Федосова О.В.
Волгоградский государственный педагогический
университет
Приемы комического в
испанской разговорной речи
Смеховое начало, связанное
с особым типом мироощущения испанцев и карнавальной основой их национальной
культуры, с неизбежностью находит свое отражение в разговорной речи. Помимо
смехового потенциала, заключенного в разговорных единицах, который a priori
имеется в распоряжении участников коммуникативных актов, в повседневной речи
юмор и ирония как основные формы смеха – это результат проявления
индивидуальной личности. Индивидуальность проявляется и в принципах отбора
смеховых ресурсов языка, и в том, как по-разному они реализуются в речи. Немаловажное
значение имеет здесь творческое начало языковой личности, поскольку юмор и
ирония в разговорной речи – это результат игры слов, неожиданных
словоупотреблений, парадоксальных сравнений (как явных, так и имплицитных), абсурдных
преувеличений, смешений стиля, словообразования, которые рождаются в момент
создания речевого послания. В данной работе мы обозначим лишь некоторые и
наиболее типические приемы создания комического, свойственные испанской разговорной речи.
Комическое в индивидуальной речи, как и
в языке, связано, в первую очередь, с использованием стилистических фигур и
тропов лексического уровня языка, а именно, гиперболы, метафоры, метонимии, сравнения,
где собственно смеховое начало основывается на введении элемента абсурда,
парадокса, неожиданности, алогизма. Приведем несколько примеров:
–¡Qué
busto, Jesús, María y José, qué busto! (…)
¡Eso no son tetas, son dos
carabelas! [Ruiz Zafón
2006: 110]. – Какой бюст! Иисус, Мария и Хосе,
какой бюст! Это же не сиськи, это две
каравеллы! – (Здесь и далее перевод наш. –О.Ф.)
–
Esa mujer es un volcán al borde de la erupción, con una libido de magma ígneo y un corazón de santa [Ibid.
P. 160]. – Эта
женщина – вулкан на грани извержения, у нее либидо горящей магмы и сердце святой.
– Daniel, está usted blanco como nalga de
monja. (…) [Ibid. P.
113]. – Даниэль, вы бледный, как ягодица монашки.
– Aunque ahora le parezca a usted el mausoleo
de Rasputín, el colegio de San Gabriel fue en su día una de las más
prestigiosas y exclusivas instituciones de Barcelina [Ibid. P. 237]. – Возможно, сейчас
вам покажется, что
это мавзолей Распутина, но
в
свои дни колледж Сан-Габриель
был одним из самых престижных и эксклюзивных заведений Барселоны.
Одним из самых распространенных приемов создания комического в разговорной речи
является игра слов:
– Total, que ya sabes cómo es mi hermana
Merche, más pesada que un kilo de
churros… [Grandes 2007: 194]. – В общем, ты же знаешь,
какая приставучая моя сестра Мерче (букв. ‘тяжелей, чем килограмм чуррос’).
Каламбур здесь основан на
столкновении прямого значения слова pesado ‘тяжелый’ и переносного
разговорного ‘надоедливый’, усиленного гастрономической метафорой churros (традиционное лакомство в Испании –
крендельки, поджаренные в масле). Смысл этой метафоры связан с весом и вкусом
чуррос: они очень легкие, но масляные и сладкие; съесть килограмм чуррос,
действительно, очень трудно, хотя от них бывает трудно оторваться.
Приведем еще пример:
Picavea. (…) Y oye, Solita, ¿vendrías tú conmigo al teatro una noche?
Soledad. De buena gana, pero donde
usté va no podemos ir los pobres, don Pablito.
Picavea. Es que yo,
por acompañarte, soy capaz de ir contigo al gallinero.
Soledad. ¡Ay
quite usted, por Dios! Una criada en el gallinero
y con un pollo…, creerían que
lo iba a matar… [Arniches 2006: 69].
(Пикавеа. Послушай, Солита, ты бы пошла
со мной в театр как-нибудь вечером?
Соледад. Я бы с удовольствием,
но туда, куда ходите Вы, нам, бедным, путь заказан, дон Паблито.
Пикавеа. Ну, ради того, чтобы быть с
тобой, я могу и на галерку.
Соледад. Ах, бросьте Вы, ради Бога! Служанка, на галерке, и с таким цыпленком,
еще подумают, что я собираюсь свернуть
вам шею…).
В приведенном диалоге, как видно, игра слов связана с объединением в одном
контексте прямоых и переносных, разговорных, значений слов gallinero (букв. ‘курятник’,
разг. ‘галерка’) и pollo (букв. ‘цыпленок’, разг. ирон. ‘элегантный
молодой человек’). Комический эффект усилен за счет снижения образов: театр
→ курятник, элегантный кавалер → цыпленок.
