Суд  и процесс в нормативно-правовой культуре и  практике в союзе сельских обществ Нагорного Дагестана.

Магомедова Р.М.

К.и.н. ст.препод.

Каф. истории Дагестана

Пирмагомедов З.К.

аспирант

ДГПУ

г.Махачкала.РД.

Суд и процесс в нормативно-правовой культуре и практике в союзе сельских обществ Нагорного Дагестана.

В сельской общине дела разбирались старейшинами. Они собирались по мере надобности и открыто, гласно, допросив ответчика, истца и свидетелей, тут же объявляли свое решение, которое принималось большинством голосов. Решение это было окончательным и приводилось в жизнь немедленно.[1] В подавляющем большинстве случаев такое решение основывалось на местных адатах. До 60-х гг. XIX в. В Дагестане действовало до 40 партикулярных (самостоятельных) систем обычного права, т.е. адатских систем.[2]

К судебному разбирательству старейшины приступали только по устному заявлению потерпевшего, его ближайшего родственника или опекуна.[3] Если же дело затрагивало интересы всего общества, то разбирательств могло начаться по заявлению любого мужчины сельского общества, достигшего 15-летнего возраста. По соглашению сторон спорное дело могло разбираться не старейшинам, а избранными обеими сторонами посредниками «атlтlесебе». В таковые выбирались наиболее авторитетные люди селения, известные мудростью и справедливостью. А.В. Комаров называл такой суд: «мировой сделкой при пособии посредников, избранных тяжущимися».[4] Числа таких стариков могло колебаться в разных обществах и в зависимости от важности дела от 4-6 до 10-12 человек. Эти избранные посредники руководствовались при вынесении своих решений адатами, а также жизненным опытом и богатой практикой. По своему характеру это были, отмечается в частности А.М. Ладыженским в работе С.А. Лугуева, посреднические медиаторские суды.[5]

Задача судов и в первом, и во втором случае сводились к возмещению убытков потерпевшему (или прекращению) вражды и кровной мести.

Знающие жизнь и умеющие ориентироваться в сравнительно сложных ситуациях старики решали зачастую трудные задачи и с честью выходили из затруднительных положений. Для наглядности приведем два примера.

Тяжущимся из-за наибольшего пахотного участка дяде и племяннику посредники, по подсказке одного из них, старика из групп Тад-Магитля, сказали следующее: «Стыдно родственникам ссориться. Посоветовавшись мы решили: участок забросать камнями и запретить пользоваться им кому бы то ни было. Это будет вам наказанием, а остальным назиданием». Старший, дядя, безоговорочно согласился с таким решением. Племянник же почтительно попросил посредников не портить участок, а если можно, передать дяде или другому лицу. «Ты знаешь цену земли, в отличии от твоего родственника. Участок твой!» -так решили посредники.[6]

С двумя подравшимися и поранившимися кинжалами друг друга молодыми мужчинами, каждый из них которых зачинщиком называл другого, посредники поговорили отдельно. Допустим, сказали они первому, ты родился и вырос на чужбине и исповедовал христианскую религию. Через некоторое время ты узнаешь, что рожден на свет от мусульманина и мусульманки. Как бы ты поступил – спросили старики – продолжал бы молиться чужому богу или признал бы нашего бога и пророка? Мужчина не задумываясь заверил посредников, что в таком случае сделал бы себе суннат и стал бы правомерным мусульманином. На этот же вопрос другой ответил: «Вот так, сразу, я не смогу вам ответить: надо подумать». Тогда посредники решили: первый из отвечавших привык подчиняться порывам, второй думает, прежде чем сказать или поступить. Виновен первый.[7]

Вполне вероятно, что не все в приведенных нами примерах абсолютно достоверно кое-что приукрашено и надуманно. Здесь важно суть доверенным лицам нужно было установить вину «гlе», истину, и в поисках этой истины мудрецы проявляли завидную изворотливость, огромный жизненный опыт, знание жизни и быта своего народа.

Посредники, выбранные по договоренности обеих сторон, решали спорные дела и между джамаатами, или между союзом сельских общин с одной стороны и отдельной общинной с другой.

