Жизнеутверждающая функция смеха в ритуалах продления рода и аграрных культах плодородия

Мальцева О.В.

Приазовский государственный технический университет

Жизнеутверждающая функция смеха в ритуалах продления рода и аграрных культах плодородия

Смех как социокультурный феномен амбивалентен по своей природе. Он стремится разрушить существующий мир, и создает новый, он антипод реальности и ее подобие, он постоянно сводит любой порядок к первичному хаосу и, преодолевая непреодолимые жизненные противоречия, созидает пространство гармонии и равновесия. Обрядовый, ритуальный смех первобытной общины был полифункциональным средством саморегуляции, включал в себя как отрицающее, так и утверждающее начало. Мифологизированное, синкретическое мировосприятие позволяло раскрыть универсальность смеховых переживаний. Смех мог использоваться и в качестве осуждения, порицания, репрессии, и как неиссякаемый источник жизнеутверждения, выражение всеобщей первозданной радости бытия.

Понимание разноплановых возможностей смеха привело к его обязательному включению в обряды и культы самого широкого назначения, и прежде всего в те, что направлены на укрепление жизнестойкости рода. Ритуальные акции у племен с аграрной культурой навсегда связали смех с привлечением плодородия и урожайности. Смех буквально понимался как источник жизни. Мифология древнего мира дает нам многочисленные свидетельства, отражающие наличие такой взаимосвязи в архаическом сознании. В древнеегипетском папирусе III в. н. э., хранящемся в Лейдене, божественному смеху отводится роль сотворителя мира: «Когда бог смеялся, родились семь богов, управляющих миром… Когда он разразился смехом, появился свет… Он разразился смехом второй раз – появились воды…». Наконец, при седьмом взрыве смеха родилась душа [1, с. 112–113]. По описанию Геродота, в фаллических празднествах египтян, чествовавших созидательные силы природы, превозносилось плотское начало человека, бушевал смех, и бурное веселье символизировало возрождение жизни.

У древних греков смех также был источником новой жизни. В этом отношении показателен древнегреческий миф о Деметре и Персефоне. В мифе рассказывается о том, как после похищения Аидом, богом подземного царства, Персефоны, дочери Деметры, богини плодородия, последняя, утратив надежду ее найти, погружается в горе и перестает смеяться. В результате наступает увядание природы: прекращается произрастание трав и злаков. И только непристойный жест служанки Ямбы вызывает раскатистый смех богини, от чего опять приходит весна, возобновляется цветенье трав, природа вновь оживает. У древних греков так же, как и у египтян, существовал фаллический культ. Обряд Диониса предполагал праздничное шествие с изображением фалла, которое сопровождалось радостной народной стихией. «Фаллические песни» представляли собой незамысловатые куплеты, выражавшие радость по поводу того, что выполнены всяческие неотложные дела, закончена война и т. д. и наступила возможность предаться любовным утехам.

Как отмечает В.Я. Пропп, «есть множество свидетельств, что человеческое мышление некогда не делало различий между плодородием земли и плодовитостью живых существ» [2, с. 135]. Земля воспринималась как женский организм, а сбор урожая – как разрешение от бремени. Поэтому смех, которым сопровождались фаллические процессии, должен был способствовать «оплодотворению» земли и обеспечивать богатый урожай. В то же время смех применялся и в ритуалах укрепления и продления рода. Причем эта взаимосвязь прослеживается повсеместно. У якутов, например, принято поклонятся богине родов. Специальными ритуальными смеховыми акциями ее призывают на помощь роженицам. У целого ряда народов смех является неотъемлемой составляющей обрядов инициации. После символического умирания в ходе обряда смех служил способом «воскрешения» из мертвых и включения половозрелых членов рода в коллектив уже в новом качестве. Также смех, имеющий вегетативную семантику, ассоциируемую с плодородием и приумножением рода, обнаруживается в архетипе свадебного обряда.

В средневековье в Западной Европе существовала традиция вольного «пасхального смеха» («risus paschalis») [3, с. 175]. В католических странах на пасху принято, чтобы во время службы священник смешил прихожан непристойными шутками, что вызывало у них смех. Завершение великого поста и воскресение Христа символизировало и возрождение жизни во всех ее проявлениях. Тот факт, что праздник воскресения христианского Бога приходится именно на весну (и, соответственно, допускает всякие вольности), неслучаен. Как неслучайно, что на апрель приходится празднование дня дурака. Апрельские шутки, вызывающие смех, имеют такое же назначение, что и другие ритуально-обрядовые действа, призванные утвердить начало нового природного цикла: привлечь богатый урожай, обеспечить продолжение рода.

Стоит отметить, что во всех религиях, почитающих умирающего и воскресающего Бога, необходимость в смехе появляется тогда, когда наступает крайняя степень упадка жизненных сил. В смеховом разрешении через имитацию радости и веселья раскрываются новые горизонты, достигается оптимистическое видение будущего. Начинаясь как произвольный (наподобие «поддельных» слез профессиональных плакальщиц), он быстро преобразуется в непроизвольную, искреннюю коллективную эмоцию и объединяет всех участников церемонии ликованием и радостью в связи с открывшимися перспективами продления жизни, возможностью преобразовать безвыходную ситуацию в новые бытийные формы.

Литература:

1. Reinach S. Le rire ritual / S. Reinach. // Cultes, Mythes et Religions – Paris, 1908. – № 4. – P. 112–113.

2. Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха / В.Я. Пропп. – М.: Искусство, 1976. – 183 с.

3. Лихачев Д.С., Панченко А.А., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси / Д.С. Лихачев, А.А. Панченко, Н.В. Понырко. – Л.: Наука, 1983. – 293 с.