Смеховая игра слов в
разговорной речи часто основана не только на объединении в одном контексте
различных значений слов, но и на сходстве или полном совпадении их звучания
(паронимия, различные случаи омонимии). Приведем примеры:
Florita. Pues yo,
errabunda, hace un rato que de un lado al otro del parterre vago en tu busca. ¿Y tú,
amor mío?
Numerario. ¡Yo
vago también; pero más vago
que tú, me había sentado un instante (…) [Arniches 1991:
108].
(Флорита. Ну, а я, скиталица, уже брожу из конца в конец по саду в поисках тебя.
А ты, любовь моя?
Нумерарьо. Я тоже брожу, еще больший скиталец, чем ты, присел на секунду …).
В данном случае каламбур
основан на полном совпадении глагольной формы vagar, имеющей значения ‘ходить туда-сюда; бродить, скитаться’ (vago букв. ‘я хожу, брожу’), формы
прилагательного со значениями 1) ‘ленивый’ и 2) ‘блуждающий’ и существительного
vago ‘лентяй, бездельник’.
Среди приемов выражения
комического в разговорной речи важнейшее место принадлежит иронии в ее традиционном
понимании как стилистического приема, основанного на антифразисе. Распространенность
этого приема не в последнюю очередь связана со способностью выражать весь
спектр оттенков смеха: от мягкого и безобидного до едкого, саркастического.
Приведем примеры, где в первом случае в форму иронии облачен легкий юмор в
беседе между двумя подругами, а во втором – ирония приобретает язвительный, саркастический
характер в момент напряженного выяснения отношений между супругами:
1) – Pues es que… Este fin de semana me ha pasado una cosa tremenda, tremenda…
(…) Me he enamorado.
– ¿Qué? –repitió, mirándome con una expresión
cercana a la que habría adoptado si acabara de confesarle que
tenía un cancer.
– Que me he enamorado.
–¿De un tío?
–No, del arte barroco… ¿Tú
qué crees?
Estupendo. Y una cosa
más, para ir abriendo la boca… ¿Le conozco?
– A él?
– No, a mi padre… [Grandes 2007: 372
– 374].
2) Eduardo. – (…) Desde que
terminaste tus clases en el Conservatorio estás con esa orquesta de
mediocre, tocando donde podeis, en colegios, cajas de ahorro y casas de cultura sin que hayáis conseguido nada
positivo. ¿Tú crees que
merece la pena tanto esfuerzo? Quizá sería el momento de
plantearlo de una puñetaza vez.
Patricia. –
Vamos a grabar un disco…
Eduardo. – Me olvidaba, ¡el célebre disco del que vienes
hablando hacemeses! El que va a lanzaros
a la fama! El mundo entero está pendiente de vuestra interpretación
de Brahms [Salom 2004: 97]
(Эдуардо. – С тех пор, как ты закончила консерваторию,
играешь в этом посредственным оркестром. Вы выступаете, где только можно: в
школах, сберкассах, домах культуры, и не достигли никаких результатов. Ты
думаешь, это стоит стольких усилий? Может, настал момент поставить вопрос
ребром?
Патрисия. – Мы собираемся записать
диск…
Эдуардо. – Ах, я и забыл, этот знаменитый
диск, о котором ты давно мне твердишь! Тот, который приведет вас к славе! Весь мир очарован
вашим исполнением Брамса).
Хотя ирония в таком, узком,
смысле, встречается относительно редко, ирония, понимаемая более широко, как
прием, основанный на «рассогласовании» знака и значения, активно функционирует
на всех уровнях языка. Мы приведем наиболее типичные примеры функционирования
иронии в испанской разговорной речи, не пытаясь систематизировать эти явления,
поскольку, как справедливо было отмечено Е. Третьяковой, «феномены иронического
трудно поддаются систематизации, потому что процесс их порождения основан на
нарушении самых разных смысловых звеньев языка» [2001].
Особым случаем расхождения
формы и содержания в испанской разговорной речи является использование так
называемых «экстранхеризмов», т. е. слов иностранного происхождения, чаще
всего, английских, реже – французских или немецких. В этом случае иностранные
слова приобретают несвойственную им в родном языке ироническую коннотацию. Приведем примеры:
1) Patricia. – ¿De verdad
te sientes realizado proyectando estúpidos anuncios que ensalzan las
excelencias de un detergente o de una pasta de sopa, (…)?