И в XIX в., и в более ранний период, феодализировавшаяся верхушка и состоятельные хозяева дела оборачивали в свою пользу, с учетом их интересов. Адатные нормы уже не предусматривали равного возмездия за причинение материального или морального ущерба. В.К. Гарданов пишет по этому поводу: «Господствующий в родовом строе принцип равного возмездия «око за око, зуб за зуб» был горской знатью в условиях феодализма превращен в свою противоположность, которую можно приблизительно сформулировать следующим образом: «за око – два ока, за зуб – всю челюсть».[8] Гидатлинские адаты прямо указывают : «если раб (лагlа) убьет свободного человека, то с хозяина раба взыскается дият, а если свободный убил раба, то он обязан заплатить хозяину стоимость этого раба.[9]

Адат ахвахцев закреплял право собственности на средства производства, оберегал коллективную собственность, стоял на страже интересов имущих.

Говоря о значении норм обычного права а Дагестане А.Руновский писал: «Это слово так часто упоминалось в каждом из сочинении о Кавказе, что едва ли нужно вдаваться в подробности объяснения его смысла, довольно сказать, что «жить по адату», «судиться по адату», - значит жить и судиться по тем неписанным правилам, которыми руководствовались с незапамятных времен».[10]

За покушение на общественную собственность или невыполнение общественных работ адат строго наказывал виновного. В различных селениях северного и южного Ахваха нами зафиксированы демонстрирующее это положение адаты, дошедшие до нас по рассказам предков наших информаторов. Сельское управление взымало штрафы (овцами, медными котлами, зерном), а также за невыход на общественные работы (за отказ от очереди выпасать скот, нести общественную охрану и т.д.).[11] Обратимся к зафиксированным в научной литературе памятникам обычного права ахвахцев. Так, по адатам цекобцев виновный в поджеге общественного сенокоса, площадью в две бурки наказывался двумя быками, в три бурки – тремя быками и т.д.;[12] за распашку общественных земель виновный платил две овцы; с каждого из старейшин, согласившихся продать общественную землю, брали по одной овце; за присвоение предмета из общественного имущества – штраф в одну овцу; за траву общественных земель – одна коза – и т.д.[13] А вот некоторые из гидатлинских адатов, распространявшихся и на общества селений Ратлуб, Цекоб и Тлянуб. За покос сена с общественного участка – штраф в один медный котел; за вспашку общественной земли – два котла по 4 ратlала каждый, такой же штраф – за выпас скота на общественных землях[14] и т.д. Охрана собственности и основная цель, и основное содержание адата, независимо от того в каком обществе он был задействован.

Была известна и такая форма, как адаты – соглашения между джамаатами, между джамаатом и союзом сельских общин, между такими союзами. Так, например, полевые материалы позволяют говорить о таких соглашениях, заключенных между жителями поселения Тад-Магитля с жителями селений Ратлуб, Карата, Анчих, с гидатлинцами. Ряд адатных установлений считался обязательным для всего вольного общества. Наконец, с 60-х годов XIXв. появились адаты наибства, адаты округа. Составители сборника «Адаты Дагестанской области и Закатальского округа» указывают: «Администрации удалось, дйствуя через влиятельных лиц, объединить многие адаты, а другие изменить или вовсе устранить из обихода … администрация имеет возможность без особой ломки и потрясений в быте горских обществ перейти со временем к суду общим всей империи законам».[15]

Если адатные нормы не давали ответа на какую-либо конфликтную ситуацию, мог появиться новый адат.

О дополнении свода обычно-правовых норм новыми положениями наглядно свидетельствуют адаты Цекоба, к отдельным пунктам которых есть такие примечания: такой штраф впервые взят с Абдуллы, сына Инкова, такой-то вакуфный взнос сделал первым Халиканов Абдул, новое решение приведено впервые в исполнение тухумом Раджабовых.[16]

Таким образом, по мере надобности адат обогащался новыми положениями. Это обстоятельство исследователи справедливо отмечают как одну из причин разнообразия адатных норм горцев Дагестана.[17]

Приступая к судебным реформам, царское правительство решило, исходя из своих, колониальных интересов и задач, ввести в Ахвахе, как и во всем Дагестане, судопроизводство, основанное главным образом на адате и частично на шариате, с соблюдением трех непременных условий: подчиненность и подотчетность судебных органов военной администрации, всякое охранение интересов государства и социальной верхушки и исключение из судопроизводства наиболее консервативных норм. Поэтому царская администрация произвела работу по сбору, и постепенной унификации адатов сельских общин и вольных обществ Дагестана. Такая работа была начата еще раньше, в 20-х годах XIX в., и прекратилась в связи с военными событиями на Кавказе.[18] На сегодняшний день до нас дошли адаты Каратинского наибства (значительно унифицированные),[19] свод адатов Цекоба,[20] Гидатлинские адаты,[21] которые служат важнейшим источником по исследованию особенностей социально-экономического развития, общественно-бытовой и семейно-бытовой структуры общества Ахваха. Кроме того, полевой материал дает нам отдельные сведения о локальных адатах селений Кудияб-Росо, Изано, Лологанитль, группы поселений Тад-Магитля, селений Ратлуба и Тлянуба, хотя сводов норм обычного права этих обществ не сохранилось (или, по крайне мере, до сих пор не обнаружены).[22]

