазу. Это торжество
визуальности, демонстрация внешних оболочек вещей, костюмов, нарядов, ролей.
Ярмарка связана с обменом энергиями пищи и вещей, с которыми человек будет жить
и после её окончания. Ярмарка входит в человека не только через глаза, но и
через рот, пробирает его целиком» [2].
По
нашему мнению, «ярмарочная» тематика, «витринный» ракурс очень характерны для
«подсмотренных» в окнах картин. Эти зарисовки
являются едва ли не самыми популярными образцами пресловутого гоголевского
стиля, исследователи неизменно приводят их в пример, ведя речь о «“растительных” сравнениях, показе бездуховности
окружающего мира» [3], о «диффузном смешении
противоположностей, в котором они тянутся к мифологическому неразличению друг
друга» [4; 65–66] и проч.
«В окнах мелькали горшки с цветами,
попугай, качавшийся в клетке, уцепясь носом за кольцо, и две собачонки, спавшие
перед солнцем» [5; 178–179].
«Бабы с толстыми лицами и перевязанными
грудями смотрели из верхних окон; из нижних глядел телёнок
или высовывала слепую морду свою свинья» [5; 21–22].
«Подъезжая к крыльцу, заметил он выглянувшие
из окна почти в одно время два лица: женское в чепце, узкое, длинное, как
огурец, и мужское, круглое, широкое, как молдаванские тыквы, называемые
горлянками, из которых делают на Руси балалайки, двухструнные, лёгкие
балалайки, красу и потеху ухватливого двадцатилетнего парня, мигача и щёголя, и
подмигивающего, и посвистывающего на белогрудых и белошейных девиц, собравшихся
послушать его тихострунного треньканья» [5; 94].
«Наружный фасад гостиницы <…> внизу
были лавочки с хомутами, верёвками и баранками. В угольной из этих лавочек,
или, лучше, в окне, помещался сбитенщик с самоваром из красной меди и
лицом так же красным, как самовар, так что издали можно бы подумать, что на
окне стояло два самовара, если б один самовар не был с чёрною, как смоль,
бородою» [5; 8].
«Пройдёт ли мимо Милютинских лавок: там из
окна выглядывает, в некотором роде, сёмга эдакая, вишенки по пяти рублей
штучка, арбуз-громадище, дилижанс эдакой, высунулся из окна и, так
сказать, ищет дурака, который бы заплатил сто рублей…» [5; 203].
Рама окна в поэме Н.В. Гоголя, как
рама лубочной картины или сценическая рампа, ориентирует наблюдателя на
пространственные переживания театрального типа, создаёт «повышенную меру
условности» [6; 326].
В древних мифологических представлениях
окно – медиатор между тем и этим светом (что становится очевидным при изучении
поверий, связанных с областью смерти [7; 534]). По словам
Л.Н. Виноградовой и Е.Е. Левкиевской, «смотреть через окно
– форма контакта с иным миром, позволяющая увидеть невидимое, например нечистую
силу» [7; 535]. Фантасмагоричность
подсмотренных в чужих окнах картин отчасти можно объяснить их по-ту-сторонним характером – в прямом
(пространственном) и мифологическом смыслах.
Примером обратной
«трансцендентно-оптической» трансформации может служить ещё один популярный
отрывок из «Мёртвых душ» – описание танцующих в губернаторском доме гостей. «Чёрные
фраки мелькали и носились врознь и кучами там и там, как носятся мухи на белом
сияющем рафинаде в пору жаркого июльского лета, когда старая клюшница рубит и делит
его на сверкающие обломки перед открытым окном; дети все глядят,
собравшись вокруг, следя любопытно за движениями жёстких рук её, подымающих
молот, а воздушные эскадроны мух, поднятые лёгким воздухом, влетают смело, как
полные хозяева, и, пользуясь подслеповатостию старухи и солнцем, беспокоящим
глаза её, обсыпают лакомые куски, где вразбитную, где густыми кучами» [5; 14].
В данном случае компаратор (объект сравнения) – картина, увиденная глазами
детей, собравшихся вокруг окна; она достоверна, конкретна; смутно различает
происходящее вокруг только старая ключница. Зато компарант (субъект сравнения)
не имеет отчётливых очертаний; «страшный» блеск от свечей, ламп и дамских
платьев ослепляет Чичикова, зала губернаторского дома расплывчата, аморфна,
иллюзорна.
Итак, высокая частотность упоминания окна
в «Мёртвых душах» объясняется тем, что в основу поэмы положен сюжет
путешествия. «Подсмотренные» в окнах картины выполнены в гротескном, лубочном
стиле (арбуз-дилижанс, слепая морда свиньи, лицо-самовар, лицо-огурец,
лицо-тыква и т.п.). Согласно мифологическим представлениям, окно позволяет
увидеть незримое. В «Мёртвых душах» сквозь окно, как сквозь магическое стекло,
приоткрывается потаённая сущность вещей.
Литература:
1. Эйхенбаум Б.М.
Как сделана «Шинель» Гоголя // Эйхенбаум Б. О прозе. – Л., 1969. – С. 306–326.
2. Нечипоренко
Ю. Праздничность Гоголя: жертва и игра. –
http://www.pereplet.ru:18000/text/go1.html.
3. Карташова И.В.
Гоголь и романтизм. Спецкурс. – Калинин, 1975. – 125 с.
4. Шульц С.А. Гоголь.
Личность и художественный мир: Пособие для учителей. – М., 1994. – 160 с.
5. Гоголь Н.В. Полное
собрание сочинений: в 14 т. / АН СССР; Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). – М. – Л.,
1937–1952. – Т. 6. – 923 с.
6. Лотман Ю.М. Художественная природа русских народных картинок //
Лотман Ю.М. Статьи по семиотике культуры и искусства. – СПб., 2002. – С.
310–330.
7. Виноградова Л.H., Левкиевская Е.Е. Окно // Славянские древности: Этнолингвистический словарь /
Ред. Н.И. Толстого; Ин-т славяноведения и балканистики РАН. – М.: Международные
отношения, 2004. – Т. 3. – С. 534–535.