Eduardo. – Pues
sí, naturalmente. Porque ello me permite tener una casa como nuestra,
dos coches, vestirnos en las mejores tiendas y comprarle un buen piano a mi mujer para que pueda
dedicarse a música, mientras una nurse cuida a sus hijos [Salom
2004: 100];
2) Eduardo. – Doce años. Todo un record. Vamos a celebrar ahora mismo como
merece [Salom 2004: 101];
3) Eduardo. – (…) ¿ Pero qué
te pasa hoy? ¿Qué te he hecho yo? ¿A qué viene de pronto
todo ese curriculum vitae? (…) [Ibid.]
Во всех трех приведенных примерах использование иностранных слов (nurse,
record, curriculum vitae) приобретает в речи героя
легкий ироничный оттенок подтрунивания над женой. Однако нередки случаи, когда
использование экстранхеризмов выглядит смешным и ироничным для окружающих,
оставаясь незаметным для самого говорящего, как это показано, например, в пьесах
Мигеля Миуры:
1) Paula. – Nosotras somos cinco. Cinco girls. Vamos con Baby Barton hace ya un
año. Y también con nosotros viene madame Olga [Miura 1989: 75];
2) Marcelino. – ¿Por
qué no tomas un sandwich,
Maribel? [Ibid. P. 159].
Ироничным в испанской разговорной
речи может быть и использование оценочных суффиксов. В этом случае ироническую коннотацию
они обретаю также в результате рассогласования связи между знаком и значением,
между формой и содержанием. Например:
1) El odioso señor. – (…) Todas las
chiquitas que han pasado por este músic-hall ma han amado siempre… Yo soy
el más rico de toda la provincia… ¡Es natural que me amen…!
Buby. – Es claro… Las pobres chicas
aman siempre a los señores educados… (…) Ellas necesitan cariño
de un hombre como usted… Por ejemplo, Paula. La linda Paula se aburre… Ella, esta
noche, no encuentra a ningún buen amigo que le diga palabras agradables…
Palabritas dulces de enamorado… [Mihura
1989: 121];
2) Fanny. – (…) Oye, tienes unos ojos bonitos…
Dionisio. (Siempre despistado)
¿En dónde?
Fanny. ¡En tu carita,
salao! [Ibid. P. 105]
В первом примере употребление уменьшительно-ласкательного суффикса –ita в слове palabritas ‘словечки’ приобретает в устах сводника, толкающего
девушку в объятья мерзкого старика, оттенок злой иронии (в отличие от русской, в
испанской разговорной речи уменьшительное ‘словечки’ не имеет закрепленного
деспективного оттенка). Во втором примере – carita ‘личико’, употребленное
по отношению к мужчине, приобретает оттенок легкой иронии, насмешки.
Фонетические феномены, свойственные
просторечию или региональным вариантам произношения, такие как синкопа, апокопа,
el ceceo, смешение согласных [r] и [l], также эксплуатируются в разговорной речи как
источник комического начала, или сами становятся объектом насмешки. Например:
1) Ambrosio.
Ese chiquito no ze paga con oro.
Diego.
Ha estado mu salao (Álvarez Quintero 1989: 84);
2) Ambrosio.
¿Zí, verdá? Poé
zé que progreze; pero lo
que le pío a usté, y a
tos los qie dicen que progreza, es que no me mienten ar niño (Ibid. P. 97).
Приемы комического
являются важнейшей составляющей комплекса коммуникативных тактик
испаноговорящей языковой личности, поскольку присутствие комического в речи
определяется не только индивидуально-психологическими особенностями языковой
личности, но также определяются национально-культурным своеобразием испанской
языковой картины мира, для которой во многом характерно смеховое осмысление
реальности.
Литература
1. Третьякова Е. Ирония в
структуре художественного текста [Электронный ресурс] //Ростовская электрон.
газ. – 2001. – 15 октября. – URL: http://www.relga.rsu.ru/n73/rus73_2.htm
2. Álvarez Quintero S. El genio alegre. Puebla de las mujeres / S.
Álvarez Quintero, J. Álvarez Quintero. – Madrid: Espasa-Calpe
(Austral), 1989.
3. Arniches C. La señorita de Trevélez. Los caciques. –
Madrid: Edición de Juan A. Ríos Carratalá, 2006.
4. Grandes A. Atlas de la geografía humana / A. Grandes. – Barcelona: Tusquets, 2007.
5. Mihura M. Tres sombreros de copa. Maribel y la extraña familia. –
Madrid: Castalia, 1989.
6. Salom J. Los infelices son 20. En la pecera. Una hora sin
televisión. – Madrid: Espiral (Fundamentos), 2004.