Аппеляционной инстанцией для сельских судов был окружной суд, а для последнего – Дагестанский народный суд, который состоял из председателя (назначенного командующим войсками области с утверждением главнокомандующим Кавказской армий), членов суда (выходцев из социальной верхушки) и кадия. Председателем окружного суда был начальник округа или его заместитель. Сельский суд состоял из судьи (судей), его (их) помощников и кадия.

В окружной суд судью и его помощников избирало население. Сначала выдвигались избиратели (по два человека от 50 хозяйств, вскоре один человек от 100 хозяйств), а те уже выбирали судью и помощников.[23] Избирали чаще всего представителей высших сословий, духовенства, имущих слоев населения. Дела в окружном суде надолго залеживались не рассматриваясь. Это положение на наглядных примерах демонстрируют Н.М.Агишев и Н.Д. Бушуев, исследовавшие материалы горских словесных судов.[24] Жалобы и решения по ним в рукописном виде излагались в двух вариантах: на аварском языке и в переводе на русский.

В окружном суде разбирались дела об убийствах, ранениях, похищениях женщин, прелюбодеяниях, грабежах и насилиях, о спорных земельных вопросах. Кадии окружного суда (их могло быть 2-3 человека) давали консультации по вопросам семейно-бытовым и наследственным.[25]

И так, как справедливо отмечает И.Б. Гвазава, в народных судах рельефно выступают три элемента: народный, духовный и военно-административный.[26]

Сельский суд мог принять к разбирательству следующие дела: о купле-продаже, о захвате имущества (до 100 рублей), о воровстве, обмане, утайке (до 30 рублей). Кроме перечисленных вопросов и дел, сельский суд принимал решение по наказанию нарушителей общественного порядка, за ссору, драку, мелкое воровство, неисполнение постановлений суда и т.д.[27]

Меры наказания «тамикlе», выносимое сельским судом, предусматривались «Положением». Чаще всего за всякого рода провинности накладывались натуральные, реже – денежные штрафы «гlакlа» в пользу общества – размером до 3 рублей. За причинение кому-либо материального ущемления, убытка, требовалось возмещение убытков «зара» и штраф в пользу общества. Кроме штрафа, виновный «гlебукьодаве» мог быть наказан принудительными работами в пользу общества до 6 дней или арестом до 7 дней.[28]

Дела к рассмотрению принимались лишь касающиеся члены сельского общества или постороннего, пребывавшего в момент правонарушения на данной территории.

Обвинение выдвигалось только против одного лиц, подозрение же в различных обществах могло возводиться поочередно на двух трех лиц.

Во второй половине XIX в., в условиях все большего ослабления кровнородственных связей, суд, все чаще прибегает к услугам свидетелей «ахьи». Свидетель выступал на суде добровольно и за отказ показаний никакой ответственности не нес. Не подвергалось судебному преследованию и лицо, не предотвратившее преступление своим вмешательством. Из двух свидетельских показаний большим весом по адату обладало показание того, кто жил ближе к дому обвиняемого.

За любую драку на виновных налагался штраф. В Лологонитле затеявший драку штрафовался на одну овцу, в Тад-Магитле – на два котла из меди. По Цекобским адатам зачинщика драки наказывали штрафом на овцу, за удар палкой, камнем, даже в ответ на удар кулаком – в две овцы, за участие на стороне избивающего – в две овцы[29] и др. По адатам Гидатля за избиение человека виновный штрафовался быком.[30]

Большой процент преступлений падал на поранения (ранить, подстрелить – «бухьорулъа»). Виновный в поранении, кроме издержек на лечение пострадавшему, штрафовался ещё значительной суммой в пользу общества. Так, по адатам селения Лологонитль виновный в чьем либо тяжелом поранении платил пострадавшему половину дията[31] и быка обществу, а за повреждение какого-либо члена, т.е. за увечье «гlельилорулъа» - десять овец пострадавшему и пять общуству. По цекобским адатам виновный в нанесении раны кинжалом, нагайкой, или другим предметом давала по котлу пострадавшему и обществу. За ранение в голову, не доходящее до кости, пострадавшему полагалось две овцы, до кости – шесть, с с повреждением черепа, бык, стоимостью в 15 овец. Овцой в пользу общества штрафовался и тот, кто грозил кому либо кинжалом, шашкой или огнестрельным оружием. За рану, причиненную без оружия, виновный штрафовался в пользу пострадавшего двумя овцами, а причиненную оружием или топором – быком, стоимостью в 15 котлов.[32] В адатах Каратинского наибства, адатах гидатлинского союза обществ детально расписано, какой штраф в пользу больного и в пользу общества выплачивает виновный за повреждение пальцев рук, ног, уха, глаза, конечности и т.д.[33]

Значительное место в деятельности судебных органов отводилось делам о воровстве (вор – «мищуга»). Призванные охранять собственность общинников, нормы обычного права подробно рассматривали такие дела: почти на любой случай по воровству существовал особый адат.

Традиции родового общества были очень живучи в Дагестане. Это выразилось в частности в сохранении в рассматриваемое время отголосков былой коллективной собственности на землю (пахоту, сенокос, о чем говорят факты распространенности у ахвахцев, как и во всем Дагестане, права преэмнции (предпочтительное право при покупке участка) или ретракта (соседское право).[34] Согласно ему, продающий участок должен был предложить его сначала прежнему хозяину, своему родственнику или соседу, затем любому члену общины. Продажа участка за пределами общины не допускалась. Сельская администрация, опираясь на адат, зорко следила за тем, чтобы земельный фонд общины не преуменьшался и запрещала в судебном порядке подобные сделки.[35] Более того, детально конкретизированные адаты нередко запрещали продажу в другое селение кормов, взятие из другого джамаата скотины на содержание и т.д. Адаты, запрещающие продажу угоди за пределы общества, были у изанинцев, кудиябросинцев, тадмагитльцев, лологонитлинцев. Например, нарушителя этого адата в Кудияб-Росо ожидал штраф в одну овцу и по одной овце за каждый день, пока покупка не будет возвращена. Цекобские адаты наказывали провинившегося, штрафуя его на быка за каждый день до расторжения сделки. Если цекобец продавал хучадинцу сено, мякину или брал у него скот на содержание в селение или на хуторе, то его ждал штраф – четырехгодовалый бык в пользу общества.[36] Наверное, этими мерами цекобцы хотели принудить хучадинцев арендовать цекобские пастбища. Бытование перечисленных норм обычного права весьма характерно для общины, рассматривавшей себя как самостоятельную и обособленную единицу. Эта обособленность в ряде случаев демонстративно подчеркивалась нормами обычного права. По нашим полевым материалам цекобец наказывался штрафом в одну овцу за вмешательство в скандал «питина» или драку людей другого общества или за попытку искать правосудие у влиятельных лиц джамаата. По гидатлинским адатам за такую же провинность виновный штрафовался быком.[37] За совершение пятничной молитвы в мечети Тад-Магитлся худоколинцы, считавшиеся частью джамаата Кудияб-Росо, наказывались старейшинами последнего штрафом.

Вторая половина XIXв. характеризуется резким увеличением числа денежных штрафов. Если администрация затруднялась привести соответствующую норму адата, виновный наказывался штрафом в 3 рубля. Штрафные суммы, выплачиваемые в пользу общества, давали в руки администрации значительные средства.[38]

Одним из распространенных видов судебного разбирательства, ограждавшего судей от недовольства сторон, было судопроводство, основанное на присяге. Прибегали к нему ахвахцы в случаях, предусмотренных адатами, а также при затруднениях в сомнениях в установлении виновности обвиняемого. Отрицающему вину подозреваемому или возводящему обвинение истцу предлагали принести присягу именем бога и пророка; кА суде вместе с ним принимало присягу и определенное число соприсяжников, число которых зависело от важности рассматриваемого дела (от 1-2 до 50). В соприсяжники обвинения входили близкие родственники истца, в соприсяжники очищения по усмотрению старейшин и обвиняющей стороны могли входить в одних случаях родственники ответчика, в других – авторитетные односельчане. Если из пятидесяти соприсяжников трое, а из двенадцати и менее – по одному отказывались от присяги, дело этой стороной считалось проигранным. Об этом свидетельствуют, в частности, и наши полевые материалы. Обратимся, однако, к опубликованным сводам норм обычного права.[39] По адатам селения Цекоба для очистительной присяги требовалась клятва в невиновности подозреваемого и некоторого числа соприсяжников: по делам о клевете – два человека (один из них – не родственник подозреваемого), столько же – по подозрению в доносе в другой джамаат; по подозрению в воровстве овец – по одному соприсяжнику за каждую овцу, коровы - пять, быка – семь, коня – пятнадцать человек. Столько же (пятнадцать человек) соприсяжников требовалось по подозрению в убийстве (если человек скончался от ран), в прелюбодеянии.[40] Подозрение в убийстве по адатам Каратинского наибства требовало очищение с пятнадцатью родственниками, в оскорблении женщины – с пятнадцатью, незаконном зачатии ребенка – с однинадцатью или с шестью, в воровстве из дома – с шестью, в воровстве лошади или быка – с шестью, коровы – с пятью, баранов – с двумя за каждого барана.[41] По адатам Гидатлинского союза требовалась очистительная присяга с родственниками: по делам об убийстве – с пятнадцатью, столько же – по делам о поджогах, по три соприсяжника требовалось по делам о кражах, потравах, изнасиловании, клевета[42] и т.д.

Ахвахцы, как и другие дагестанцы, прибегали в судах к разновидности клятвы, известной как «хатун-таллах». Суть такой клятвы заключалась в том, что давший ее и изобличенный в обмане должен был разместить с женой, уплатив ей все, что положено при разводах.

Поспешность в принятии подобной присяги могла развалить семьи и вызвать враждебные отношения между семьями, тухумами. Поэтому члены сельского управления следили за тем, чтобы подобная присяга давалась лишь в предусмотренных адатом ситуациях. Самовольно дающий такую присягу у цекобцев наказывалась штрафом в овцу. Адат разрешал давать присягу женой в делах по убийству, прелюбодеяниями, воровству и избиению старейшины.[43]

Судом по присяге могли решаться дела на только между частными лицами, но и между обществами.

Нормы обычного права предусматривали определенные наказания за клятвопреступления. Резко осуждало их и общественное мнение. Однако, сам факт наличия подобных адатных установлений и ставка в общественное мнение уже говорят о том, что ложная клятва было явление не столь уж редким. «Обстоятельство, что клятва была альфой и омегой всего судопроизводства», - пишет А.Дирр – вело к злоупотреблению и тем самым к упадку всего судебного устройства.[44]

Основной формой наказания правонарушителя, как уже указывалось, были имущественные и денежные штрафы. Как пишет А.С. Омаров «формой общественного наказания за причиненный ущерб имуществу или личности… оставались имущественные платежи».[45] Система композиций – явление, характерное для большинства народов Кавказа. По этому поводу В.К. Гарданов, в частности, писал об адыгах: « Согласно обычному праву адыгов имущественные платежи составляли основную форму наказаний всех свободных членов общества за любое преступление, включая убийство…».[46] Все сказанное в полной мере относится и к ахвахцам, которые до введения шариата других форм наказания вовсе не знали. Возникала система очевидно в период разложения первобытно-общинного строя и понятно поэтому, что натуральная композиция предшествовала денежной. Последняя стала преобладать лишь со второй половины XIX в.: не случайно М.О. Косвен называл ее «полным и точным выражением господствующего экономического строя».[47]

Рядовой ахвахец не столько боялся суда старейшин, как осуждения общественным мнением. В повседневной жизни, в своем поведении в семейном кругу, в кругу родственников, друзей, односельчан ахвахцев постоянно ориентировался на общественное мнение. Кроме молчаливого порицания недостойных поступков, община, коллектив мог наградить нерадивого члена общества обидным прозвищем, сложить на него обидные куплеты – это было самым страшным наказанием для горца.[48] Словом, общественное мнение было внушительной силой, регулирующей повседневный быт общества и поведение каждого из его членов.

В XIX в., особенно в первой его половине, ахвахцы иногда прибегали к «божьему суду».[49]

К ордалиям прибегали, когда на кого-либо возводилось подозрение в правонарушении, а прямых доказательств не было. Нам удалось записать несколько старинных преданий о таких судах.

В народе сохранились предания о том, что когда-то для решения спорных вопросов между тухумами и джамаатами мужчины прибегали. Поединки могли быть конными и пешими, до первой крови, но выделял двоих-троих юношей, которые занимались усиленными тренировками, военными упражнениями на случай поединка. По адатам за убийство на такие поединки мужчина как кровник не преследовался, но на деле родственники убитого все же старались отомстить.[50] К XIX в. подобных поединков в Ахвахе уже не было.[51]

Рассматривая в различных аспектах историю права народов Кавказа, в том числе и Дагестана, исследователи признавали, что по сравнению с другими эти народы выделяются как «общества с высокоразвитым устойчивым правопорядком».[52]

Итак, в судопроизводстве ахвахцев значительный вес имело влияние патриархальных обычаев. Иначе и не могло быть в обществе, находящегося на ранних этапах развития феодальных отношений. Судебные органы были призваны охранять интересы официальной администрации и местной имущей верхушки. Разоблачая классовую сущность законодательства в антагонистическом обществе, Ф.Энгельс в работе об английской конституции писал: «Бедного не судит равный, его во всех случаях судят его кровные враги».[53]

В подавляющем своем большинстве все положения судопроизводства ахвахцев характерны и для других народов Дагестана. В конце XIX в. М.М. Ковалевский писал, что этническая пестрота Дагестана предполагает существование такой же пестроты в судоустройстве и судопроизводстве. Тем не менее, отмечает ученый, «вместо нескольких мы имеем перед собой только одну юридическую систему; частности ее, разумеется, весьма далеко расходятся у отдельных народностей, но общие и основные положения одинаково проникают собою обычаи аваров и андов, лаков и капучин, даргинцев и табасаранцев и т.д.».[54] Немногим раньше к тому же выводу приходит и А.В. Комаров: «Общий взгляд на преступление и наказание и на способы доказательства виновности… один для всего Дагестана…»[55]

Живучесть патриархальных пережитков, переплетавшихся в общественной жизни ахвахцев с элементами феодальных отношений, влияние ислама и наличие общинных традиций коллективизма предопределили одновременное функционирование у них различных систем судов: сельско-адатного, шариатского и посреднического (медиаторского, третейского).

Относительная хозяйственно-экономическая самостоятельность обществ и их слабо выраженная зависимость от феодальной власти способствовали тому, что отдельные общины имели свои, узколокальные своды обычно-правовых норм.

Система адатского сельского суда, унаследованная в своей основе от более ранних этапов развития общества, была призвана защищать интересы общинников. Усиление имущественной дифференциации членов общества и развитие феодальных отношений привели к тому, что сословно-классовая сущность адата стала проступать все более, отчетливей и рельефней.

Судоустройство и судопроизводство ахвахцев в основных своих формах и положениях было сходно с соответственными органами и их функциями других народностей Дагестана: аварцев, народностей аварской группы, даргинцев, лакцев, народностей Южного Дагестана, кумыков.

Проводя судебно-административные реформы, царское правительство не до конца доверяло сельскому суду и членам управления, строго следило за их деятельностью и держало их под контролем. Приняв во внимание традиционную гибкость адата, новая администрация умело использовала это его качество. «Допуская применение норм адата, царизм предоставил кавказской администрации самые широкие полномочия по ограничению и изменению обычно-правовых норм в соответствии с интересами колониальной политики» - пишет А.С. Омаров.[56] С другой стороны, рассматривая управленческую и имущую верхушку как свою опору, царизма усилила роль обычного права как орудия укрепления власти этой верхушки.

За время действия системы «военно-народного» управления происходили отдельные несущественные изменения в суде и судопроизводстве, но указанные выше цели и задачи суда, какими их видела администрация, не изменилось. Так, в специальной инструкции от 4 декабря 1912 года канцелярией наместника на Кавказе предписывалось начальниками участков Дагестанской области сохранение сложившегося порядка судоустройства и судопроизводства.[57]

[1] Лугуев С.А. Указ.соч. С. 166.

[2] Егорова В.П. Быт сельского населения Дагестана во второй половине XIX- начале XX века. Махачкала, 1874. С. 46.

[3] См.: Адаты Дагестанской области и Закаталинского округа. Тифлис. 1899. С.3-6.

[4] Комаров А.В. Указ.соч. С. 6.

[5] Лугуев С.А. Указ.соч. С. 166.

[6] Лугуев С.А. Указ.соч. С. 167.

[8] Гарданов В.К. Обычное право как источник для изучения социальных отношений у народов Северного Каваказа в XVIII-XIX вв. // СЭ. 1960. №4. С. 27.

[9] Гидатлинские адаты под редакцией Х.-М.О. Хашаев, М.С. Саидова. Махачкала, 1957. С. 21.

[10] Руновский А. Кодекс Шамиля. // Военный сборник. Т. XXII. 1868. С. 328.

[11] Свод решений и обычаев Цекубского сельского общества // Памятники обычного права Дагестана… С. 93.

[13] Лугуев С.А. Указ.соч. С. 169.

[14] Гидатлинские адаты. С. 17, 25, 27, 29.

[15] Адаты Дагестанской области и Закаталинского округа. С. 63.

[16] Свод решений Цекубского сельского общества. С. 95, 102.

[17] Адаты Дагестанской области и Закатальского округа. С. 63.

[18] Из истории права народов Дагестана: (материалы и документы). Сост. А.С. Омаров. Махачкала, 1968. С. 9.

[19] Адаты Каратинского наибства // Памятники обычного права Дагестана. С. 143-151.

[20] Свод решений и обычаев Цекубского сельского общества. С. 93, 119.

[22] Полевой материал автора.

[23] ЦГА ДАССР, Ф.2, Оп.2, Д. 3, Л. 70.

[24] Агишев Н.М., Бушуев Н.Д. Материалы по обозрению горских и народных судов Кавказского края. СПб., 1912. С 29.

[25] ЦГА ДАССР, Ф. 2, Оп. I, Д. II, Л. 3.

[26] Гвазава И.Б. Народные суды. 1909: Доклад, читаный в Кавказском юридическом обществе 30 января 1909 года.

[27] ЦГА РД, Ф. 126. Оп. 2, Д. 15, Л. 5-6.

[28] ЦГА РД. Ф. 126. Оп. 2. Д. 15. Л. 5.

[29] Свод решений и обычаев в Цекубского сельского общества. С. 95, 96, 99.

[30] Гидатлинские адаты. С. 19.

[31] Дият – искупленные платежи за убийство.

[32] Свод решений и обычаев Цекубского сельского общества. С. 95.

[33] Адаты Каратинского наибства. С. 143. 146; Гидатлинские адаты.

[34] Лугуев С.А. Указ.соч. С. 175.

[35] Лугуев С.А. Указ.соч. С. 176.

[37] Гидатлинские адаты. С. 23.

[38] Всеподданнейший отчет за 8 лет управления Кавказом генерал-адъютант графа Воронцова – Дашкакова. СПб, 1913. С. 27.

[39] Свод решений и обычаев Цекубского сельского общества. С. 94.

[40] Свод решений и обычаев Цекубского сельского общества. С. 93-95.

[41] Адаты Каратинского наибства. С. 143-149.

[42] Гидатлинские адаты. Под редакцией Х.-М.О. Хашаева, М.С. Саидова. Махачкала, 1957. С. 25.

[43] Свод решений и обычаев Цекубского сельского общества. С. 96, 97, 100.

[44] Дирр А. Об обычном праве Кавказских горцев: Пер. с немецкого // РФ ИИЯЛ, Ф. I. Оп.I, Д. 368, Л. 13.

[45] Омарова А.С. Система композиций в обычном праве Дагестана // УЗ ИИЯЛ, В. 16, Махачкала, 1966. С. 256.

[46] Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов. М., 1967. С. 227.

[47] Косвен М.О. Этнография Кавказа. Исследования и материалы. М., 1961. С. 56.

[48] Свод решений и обычаев Цекубского сельского общества. С. 96.

[49] Лугуев С.А. Указ.соч. С. 180.

[50] Полевой материал автора.

[51] Лугуев С.А. указ.соч. С.181.

[52] Косвен М.О. М.М. Ковалевский как этнограф – кавказовед // Этнография и история Кавказа. М., 1961. С. 242.

[53] Маркс К. Энгельс Ф. Соч., Т. I. С. 635.

[54] Ковалевский М.М. Закон и обычай на Кавказе. Т. II. М., 1890. С. 140.

[55] Комаров А.В. Указ.соч. С. 9.

[56] Омаров А.С. Судебно-правовая политика царизма в Дагестане. С. 36.

[57] ЦГА ДАССР. Ф. 2. Оп. 10. Д. 2. Л. 8.